Семен не стал отвечать. Багровый блеск в глазах Прохора очень не нравился ему.

— Этот мальчик, что родился здесь, в Рачительном, на свою и нашу беду, у одной женщины из посада. Как только он появился, все вокруг будто с ума сошли. Сперва, на крещении, его заметил богатый купец. Он заплатил матери огромные деньги, чтобы взять ребенка себе на воспитание. Мать отдала сперва сына, а потом умерла с горя.

Мальчик рос и все вокруг восхищались им. Чем старше он становился, тем сильнее его тянули из стороны в сторону, переманивали из семьи в семью. Люди сражались за него, каждый хотел забрать его к себе. Так продолжалось, пока двое воевод не устроили здесь настоящую войну. Они стреляли из пушек друг в друга. В итоге они только рвали его на части и мучили. Ни дня своей жизни он не прожил спокойно. Ни один день не принес ему радости.

Семен молчал, слушал. Небо над ними снова взорвалось багровыми всполохами, точь-в-точь как те, что горели в глазах его собеседника.

— Я лишь хотел освободить его… ничего другого. Освободить от вечной борьбы и страданий! Они его мучили! Мучили!

— Ты убил его? — спросил Семен.

— Да! — выдохнул Прохор. — Да!

— Ради милосердия?

— Я… хотел спасти его… — с ужасом Семен увидел, как Прохор плачет. Прожигая полосу на одежде, слеза скатилась вниз и расплавив снег, исчезла.

— Хотел спасти. Но нельзя было спасти никого из нас! Мы все были обречены. Когда мальчик погиб, а меня забрали, всё зло, накопленное в сердцах выбралось наружу. Пришли пожары и эпидемии. Остатки горожан бежали и окончили свои дни в других местах. Городище опустело… никто больше не захотел здесь жить. Но людской век короток, а я… я не знал больше и дня покоя. Так велико во мне стремление к свету, что увидев его однажды, я уже не смог жить в полутьме!

— Мне жаль… — проговорил Семен, — Мне очень жаль, я не знал, что изнутри тебя пожирает пламя. Я искал тебя. Мне нужна твоя помощь, твой совет. Та девушка, Карина. Я говорил тебе о ней, помнишь?

Прохор промолчал и отвернулся.

— Мне жаль, что я заговорил о ней, после этого разговора тебе стало так плохо. Но мне нужна помощь. Я начал сомневаться в ней…

— Семен… — Прохор поднял голову. Глаза у него горели воспаленным, багровым блеском, — Разве ты не видишь, что со мной? Я никому больше не смогу помочь. Всё уже кончено.

Семен запнулся. Сказал удивленно:

— Я вижу, твой дух нестабилен, он рвется на части. Но ты обретешь силу и вернешься в обычное состояние.

— Не смогу. Думал, что так и будет, когда всё случилось, но я ошибся. Существование стало для меня пыткой. Пусть будет вечная тень… так лучше.

Семен внимательно взглянул на него:

— Не верю, что ты серьезно! Для таких как мы не будет иной жизни. Наши сущности возвращаются во вселенную чистой энергией и никогда больше не обретут сознания. Неужели ты хочешь исчезнуть?

Прохор устало сказал:

— Больше всего на свете. Там, где нет сознания, нет боли. Пусть все окончится. Ты поможешь мне? Если ты откажешься, я выпущу еще больше горя из себя и небо загорится багряным и плоды моего горя упадут на землю.

— Если ты угрожаешь миру, мне придется исполнить долг и восстановить баланс… но прошу тебя — подумай ещё раз.

— Я думал и искал забвения. Надеялся, что чувства уйдут. Потом стало ясно, они не уйдут никогда и тогда я сдался и пришел сюда, в место, столь дорогое мне и стал окрашивать небо багровым, чтобы кто-то из вас заметил и пришел мне на помощь. И я рад, что это именно ты.

— И ты не поможешь мне ничем, не дашь совета⁈ Не расскажешь хотя бы в чем ценность чистых и…

— Семен, моё сознание уже начинает распад. Я не могу ничем помочь тебе. Останови мою боль. Сейчас. Не мучь меня больше.

— Хорошо. Я благодарю тебя за дружбу и советы. Прощай.

Семен поднял руку. Прохор смотрел на него спокойно и устало, а в некогда белесых глазах плясали алые всполохи. Миг, и его тело рассыпалось серебристой пылью. Частички, переливаясь, тут же разлетелись по ветру. Те же, что упали вниз, медленно растаяли.

