Я показал этот небольшой спектакль и увидел недоумение в глазах людей! Я заразился в тот момент этим самым сомнением. Оно вошло в меня! Я потерял уверенность в том, что моя деятельность кому-то нужна и может изменить мир! Я хочу вернуть эту уверенность… Но вы себе представить не можете, какое это счастье, когда ты живёшь и знаешь, ради чего ты живёшь, и те люди, кого ты любишь, всем сердцем знают, что ты можешь быть кем угодно и где угодно, но одно остаётся всегда неизменным – это путь жизни и любви! И это то, во что я верю, как ни во что другое! Я всегда выбирал, выбираю и буду выбирать Любовь! Любовь к себе, к своей половинке, Любовь к своим детям и не к своим, к друзьям, к родителям, какими бы они ни были, и к людям! Именно это меня делает сильным!

Мне было 12 лет, когда я впервые увидел его по телевизору. Я знал, что игра, в которую он играет, называется футбол. Я также изредка, когда мне удавалось выходить во двор, гонял мяч. В соседнем дворе располагалась небольшая площадка, на которой по обе стороны стояли полуржавые ворота. Я брал свой потёртый кожаный мяч и бегал в гордом одиночестве по этой площадке и загонял мяч в пустые ворота. Меня от этого знаменитого короля футбола, бегавшего под десятым номером, отделяло одно: он играл в команде и с командой. Я знал, что, когда он забивал мяч в ворота, больше половины населения планеты резко вскакивало со стульев или своих кресел и кричало: «Он Бог!!!» Да, Пеле был воистину Богом футбола. И каждый мальчишка вроде меня мечтал так же играть в команде и, забивая гол, слышать в свой адрес признания себя Богом. И вот однажды я снова взял мяч и направился на футбольную площадку. Чем ближе я к ней подходил, тем отчётливее слышал крики местных мальчишек на площадке. Я ускорил свой шаг.

Когда я вошёл на площадку, то увидел по периметру бордюров столпившихся местных ребят, а по площадке бегало около пятнадцати игроков практически моего возраста. На секунду меня охватило недовольство тем, что они заняли мою площадку. Я настроился на игру с самим собой, и тут кто-то, не спросив моего разрешения, просто проигнорировав меня, устроил какой-то дворовый чемпионат. Это была минута моей бессмысленной обиды. Просто когда хотел играть я, в это время, видимо, никому не было до неё дела. И эта минута обиды быстро сменилась на дикий интерес и дикую жажду выбежать на поле и слиться с игроками. Первый тайм закончился, и игроки пошли на перерыв к своим сумкам, брошенным рядом с бордюром. Они достали бутыли с водой и жадно всасывали воду, словно они прошли половину пустыни Сахара. Они были словно какие-то особенные. Как из телевизора. Словно сборная какой-то страны решила погонять футбол во дворе.

И как же мне хотелось стать частью их. Но мысль, что я никому не нужен, я не такой крутой, как они, что я незаметный, отбивала у меня всяческий порыв. Я лишь смотрел на них, как на Богов, и не отпускал из рук мяч. Я ждал, когда всё это закончится и все покинут площадку, я снова начну гонять мяч в одиночестве, представляя, что я на самом большом футбольном стадионе на финале чемпионата мира.

– Под 10 номером играешь? – вдруг голос из ниоткуда вернул меня в реальность.

– Да… – ответил я робко.

– Надеюсь, ты играешь так же, как и Пеле? – продолжил он с уверенностью полководца, вербующего солдат на войну.

И когда спустя несколько минут я узнал этого человека, который был тренером одной из играющих команд, я на мгновение ощутил себя больше, чем просто футболистом. Меня признали. Меня увидели. Я им нужен. Он попросил меня заменить одного из своих игроков, который получил травму и не мог продолжать играть. Я был горд за себя и был благодарен Пеле за его удачный номер. Я бегал как гепард по полю. Я словно играл сам собой, и кроме меня, мяча и ворот противника никого не существовало. Первые десять минут я думал о том, что меня признали, меня взяли в игру. Но спустя эти десять минут я вдруг стал ловить на себе недовольные взгляды игроков моей команды и увидел глаза тренера, который качал недовольно головой. Я не умел играть в команде.

