Водка, салат с неразрезанной сельдью, шницель, опрокидывающий представление о шницелях.

Когда я пытаюсь восстановить в своей памяти…

Когда я вспоминаю…

Передо мной встает…

Конечно, мир безумен. Безумны нищие на улицах Вены, безумен порядок, всё безумно, и девушки в том числе.

…Железнодорожный ресторан, автоматы, средневеково украшенные, и третий класс, где поджаривают зад с необыкновенным усердием.

Опять ночь среди томящихся и корчащихся пассажиров. Вена — Инсбрук, Букс, Цюрих, Базель, Мюльгаузен, Бельфор, Paris-Est.

Инсбрук. Катятся тележки продавца газет, сладостей, кухни на колесах, а всего один пассажир. Альпийские высоты и луга.

Швейцария. Букс. Деньги.

Садики такие аккуратные, что похожи на кладбища.

Прейскурантская красота — нас не обманывали.

Цюрих. Цюрихское озеро, глянцевитое и спокойное. Грабеж в ресторане.

Базель. Индустрия. Сейчас же Франция. Толстоносый железнодорожник уже проверяет билеты.

Поезда на Страсбург и Дюнкерк и прочее. Прононс.

Букс. Пришли швейцарцы черные с зелеными кантами. За ними австрийцы в горчичных мундирах и плащах.

Базель. Моет стекла француз с трехцветной повязкой.

От 2 до 5 он работал над собой.

Все в белых штанах, всем восемнадцать — молодость, оптимизм.

Ломка жанра.

Происшествия пора ввести и в область литературы.

Кино создало несколько прекрасных ораторов.

Дилетантизм.

Наш Саша рисует.

Лошадь? Табун.

Эх, горячие были денечки!

Есть блестящие места. Места есть, а произведения нет.

Директор первым долгом просит перенести действие в какое-нибудь другое место. Зачем — неизвестно.

Мало событий. Всё уходит на обыгрывание. Драматизм.

Лестница. Ничего не происходит. Само по себе красиво.

Смотрите, какой я гениальный.

Нет скромности.

Так не пишут стихов, так не изобретают.

Неся псевдотеоретическую чушь, такой человек хочет показаться новатором. В самом же деле он дилетант.

От дурака слышу.

У каждого режиссера есть желание взять самую высокую ноту.

Не надо тужиться.

Старики думают, что командир отчаянный злодей, но он тихий и застенчивый.

Командир хочет жениться, но, занятый интригой, не женится.

Она к нему равнодушна, но стоит ей узнать, что он кому-нибудь нравится, как она делает всё, чтобы его отбить.

Из вежливости лжет. Хочет показаться всем хорошим. Вскрытие делает на тараканах.

Эгоист Люся.

Старик Саша.

Человек жил с девушкой, выдавал себя за известного журналиста.

Люся видит на груди командира ордена. Он удивляется, почему командир не носит орденов.

Командир появляется в штатском. Мучится, завязывает галстук. Ночь. Дом уже заперли. Командир влезает в окно. Записная книжка. МХАТ, жениться. Ничего не успел сделать. Совсем забыл о том, что сделал самое важное, и в последнюю минуту женится на докторше перед отъездом.

Люся смотрит в лицо и меняет тон.

Леонид Михайлович Мизерник, он же Люся Веткин

Гришка Мизерник, его брат. Похож и лицом, и голосом

Эсфирь Петровна Альшванг, докторша

Нина Антоновна, библиотекарша в доме Героев труда

Иван Федосьевич Качура, профессор

Лолий Павлович

Светлицкий-Теплицкий, баритон

Екатерина Ивановна Левченко, ткачиха

Левченко Петр Семенович, ее сын, командир полка

Артиллеридзе, народоволец

Леня Скворцов, электромонтер

Старики, старухи

Семья Мизерников. Мизерник-младший.

Юнгмейстер.

А ромбов все-таки нет?

Человек читает в газете о кончине Апронов.

Люся подавлен.

Умирает человек, и ничего не остается.

А раньше оставил бы деньги. Эх, не на ту лошадь поставил.

Кто может сравниться с Матильдой моей?

Пил сырое яйцо. Ре. Си.

Я в градоначальника стрелял. Застрелил, как собаку.

Камертон. Когда я пел в Даль-Верме.

А там за взятки поют.

Молодые люди, у которых внутри всё содрогается.

Говорит не то, что думает. Думает не то, что чувствует.

Принципиально танцует.

Вдруг у тихого соседа открылся голос.

Назвался директором и был допущен в самолет, и только после катастрофы выяснилось, что он не директор.

Пошлость. Люся Веткин.

Преступление Люси.

Лихорадкин.

Я торжественно клянусь, что всё сказанное выше верно: я в этом убежден и уверен.

Раздражевский.

Вы не даете доформулировать.

Товарищи, если мы возьмем женщину в целом…

Они стали на путь изнасилования учениц.

Бежевые туфли и такого же цвета лиловые чулки.

Красивенький мужичок, дай копеечку.

Красивенький мужичок, дай пятачок.

В Барановичах розовые, синие, черные околыши. Нельзя быть таким элегантным. Надо спокойнее относиться к красоте.

Станция Слоним — родоначальница всех Слонимов и Слонимских.

Рана еще свежа — 25 злотых за продление виз.

Неожиданно на улице вас снимают лейкой и вручают адрес фотографа, у которого через два дня, если пожелаете, можно получить свою фотографию. Расчет — если из десяти придут двое, то и тогда выгодно. И таких фотографов много. Нас сняли на Маршалковской.

В театре «Голливуд» военизированные балеты. Ордонувна и ее партнер, фербенксовидный осел в цилиндре и фраке. Сама Ордонувна вкладывает в исполнение столько парижской страсти, что уже не хочется ехать в Париж. В общем, дирекция сделала все возможное, даже цветы в публику бросали.

Мчались всю ночь с громадной быстротой, но все-та-ки опоздали на полчаса и в Прагу приехали в 7 часов утра.

«Ресторашка», «Зайдем в ресторашку».

Уехали в Вену в 6.25 минут с вокзала Вильсона.

Мы сразу поехали на Вест-бангоф сдать чемоданы. Потом пошли пешком и обедали в ресторане на Zum Schillerpark, где, однако, висел портрет Шуберта.

После суток езды в не очень мучительных условиях мы приехали в Париж в 9.30 вечера.