Мышцы скрутило в тугой канат боли. Я едва не завыла, но прикусила губу. Покосилась на Талицию – в волосах девушки белел цветок магнолии.

– Я так увлеклась его речами, что совсем забыла о наказании сестёр, – она по-детски надула щёки. – Какая же я эгоистка! Я должна была подумать не только о себе, должна была вспомнить! – Глаза её вспыхнули. – Но Кирмос… Он, знаешь, необыкновенный! Я и не представляла раньше, насколько. Дома, в Янтарных палатах, мне рассказывали, что он злой и жестокий кровопийца. А он совсем не такой. Он столько всего умеет! И обожает животных. Ты знала, что у него огромные конюшни? – Она тряхнула волосами. – Ой, ну что же я, конечно, ты знала! Ведь вы с Кирмосом почти родственники!

Моё сердце застучало громче зубов. Имя, которое я так и не смогла произнести, легко слетало с губ Талиции.

Глаза защипало: замёрзшего лица коснулся рассветный луч. Ещё розовое новорожденное солнце поднималось над полями, знаменуя начало нового дня.

Выходит, я провела в хрустальной западне всю ночь. Едва не свихнулась, чудом выжила. Но сейчас вдруг захотелось туда вернуться…

Я вдохнула – рвано, со всхлипами и остановилась перевести дух.

Сколько боли может выдержать человек?

– Он… – голоса было не слышно, и я прочистила горло. – Он был здесь всю ночь? С тобой?

– Прости, прости, прости, – запричитала княжна Веллапольская, на свой лад понимая вопрос. – Он не мог нарушить традиций академии, а я… Я бы хотела прийти раньше, но долг велел мне остаться. Сначала на приёме, потом рядом с консулом. Того требовала ситуация и политика. Это моя обязанность как княжны. – Она тоже всхлипнула и затараторила без остановки: – Умоляю, Юна, прости! Первое впечатление очень важно! Моё представление Кирмосу обязано было пройти идеально. Ты должна понимать, ты же сама… Ой, – девушка поняла, что сказала лишнее, и осеклась. Прикрыла рот ладонью в белой кружевной перчатке и виновато вытаращила глаза.

Но я понимала.

Понимала всё и даже гораздо больше, чем должна была.

Когда-то светом души слепила маленькая Юна. Теперь же отважная маленькая Талиция разделила со мной мой позор, потому что была чиста, справедлива и мечтала нести в мир добро. Она не была мной, нет. Она была лучшей версией меня. И ещё – княжной. Гораздо более приспособленной к жизни рядом с Кирмосом лин де Блайтом. Практически созданной для него. Он был здесь всю ночь, рядом с ней, и это было лучшим решением консула Верховного Совета.

О, я прекрасно это понимала.

А ещё чувствовала.

Стыд за наивное малодушие и женскую слабость. Впервые за всё время мне было холодно настолько, что внутри ощущался не лёд, а жар. То самое горячее сердце, что спасло мне жизнь, сейчас разлилось раскалённой лавой по внутренностям. Пожар ревности и отчаяния выжигал меня изнутри, но не согревал, а опустошал. Как это мучительно, когда в тебе всё ещё остаётся любовь, но сгорает вера в её будущее.

– Ваше сиятельство, – подоспел Жорхе. – Мне запретили помогать вам. Позвольте…

Он легко подхватил меня на руки, почти сняв с несчастной хрупкой княжны.

– Я не сиятельство, Жорхе, – слабовольно промямлила я. – Я Юна Горст. И я хочу домой. Пожалуйста, отнеси меня домой…

Рассудок всё-таки помутился. Потому что я просила о несбыточном. Откуда Жорхе Вилейн мог знать, где теперь мой дом, если я и сама не знала?

Стязатель просто отнёс меня в спальню, где служанки уже приготовили постель. Простыни оказались тёплыми, почти горячими, нагретыми раскалёнными бутылками, и от этого жара меня затрясло в лихорадке. Я беспокойно заметалась. В бледных лучах показалось, что мой мокрый от пота лоб трогает не Жорхе, а Каас. Мёртвый друг пришёл проведать меня.

Эсли шептала воззвания к Девейне, но получалось у неё откровенно плохо. Магия исцеления почти не отзывалась служанке, лишь немного улучшая моё состояние.

– Позову Лаптолину, – коротко бросил стязатель, но я вцепилась в его рукав.

– Вы знаете, где он? – потрескавшимися губами спросила я. – Он придёт ко мне?

Стязатель Вилейн отвёл глаза. Жестом велел служанкам выйти, и те подчинились, оставив нас наедине. Жорхе присел на постель, заботливо поправил одеяло. И сказал:

– Он уехал, госпожа Горст. Просил передать, что ищет способ, как разорвать связь. Мне жаль, Юна.

Я закрыла глаза.

Да, всё верно. Ментор разорвёт связь, и я не буду нужна ни ему, ни Ордену Крона, ни Мелироанской академии, ни лицемерной знати Батора. Я смогу быть собой – Юной Горст. Далеко отсюда. Я просто стану свободным человеком и начну всё заново, как начинала уже не раз.

Именно этого я и хочу. Нужно верить. Он найдёт способ разорвать связь. Он же…

– Кирмос, – сказала я вслух.

Покатала это слово на языке, пробуя его на вкус, представляя перед собой родной образ.

– Кирмос, – повторила снова.

Потом снова. И снова. Так и шептала это рычащее, громкое имя до тех пор, пока окончательно не провалилась в беспамятство.

– Inflammate Utvie. Eman miсhi'tum del Deveine! – звучал голос Сирены из далёкого прошлого.

В бреду, в корчах и приступах хриплого кашля я свернулась клубком на кровати и попыталась отпихнуть чужие руки.

В прохладной комнате покоев, где тоненькие свечи развеивали сумрак, женские фигуры в белом казались призраками. По телу прошла приятная волна магии Девейны, согревая и успокаивая.

– Вот так, – прошептала девушка. – Ещё немного. Alvioli bulmonos Vitalut. Eman miсhi'tum del Deveine.

Зидани Мозьен, светловолосая сестра-целительница, что всегда казалась самой незаметной, смущённо улыбнулась. От её прикосновений дышалось легче, и организм ускоренно побеждал болезнь.

– Konscimta Menielendo. Eman miсhi'tum del Deveine, – прошептала благородная дева и потрогала мой мокрый от пота лоб. – Это заклинание я составила сама. Чтобы ты немного успокоилась.

Магия исцеления работала безотказно. Зидани и правда была выдающейся целительницей, поскольку за несколько минут привела меня в чувство. Даже захотелось пить и есть. Сестра Мозьен сразу же поднесла мне горячего бульона с ароматным, ещё теплым куском хлеба. Я с жадностью накинулась на еду.

– Умница, Зидани, – подала голос Лаптолина. – Можешь быть свободна.

Госпожа Првленская стояла у окна, задумчиво рассматривая сад в розово-фиолетовом цвете вечера. Её длинные пальцы, украшенные тремя сочетающимися друг с другом кольцами, держали край занавеси.

– Слабость от потери магической памяти не пройдёт, – предупредила сестра и виновато закусила губу, кинув взгляд на браслеты из ризолита. Она открыла сумку и достала знакомый мне флакончик. – Лауданум. Придаст бодрости. Это всё, что я могу сделать.

Руки девушки дрожали. Она отводила глаза, суетилась и даже случайно оборвала часть балдахина. За что осыпала меня беспокойными извинениями и ринулась снова лечить. Обхватила белый тиаль, и тот в ответ вспыхнул, отдавая владелице накопленную магическую память.

– Спасибо, – как можно мягче поблагодарила я. – Зидани, не переживай так. Я не обижаюсь на то, что ты не разделила со мной позор.

Сестра кивнула, задержалась рядом, будто хотела что-то сказать, но её прервала Првленская. Она ещё раз вежливо, но твёрдо прогнала мелироанскую деву. Провожая взглядом тонкую фигурку с пушистым облаком волос, я невольно подметила излишнюю нервозность. В походке, в строгой осанке и сжатых кулаках девушки угадывалась решительность. Она шла так, будто готовилась спрыгнуть в пропасть. Возможно, я ещё недостаточно оправилась от лихорадочного бреда, но что-то в поведении целительницы было не так. Я даже на всякий случай понюхала бульон. Не подсыпала ли она мне яда?

Ароматный суп пах безобидно, и я одним глотком прикончила тарелку, моментально выбросив из головы странности поведения сестры Мозьен. Запила ягодным киселём, с удовольствием прихлюпывая. Вот бы сейчас айвового сока!