Мы проиграли и, наверное, проиграли из-за меня. Я привык играть один. Я не умел давать пас, не умел видеть своих соперников. Мне хотелось провалиться от стыда сквозь землю за то, что я подвёл всех. И в довершение ко мне подошёл один из игроков и злобно бросил фразу: «Ты не достоин носить десятый номер!» Я выбыл с позором из игры и ещё долгое время не возвращался на площадку. Мне казалось, что кто-то случайно увидит меня и своим недовольным взглядом или фразой напомнит мне о моём позоре. Прошли годы, и с тех пор я ни разу не бил ногой по мячу.

После окончания института я устроился на работу в большую компанию, и наш офис располагался на девятом этаже огромного бизнес-центра. На собеседовании я рассказывал директору отдела кадров о своих навыках и умениях. Она долго слушала мои комментарии относительно повышения процентной ставки в кредитовании и после того, как я закончил, сказала мне с довольным взглядом материнским голосом: «Надеюсь, ты так же хорошо работаешь, как и говоришь! Ты – то, что нам нужно! Мы берём тебя!»

Я несколько раз проезжал мимо этого здания в центре города и всегда думал о том, как было бы здорово здесь работать. Люди, выходящие из этого здания, такие красивые и успешные. Я хочу быть таким же, как и они. Мне тогда казалось, что весь экономический мир сконцентрирован на этом большом бизнес-пятачке. И вот когда меня признали и дали понять, что я нужен, я был на седьмом небе от счастья. Я достоин того, чтобы играть в их игры. Мне показали мой стол и огромную комнату, в которой сидело около 20 человек, таких же, как и я. Это был муравейник, и каждый муравей знал своё место и делал всё с точностью до миллиметра и секунды. Первые полгода я работал с внутренней эйфорией оттого, что я попал в эту коробку, куда, как мне тогда казалось, мечтали попасть многие.

Но спустя шесть месяцев я стал привыкать к этим стенам, и тогда они мне стали казаться не таким уж и королевством. Я каждый день входил в лифт и поднимался на свой этаж, и люди, которые ехали вместе со мной, даже меня и не замечали. Первые дни я старался здороваться со всеми, но в ответ слышал недовольное молчание. После я перестал здороваться с людьми, потому что понимал, что это никому не нужно.

Однажды я вышел попить кофе и смотрел из окна нашего кафе, которое располагалось на четыре этажа выше моего офиса. Я так высоко сидел и в то же время чувствовал, что я никто и зовут меня никак. Я стал похож на часть этого здания, как матрос из сказки, который прослужил около ста лет на одном корабле, слился с ним, и после его никто не видел. Он стал незаметной частью корабля. И вот когда разрушающие меня мысли дошли почти до своего пика, приятный женский голос снова вернул меня в реальность.

– Я вас знаю! Вы сидите почти напротив меня, – сказала она, словно ждала этого разговора уже не одну неделю.

– Простите, но я не помню… в смысле я не знаю… да, в общем, неважно…

«Неужели кто-то вообще на меня обратил внимание?» – подумал я тогда. Я снова получил признание. Мысли, которые меня расстреливали на месте, исчезли, словно туман. Мне казалось, что она в ту минуту сказала мне, что кроме меня в этом здании не на кого смотреть. Что я – самая яркая личность. Конечно, мы познакомились, выпили по чашке кофе и договорились встретиться снова, хотя работали вместе на одном этаже и в одном офисе. И расстояние между нами было в четыре стола. Приходя на работу, я смотрел только на неё и думал только о ней, в результате чего процент моих продаж упал. И вот тогда меня вызвали к шефу на ковёр, где он поставил меня к стене, зачитал приговор, объяснил, в чём я виновен, и привёл приговор в исполнение. Меня уволили, а значит, выкинули из игры.

Через несколько месяцев после нашего знакомства мы поженились. Свадьбу сыграли скромную, где были только мы и наши родители, которые с недоверием смотрели друг на друга. Мне казалось, что я похож на Ромео, а моя любимая – на Джульетту. Первое время мы смотрели друг на друга так, словно каждый день как в первый раз. После работы мы находили где-то силы и гуляли в парке вечерами. Букетно-конфетный период затянулся. И всё это закончилось после моего увольнения. Месяц я просидел дома, ничего не делая. Это было похоже на зализывание ран, и тогда пошли уже разговоры, чтобы я искал работу.