Глава 17. И все таки — чистая⁈

Город встретил его снегом и яркими огнями. Семен вернулся в самый Новый Год, когда всюду рвались хлопушки и человеческая радость так и плескалась, будто шампанское в бокале.

Он прошелся по людным улицам, поглядывая, как вокруг смеются и скачут дети и взрослые, но в этом году чужое веселье будто не задевало его, в глазах было темно и он будто всё время видел, как рассыпается прах над белым снегом.

Ра и Кусимир были дома, сидели в гостиной и будто в телевизор, смотрели через окно на улицу. Глаза у обоих были круглые, огромные. Перед Кусимиром стояла миска со свежим пашететом, а перед Ра тарелка с едой и шампанское.

Едва увидев его, Ра вскочила:

— Господин? Добро пожаловать домой.

Он махнул рукой:

— Сиди, не надо вставать. Сегодня праздник.

Кусимир даже не повернул голову и дернул кончиком хвоста: уж он-то точно не собирался вставать!

Ра умчалась, принесла бокал с витой ножкой и графин спирта, поставила рядом с ним, а затем снова села на пол рядом с Кусимиром. Так они и сидели, глядя как внизу взрываются салюты. Потом Кусимир стал прикрывать глаза, навалился боком на Ра и уснул. Она тоже сонно хлопала глазами, моргая, потом опустила голову на сложенные кулаки.

Утром Кусимир спросил:

— Можно мне уже в тени?

— Пока нет, — ответил Семен. — Дай мне несколько дней, я же просил. А сам пока сиди с Ра.

— С ней хорошо… Ра меня любит, — согласился кот.

Карина позвонила с утра. Он едва успел сказать:

— Привет, — как она трубку бросила, а потом и вовсе отключила телефон.

— Ра, были заказы? — спросил он, и девушка качнула головой:

— Нет, господин, никто не звонил. С вашего позволения, обычно заказов не бывает в январе. Вы же в это время берете время для отдыха.

— Будь с Кусимиром. Я вернусь вечером, — сказал он.

— Разве вы не станете отдыхать сейчас?

Он ничего не ответил, но едва повернулся к двери, как услышал, что в лифте поднимается знакомая. Он кивнул Ра:

— Открой. К нам гости.

Когда Ра подошла к двери, звякнул лифт и из него вышла Ефросинья, вся засыпанная снегом.

— Господин мой! — испуганно воскликнула она, глядя поверх Ра и отшатнулась, будто бы не сама пришла сюда.

— Здравствуй, — ответил он. — Ты по делу? Входи.

Скрывая любопытство, она осмотрелась, присвистнула:

— Неплохо живешь, батюшка! Первый раз такие хоромы вижу у хранителя! Ей богу, красиво, как в сказке!

— Проходи, — Семен пригласил её в зал, указал на диван, возле окна. — Садись и рассказывай, зачем пожаловала.

Ефросинья вздохнула, села, глянула с тревогой в окно. Руки так и подпрыгивали на коленях, беспокойно тянули оборки, мяли друг друга. Семен не стал торопить её, пусть подумает еще раз.

Вошла Ра с подносом, поставила на столик горячий чайник и чашки. Заметив ее, Ефросинья вздрогнула и подобрала ноги:

— Ой! Кто это у тебя, батюшка мой?

Ра фыркнула и ушла в кухню. Кусимир вздыбив шерсть умчался за ней.

— Не нравишься ты моему коту, — проговорил Семен, глядя ему вслед.

— Так кот-то не ведьминский, это кот хранителя, младший страж. Конечно ему любить меня не положено.

— Так и ты не ведьма, Лена, ты всего лишь слышащая, кот тебя как человека не любит. За подлость характера.

Она только поджала губы.

— Так с чем пришла? — повторил Семен. — Я слушаю.

— Дело такое, батюшка… склизкое, — хихикнула она. — Я ведь что? Замечаю. Инфарит помер, Марфа померла. В округе дела творятся, дурные. Замечал, батюшка?

— Лена, перейди, пожалуйста, на нормальный говор, — поморщился Семен.

— Это я по привычке. Простите, господин следователь! Так вот, что я пришла-то… в округе новый колдун. Мощный, страшный. Творит он не доброе волшебство. Что ж вы его не остановите-то⁈ Куратор у него кто? Дознались⁈

Семен посмотрел на нее и Лена тут же опустила голову. Сказала с досадой: