Раскинув руки, спрыгну с высоты,

И пусть полёт закончится печально,

В моей душе лишь строчки пустоты,

А многоточие как эпизод прощальный.

Что было – было прожито давно,

Воспоминанья мозг взрывают с силой.

Что будет? Мне теперь уж всё равно…

Я так устала быть всё время сильной.

Любой из нас перед судьбою наг,

Все мысли и слова, увы, банальность!

А мне осталось сделать только шаг,

Шаг в вечность, где кончается реальность.

Я слышу осени дыханье,

Шуршанье листьев под ногой

И молчаливое прощанье

До тёплых дней, уже весной.

Природа тихо засыпает

Под колыбельную дождей,

И лист с деревьев облетает,

Уж обнажив кору ветвей.

Тускнеют осени творенья,

И краски не ласкают взгляд,

И нет былого восхищенья,

Уж сброшен красочный наряд.

И солнце тёплыми лучами

Балует реже с каждым днём.

Всё чаще зябкими ночами

Гуляет ветерок с дождём.

Ко сну готовясь, к смене года, –

Ведь спать природе до весны, –

Мы все задумались невольно

О приближении зимы.

Выпьем вместе, друзья, мы хмельное вино.

В этот радостный день нам не стоит грустить,

Загадаем желание вместе одно:

Вот бы жизнь нашу заново вместе прожить.

Чтобы вместе, как раньше, весёлой гурьбой,

Босоногой оравой вдоль тихой реки,

Под дождём или в солнечный зной – всё равно –

Мы неслись всем запретам чужим вопреки.

Чтоб сидели мы ночью опять у костра,

Под гитару б опять пели песню свою,

Чтобы знали лишь звёзды одни да луна,

Кто же будет, кому я любовь подарю.

Отмотать бы нам плёнку назад, как в кино,

Чтобы жизнь свою заново вместе начать,

Но мечтали мальчишками только одно:

Вот бы нам поскорее взрослыми стать…

Было это ли со мной – или, может, не бывало,

Но однажды под луной встретил я чертей ораву.

Окружил меня отряд: все мохнатые, с рогами,

Хвост у всех, копыта в ряд, так и жгут меня глазами.

Страх меня атаковал, задрожал я, как мальчишка.

Чёрт по-дружески обнял, говорит:

– Нальёшь, братишка?

Слава Богу! Груз с души, мне тут сразу полегчало,

Говорю: «В избу пошли, самогон налью сначала».

Черти всей гурьбой, галдя, в дом заходят спотыкаясь,

Марья же, жена моя, встретила их, не пугаясь.

Начала мести на стол, у стола волчком кружится.

Разносолы, самогон расставляет, не скупится.

Черти весело глядят, пятачками хитро водят,

Комплименты говорят, с моей Марьи глаз не сводят.

Посадили меж собой, пару стопочек налили,

А глазами всё глядят в её сдобные мотивы.

А она: «Хи-хи, хи-хи!» Раскраснелась молодица,

Стала пить на брудершафт и с чертями веселиться.

Тут уж я забыковал, и глаза налились кровью,

Приподнялся и упал. Дальше я совсем не помню.

Утром встал – в кровати сплю, у Марьяны вид усталый.

– Да приснилось всё тебе, – говорит, —

                                                          козёл ты старый!

Было это ли со мной – или, может, не бывало,

Что однажды под луной встретил я чертей ораву.

Голова болит с тех пор и в кровать не помещаюсь.

Вроде с виду не подрос, а рогами упираюсь…

Идёт заседание в зале суда.

Парнишки решается нынче судьба.

Он шулер, картёжник, обманщик и вор,

Он ждёт самый высший себе приговор.

С усмешкой он смотрит в бушующий зал.

В защиту себе он Фортуну призвал:

– Картёжник – не шулер! Виновен в чём я?

Пасьянс и удача – отрада моя.

Тут главный судья чуть со стула привстал,

Он жизнь лишь в застенках ему обещал:

– Но только ты сложишь пасьянс – не сропщу,

Я слово даю, что тебя отпущу.

Свою ты судьбу испытаешь сполна.

Посмотрим, как любит Фортуна тебя.

Рекою спокойной года потекли.

Насмешка судьбы. Знать, так карты легли.

В тюремных покоях менялась братва,

И к Богу отправился главный судья.

И вот уж старик, а не муж молодой,

Больной весь, седой и с густой бородой,

Костлявыми пальцами карты берёт…

Увы, от Фортуны не ждёт он щедрот.

Пасьянс разложив – не поверил глазам.

– О боги! – И слёзы текут по щекам.

Ему б веселиться – сложился пасьянс…

А он промолчал, на веселье скупясь.

Он жизнь свою прожил среди этих стен,

Он немощен, болен. Свобода? Зачем?

Что ждёт его там – за забором тюрьмы?

Одни лишь объятья холодной зимы.

Все мысли, как иглы, впиваются в мозг,

И плачет душонка и тает, как воск.

С желаньем борясь вновь увидеть рассвет,

На пол сбросил карты отчаянно дед.

И снова конвой провожает домой,

И стены родные, лишь он им чужой.

Старик, улыбаясь, прилёг на кровать.

С свободной душой так легко умирать…