– Чего?

– Они хотят служебную расу, то есть хотят рабов – ради их труда. Но скоро они поймут и еще кое-что: что власть над ними ценна сама по себе.

– И что теперь делать?

– Повторю – я понятия не имею! Скорее всего, мы ничего не сможем. Не войну же начинать, это немыслимо! И это по праву их планета, они здесь все сами решают.

Энки резким движением сорвал с ветки еще одно яблочко и со всей силы бросил его. Эмми всего поражалась, насколько сильно и далеко он бросает. Вот и сейчас яблочко, со свистом разрезав воздух, скрылось где-то далеко за кронами деревьев.

– Но ты же сам сказал, что патриархи тогда решили…

– Эмми, запрет патриархов – это родительский запрет. А родительский запрет действует буквально, именно как запрет – только до совершеннолетия. Для тебя мой запрет действует, таким вот образом, еще пять лет, а дальше – уже не так. Дальше если хочешь – можешь мое слово нарушить, ты свободна. Поэтому я тебе постараюсь никогда ничего не запрещать – чтобы тебе не приходилось меня ослушиваться, – подмигнул он ей. – А тут у них еще и своя планета, своя звезда. Им теперь никто не указ.

Эмми с задумчивым видом сорвала еще яблочко.

– Ладно, пойдем в дом. Постарайся побольше общаться с этими двумя, хотя бы с девушкой. Надо понять, кто они и что они, и прав ли Энлиль, что действительно вывел расу прирожденных рабов… С чего он так уверен, что у него это получилось? Черт! – он вдруг резко остановился.

– Что такое?

– Эмми, а ведь он создал не бессмертных!

– Что?!

– Эмми, я не знаю этого достоверно, но вот к гадалке не ходи – он вывел смертную расу!

– Смертную? Потому что гены животных?

– Да, вероятно, но это само по себе поправимо, мы же давно открыли технологию – глоток нектара и все… Но он им не даст этого глотка, уж поверь. Иначе получится, что он вывел расу конкурентов. Нет, он им не даст.

– Я… я могу тайком пронести и дать им.

– Бесполезно, они создадут новых… Кстати, и я бы на его месте не дал – кто знает, что за раса получилась… Мы уже сотни тысяч лет живем мирно, пусть и не без ссор, но мирно, вся Конфедерация, а тут? Это животное начало… Ох, ну и заварили же они кашу, Эмми!

***

– Эль, а можно мне сегодня слетать к Живе?

– Конечно, я же тебе говорил, – улыбнулся тот. – У тебя есть флаер?

– У отца есть, он мне даст.

– Бери мой, сейчас вызову, – он потянулся за коммуникатором. – Хотя… Погоди-ка.

Энлиль немного покопался в меню, а затем показал ей на посадочную площадку за окном. Там плавно опускался на землю небольшой флаер, но не золотой, а из алого металла, похожего на блестящую ртуть – только красную, а не серебристую. И удивительно изящной формы.

– Забирай. Насовсем забирай, потом с собой на корабль возьмете. Маленький подарок тебе от меня.

– Спасибо! – смутилась Эмми. – Он очень красивый…

– Не за что. Ты мой гость. Тут у меня один из младших – гений промышленного дизайна. На флаерах и специализируется. К нему очередь, за подобной красотой – уже лет на сто, наверное. А этот он для меня в подарок сделал. Ну а я тебе дарю!

– И ему тогда большое спасибо, – Эмми с удовольствием глядела на стильные, и при этом лаконичные формы машины. – У него действительно талант!

Энлиль, видя ее восхищение, с довольным видом кивнул.

– Но, Эмми… помнишь, что я тебе сказал про культуру? Вы с Живой девчонки, вам будет, о чем поболтать, но не передавай ей наши знания и нашу культуру. Запомни, мы для них – боги. Понятно? Конфет можешь ей привезти. И что захочешь еще – что сама захочешь, или что они попросят. Все, что нужно – спрашивай, я им дам. Но не уравнивай их с собой и с нами, понятно?

***

– Привет, Жива! Привет, Мадин!

– Привет, Эммануэль! – парень с девушкой поклонились ей.

– Жива, а можно с тобой немного поболтать? Мадин, ты не против, если я уведу у тебя Живу на часок-другой? – улыбнулась Эмми.

Они отправились вдвоем по аллее, в рощу. Эта аллея была не вымощена, а просто засыпана небольшими цветными камешками, которые приятно хрустели под ногами. Эмми спросила:

– Как вам тут живется?

