– Так мы с мадемуазель Туше можем удалиться? – вкрадчиво спросил Базиль.

Дожидаться ответа он не стал, да его в скором времени и не последовало бы, потому что шевалье был очень увлечён чтением. Вскоре оборотень и призрак уже двигались к чёрному ходу, который был в наличии в любой таверне.

– В чём дело?! Почему мы не вышли через главный вход? – недовольно ворчала призрачная девушка, тараня старые шкафы для посуды полупрозрачной головой и пролетая насквозь, на что тарелки и фужеры отвечали возмущённым звоном.

– Тише! Ты, верно, повредила голову, прошибая стены? – совсем по-кошачьи зашипел на неё Базиль. – Мы не вышли, потому что через главный вход только что сюда вошёл тот, кто наложил на меня проклятие! Я его чувствую! Встречаться с ним снова я совсем не хочу!

Мари пролетела сквозь ещё один шкаф и предстала перед своим спутником с миской на голове, словно та собиралась заменить ей шляпу: среди посуды тоже встречались призраки-нелегалы. В это время из обеденного зала донёсся мужской голос чертовски приятного, но крайне мрачного тембра:

– Заблокировать все входы и выходы и обыскать здесь всё!

– О, Боже! – тихо пискнула Мари Туше, и её волосы встали дыбом во всю длину от страха, а миска-призрак покрылась мурашками, став похожей на дуршлаг.

– Туда! – прошипел Базиль, метнувшись в чулан, и вовремя: он и Мари как раз успели скрыться, когда дверь чёрного хода распахнулась, пропуская внутрь несколько странных сущностей.

Они выглядели, как люди, но Базиль не слышал биений их сердец и дыхания, да и движения у них были слишком плавными и текучими.

– Фантомы-ищейки! – прошептала Мари Туше. – Терпеть их не могу! Что будем делать?

Базиль уже шарил по карманам и вскоре выудил оттуда одну из своих знаменитых табакерок.

– Но ведь это же для повстанцев! – почти беззвучно возмутилась Мари Туше, разгадав его замысел.

– От них не убудет! – сказал Базиль и, прошептав загадочное «spiro» на латыни, открыл крышку, из-под которой уже струился лёгкий синеватый дымок.

Стоило его завихрениям коснуться призрачных форм Мари Туше, как её облик мгновенно преобразился, обретя плотность и объём, характерный для человеческого тела. Дело в том, что в свои табакерки Базиль собирал взволнованные дыхания. В среде скучающих аристократов они были наиболее насыщенными и ценились гораздо выше, чем прерывистые вздохи бедноты.

– О! Как это прекрасно! – завороженно прошептала Мари.

За это можно было бороться и жертвовать чем угодно, но Базиль не разделял её восторгов. Он уже успел извлечь из своего тайного хранилища небольшую шкатулочку, в которой хранил подаренные ему дамами мушки. Эти маленькие кусочки бархата было модно приклеивать на грудь и лицо, чтобы скрыть дефекты кожи или подать тайный знак своему кавалеру. Щедро выбрав наиболее крупную среди них, ту самую, что подарила сама Мария-Антуанетта, Базиль ловко, как признанный умелец, приклеил её к пышной груди своей спутницы, прошептав на латыни «pulsatio», и Мари ощутила, что у неё будто забилось сердце. Биения, которые таким нетривиальным образом собирал Базиль, тоже были в цене. В следующий миг дверь в кладовку распахнулась, пропуская фантомов, взорам которых открылась такая картина: миловидная белокурая и большеглазая девица в платье с шикарным декольте и белом переднике складывала продукты в корзину.

– Здравствуйте, месье! – очаровательно улыбнулась она. – Кого-то ищете? Хозяин заведения, мэтр Жаккар, в зале. Проводить вас к нему?

Ищейки некоторое время внимательно разглядывали её, напряжённо прислушиваясь, а потом потеряли интерес, видимо, услышав дыхание и биение, и плавно вытекли за дверь. Ещё через несколько мгновений Мари уже бежала по набережной де ла Турнель, оставив далеко позади таверну «Серебряная Башня». Миновав мост, она успокоилась, только затерявшись среди прохожих в квартале Сен-Жермен-де-Пре. Телесность помимо потрясающего ощущения живости и полноты чувств приносила ещё и усталость. Мари позволила себе расслабиться, только зайдя в церковь. Усевшись на неприметной скамейке в глубине храма, она открыла корзину и взволнованно взглянула внутрь. Но, как выяснилось, для волнения не было причин: Базиль в облике кота встретил её радостным мурлыканьем. Судя по всему, пока Мари в ужасе бежала по Парижу, оборотень преспокойно уплетал колбасу и ветчину, которые она положила в корзину, и теперь пребывал в самом замечательном расположении духа.

– Я чуть с ума не сошла от страха, а он тут ест! – возмутилась Мари.

– А что мне ещё было делать?! – спросил серый кот и, изловчившись, почесал лапой за ухом. – Ты сама наложила в корзину столько мяу-са, что я не смог справиться с искушением! Тут и святой от одного запаха нарушил бы все заповеди, что же говорить про меня?!

Мари Туше вздохнула, отчего её грудь всколыхнулась призывной манящей волной. После ритуала псевдооживления она начала ощущать запахи, и сейчас они казались ей нестерпимо более яркими и пронзительными, чем при жизни: ладан и ветчина… Что ж, Базиля можно понять. Каждый, кто хотя раз побывал на той стороне, не мог оставаться прежним даже после возрождения в новом теле: жажда жить любой ценой преобладала над всеми иными желаниями. Мари уже не сердилась на своего напарника. Вопреки всем домыслам они не были любовниками, хотя Базиль имел огромный и постоянно пополняемый «послужной список» в этом вопросе.

Очень многие отвергнутые им дамы даже желали ему зла в виде рокового чувства к опасной и жестокой женщине, с которой он хлебнёт много горя и бед. Судя по количеству таких пожеланий, кара в виде Мадам Зло должна была вот-вот свалиться на лохматую сумасбродную голову Базиля, но Мари считала, что даже самая жестокая женщина не сможет причинить вред этому милому котику, да ещё и превращающемуся в эффектного молодого мужчину.

К Мари Базиль относился, как к младшей сестре, видимо, потому, что они познакомились, когда ей было всего шесть лет, а оборотень уже разменял третью сотню. В то время он спас её от нападения разбойников и снискал искреннюю дружескую привязанность. Сама мадемуазель Туше до сих пор хранила верность своему Карлу, который когда-то был королём для всех французов и возлюбленным для неё. Собственно, из-за любви к нему она и попала в число повстанцев, где снова встретилась с Базилем, и они начали работать вместе. Нелегальные перемещения в мир живых с целью добывания дыханий и биений, которые были валютой в потустороннем Париже, и золота, ценившегося по ту и по эту стороны, сначала пугали мадемуазель Туше, но рядом с Базилем все страхи отступали.

– Что теперь будем делать? – спросила Мари, вспомнив о цели их пребывания по эту сторону. – Надо же переправить дыхания, биения и золото, но вдруг нас уже ищут?! У меня душа болит!

– Значит, как обычно, пойдём к Аптекарю, лечиться, – весело промурлыкал Базиль. – Мне тоже не помешает шкалик валерианы для успокоения.

Под кличкой «Аптекарь» в рядах повстанцев потустороннего Парижа был известен вполне живой человек по имени Луи-Клод Каде де Гассикур. Всё держалось в строжайшей тайне, поэтому никто не подозревал о наличии потусторонних связей у известного химика и члена Академии Наук. Он держал аптеку на улице Сент-Оноре 115. Это заведение пользовалось большим успехом, привлекая самых богатых клиентов, потому что кроме лекарств аптекарь умел изготавливать яды и противоядия, косметические средства и даже невидимые чернила для тайных любовных и политических посланий. Повстанцы платили ему звонкой монетой, да ещё предлагали интересный материал для изучения, поэтому месье Гассикур с удовольствием предоставлял убежище призракам и оборотням-нелегалам и при этом не совал нос в их дела.

– О, мадемуазель! – прошептал он, когда Мари летящей походкой отживевшего призрака шагнула под резную позолоченную вывеску и распахнула входную дверь. – Вы обрели такую неожиданную весомость, что, разумеется, только подчёркивает вашу безупречную красоту!

– Это Базиль у нас приобрёл неожиданную весомость! – с улыбкой возразила мадемуазель Туше, поставив на стол корзину с котом, доедающим остатками колбасы.