– Я подумаю.

– Думай быстрее, а то работа может уйти.

На следующий день Боря отправил в Хадсон резюме, а вскоре его вызвали на интервью. Вернувшись, он написал письмо-благодарность, подчеркнув, как ему всё понравилось, как хорошо он знает то, с чем ему придётся иметь дело, и как хотел бы оказаться в таком интересном коллективе.

Через неделю его пригласили на работу, и, хотя зарплату дали небольшую, он обрадовался.

Оставшееся до начала работы время он собирался использовать для того, чтобы изучить устройство кондиционеров и печек, которые ему предстояло проектировать, но первым делом он вымыл машину, сменил в ней масло и залил бензин, а когда готов был уже ехать в библиотеку, увидел, что около дома припарковалась ржавая развалина, из которой вышел человек средней степени небритости. Это был пьянчужка, давший ему пару недель назад $5 в залог. Боря вернул ему деньги, сказал, что решил оставить машину себе, и сел за руль.

Когда Коганы провожали дочь в летний лагерь, они познакомились со своей соседкой Лерой Лозовой, дочь которой, Таня, также ехала туда на всё лето.

Лагерь находился в соседнем штате, часто бывать там родители не могли, и девочки вынуждены были самостоятельно приспосабливаться к новым условиям. Они плохо знали язык, первое время чувствовали себя очень неуютно и общались только между собой. Однако вскоре с помощью нескольких английских слов и множества весьма доходчивых жестов сначала Таня, а вслед за ней и Лена научились объясняться со сверстницами. Помогала им воспитательница, которую звали Мэгин, она много лет прожила в Москве, познакомилась там с диссидентами, а затем вышла замуж за одного из них. Она хотела увезти его в Америку, но сделать это не успела – его посадили, а её выслали из Советского Союза. Мэгин вернулась в Штаты и стала бороться за его освобождение. Она несколько раз выступала в Конгрессе и организовывала демонстрации перед советским посольством, а когда о её муже стали писать американские газеты, он начал бессрочную голодовку. Советские власти не могли позволить ему умереть и стали кормить его насильно.

Когда Слепачёв пришёл к власти, наступило потепление, диссидентов освободили. Муж Мэгин к этому моменту потерял половину своего веса, а в таком виде отпускать его на волю было нельзя. Ему пообещали свободу, если он окончит голодовку. Он согласился, и несколько месяцев его откармливали, для того чтобы привести в божеский вид.

Мэгин проводила с эмигрантками много времени, и благодаря её усилиям за два летних месяца девочки вполне сносно освоили язык. В Миннесоту Лена и Таня вернулись за неделю до начала учебного года. Домой их привёз Борис, потому что незадолго до окончания лагеря Лера Лозовая нашла работу и очень боялась её пропускать. Ни мужа, ни родственников у неё не было, и Боря согласился помочь устроить её дочь в школу.

Приехал он туда намного раньше назначенного времени. Он хотел посмотреть, что собой представляет американская школа. Она оказалась совершенно не похожей на стандартные четырёхэтажные коробки, к которым Борис привык в Советском Союзе. Здание занимало очень большую площадь. В нём был актовый зал, вполне пригодный для театральных представлений, библиотека, киностудия, классные комнаты и множество кабинетов, над дверью каждого из которых висела табличка с названием.

Увидев надпись «Кабинет электротехники», Борис открыл дверь и замер: ему показалось, что он очутился в своей лаборатории. Не в той, которая ему досталась, когда он начал работать, а той, в которую она превратилась после полного переоборудования. Даже трёхфазные розетки, с помощью которых стенды подключались к сети, почти не отличались от советских.

* * *

Для того чтобы их приобрести, он обратился ко всем своим студентам. Через несколько дней отец одного из них, заведовавший складом, нашёл у себя десять наборов и пообещал передать их техникуму в качестве шефской помощи. Ему требовалось лишь заполнить и подписать необходимые бумаги, а это могло занять недели две. Вскоре, однако, зав. складом сказал, что обещанные наборы пропали. Боря почувствовал облегчение, потому что сын благодетеля – Валя – не отличался ни трудолюбием, ни старательностью, ни примерным поведением. Боря легко мог простить ему эти недостатки, если бы у парня были способности, но и они у него отсутствовали, а единственной платой за услугу могла быть только хорошая оценка на экзамене.