– Хорошо, – застенчиво улыбнулась та. – Энлиль, и другие боги – они о нас всегда заботятся. Нам с Мадином здесь очень хорошо.

– А ты была еще где-нибудь?

– Нет. Энлиль обещал нас куда-нибудь свозить, мы его спрашивали, но он сказал, что позже, когда у него будет время. А выйти отсюда сами мы не можем.

– Он вам запретил?

– Нет, тут ниже по склону горы есть ворота в стене, мы можем их открыть. Но он сказал, что там водятся очень опасные звери, и нас сразу же съедят. Он даже говорил, что тут водятся огромные хищные птицы, крылатые ящеры, и что над этим местом, – она подняла голову к небу, – постоянно висит летающий корабль с огненным оружием, чтобы такая птица не прилетела и нас не утащила.

– Энлиль сказал вам правду. Я летала по планете, видела много зверей, и почти все они очень опасные. Вам действительно не следует выходить за ворота, ни в коем случае, – серьезно кивнула она Живе.

Они свернули с аллеи в рощу, чтобы полакомиться фруктами. Вдруг, мимо них по траве прошуршал какой-то маленький шустрый зверек. Почти наткнувшись на них, он замер и мгновенно свернулся в клубок. Весь он был покрыт тоненькими иголками, и теперь превратился в этакий колючий шар.

– Ух ты, какой милый, – удивилась Эмми, – никогда такого не видела!

– Это елжик. Кстати, его придумали боги. Кто-то из детей Энлиля. Они его создали. Как нас.

– Надо же! А кто его так назвал?

– Это Мадин придумал.

– ЕЛ-ЖИ… «Стоять»… Нет, «торчать», да? Иголки же у него торчат во все стороны… И «живой»? Живой торчунчик? – рассмеялась Эмми.

– Да, – рассмеялась Жива. – Он так и сказал мне, я тоже смеялась. Эммануэль, а какие там, снаружи, звери? Расскажешь?

– Конечно. Вон беседка, видишь? Пойдем, присядем, я тебе нарисую.

Они отправились к беседке. Жива по пути робко, но явно завистливо покосилась на золотую цепочку на ее шее. Эмми заметила это, вытащила цепочку из разреза платья и показала Живе.

– Вот, смотри, – улыбнулась она.

– Это золотое, как корабль Энлиля?

– Да, золотое. Это змейка, видишь? Наш фамильный герб. Папа очень умный, у нас на планете его все знают, так что даже в поговорку вошло: «мудрый, как тот Змей».

Дойдя до беседки, рядом с которой росло могучее, раскидистое дерево, они уселись на мраморную скамейку. Полированный камень был приятно прохладен после жары. Эмми достала из сумочки маленький блокнот и ручку. Жива неожиданно вздрогнула, увидев перед собой блокнот.

– Что такое, Жива?

– Это… это ведь… «книга»?

– Нет, не книга. Вот, смотри, видишь – чистые листочки. А в книге – буквы. Я тебе сейчас на этих листочках нарисую.

Эмми изобразила ящера, стоящего на двух могучих ногах, с толстым хвостом и зубастой пастью, и с крошечными передними лапами перед грудью. При этом она заметила, что Жива пытается, будто бы, отодвинуться от блокнота, хотя ей и интересно, что она рисует.

– Вот, смотри. Он очень страшный вживую, особенно если вблизи смотреть. Мы на флаере подлетали поближе к такому. А вот, смотри, такие вот ты или я, по сравнению с ним, – Эмми нарисовала маленькую фигурку человечка рядом с ящером.

– Ужас какой! – Жива широко раскрыла глаза, глядя на рисунок.

– Да, он реально ужасный. А как он жутко ревет, ты бы слышала!

Эмми убрала блокнотик в сумочку и дружелюбно улыбнулась Живе. У той уже почти прошла робость перед ней.

– А ты и правда прилетела с другой звезды? Как это – летать между звездами?

– Это удивительно красиво! Но лететь очень долго, много лет, поэтому почти все время мы спим. Просыпаемся только перед прилетом.

– Вы спите подряд много лет?!

– Да. Есть… есть специальные устройства и специальные лекарства. Ложишься в особую… воду, как в ванную, только с головой. Но не задыхаешься, а спишь. Просыпаешься, когда уже прилетел. Можно и не спать, но подряд много лет в корабле очень скучно. Я, когда летела – а я раньше никуда не летала – первые несколько месяцев прожила так, одна, когда остальные уже спали. Но потом мне надоело одной жить и книжки в тишине читать, и я тоже залезла в такую воду и уснула.