На следующий день после пропажи один из студентов вечернего отделения принёс Борису десять новеньких комплектов, уверяя, что нашёл их на заводской свалке. Иногда там действительно оказывалось новое оборудование, которое списывали за ненадобностью, и Боря спросил вечерника, не видел ли он на свалке других приборов. По ответам он понял, что студент на свалке не был. Заподозрив неладное, Боря стал подробно его расспрашивать. В конце концов, парень честно признался, что украл розетки на складе. Боря потребовал, чтобы он вернул краденое, но тот категорически отказался, заявив, что может попасться и тогда ему грозят серьёзные неприятности, ведь вынести с завода можно было что угодно, а вот внести – только еду, да и то лишь после тщательной проверки.

Выбрасывать розетки было жалко, а возвращать – рискованно и глупо, и Коган спрятал наборы до лучших времён. Сын же заведующего складом, испугавшись, что ему начнут мстить, стал старательнее готовиться к урокам и закончил семестр гораздо лучше, чем можно было ожидать. Боря с удовольствием убедился в том, что ошибался в оценке его способностей, и на экзамене вполне заслуженно поставил молодому человеку хорошую оценку.

Подождав, пока участники этой истории окончили техникум, Боря установил розетки.

* * *

– Борис, проснитесь, – сказала Таня, потянув его за рукав, – пока вы мечтали, я узнала, где находится кабинет директора.

– Показывай, – сказал он, и Таня уверенно повела его по коридору.

Встретила их пожилая женщина, на вид типичный завуч. Борис подумал, что, скорее всего, она живёт одна, а за неимением собственных детей воспитывает чужих и делает это с гораздо большим рвением, чем их родители. Именно такой была директриса Рижской школы, где сам он учился до переезда в Москву.

– Шерил, – сказала женщина, протягивая руку.

– Борис, – ответил Коган. После нескольких общих фраз завуч сказала, что хочет поговорить с каждой из девочек отдельно. Первой она пригласила в кабинет Таню. Продолжалось собеседование около получаса.

– Что вы там обсуждали? – спросил Борис, когда Таня вышла.

– Противозачаточные средства, – бойко ответила та, – нам про Шерил ещё в лагере рассказывали. Она работает заместителем директора уже лет сто. Сама она – старая дева, но теоретически подготовлена лучше многих профессионалок. От своих учеников она также требует прочных знаний по физиологии и на собеседовании задаёт одни и те же вопросы. Она и с Леной будет говорить о противозачаточных средствах.

Борис был неприятно удивлён. Он не знал, говорила ли Таня со своей матерью о сексе, но даже если и говорила, он развивать эту тему не хотел. Приехав домой, он позвонил жене, однако Рая быстро закруглила разговор, заявив, что ей некогда, и они прекрасно могут всё обсудить вечером. Вернувшись с работы, она сказала:

– Это нормальная школа, и завуч правильно делает, что говорит с девочками о сексе. Наверно, Шерил будет просвещать их и по поводу наркомании. Здесь это, к сожалению, часть жизни.

– Нам даже курить запрещалось, – поморщился Борис, – мы делали это тайком, а тех, кто попадался, могли выгнать из школы.

– Не жалуйся, ты сам рвался в Америку, – ответила Рая.

– Что же делать?

– Надо научить Ленку правильно себя вести, так, чтобы никого не обидеть. В каждом классе есть лидеры, которых называют популярными. Они часто сами торгуют наркотиками, а ссориться с ними нельзя, и если один из них приглашает понюхать травки, то Ленке придётся убедительно соврать, что именно сегодня она занята или что как раз сейчас больна и не может принимать таблетки. На всякий случай надо знать пять-шесть вариантов ответа и помнить когда, кому и что сказала. Резко отфутболивать наркоторговцев не стоит, потому что тогда с ней перестанут общаться, и она потеряет друзей.