— Ладно, ладно, сейчас сухо! — сказал директор и пригласил нас в большую комнату.

Мы уселись в какие-то страшно глубокие мягкие кресла, прямо-таки потерялись в них. Смотрю на Миру — сидит испуганно на самом краешке и не сводит с отца глаз. Если сказать честно, этот директор не понравился мне с самого начала. Какой-то сморчок затюканный, вроде как украл чего-то и боится, что его в любой момент могут схватить за руку.

— Садитесь, дети, а я приготовлю сейчас вам сироп и кекс принесу, — замурлыкала жена директора.

Она вообще не понравилась мне. Встретила так, будто мы воры какие, а когда поняла, что мужа пришла чествовать пионерская организация, сразу переменила пластинку.

— Так из какого вы отряда, говорите? — спросил директор, когда мы уселись.

— Митко Палаузова, — ответил я.

— Какая это школа? Наша, что ли?

— Да-а, — протянул я.

— Так вы, наверное, знаете моих детей — Стойчо и Миру? Вы из какого класса?

Как только он сказал «Мира», мы с Жорой как по команде уставились на нашу Миру, а у той глаза стали как полтинники.

— Да, знаем Миру, — сказал я, так как первый пришел в себя. — Она очень хорошая наша подруга. Мы целыми днями играем с ней. — Тут я хотел продолжить, мол, вот она, перед вами, но вовремя спохватился, что дверь на кухню открыта и что жена директора может все услышать, а мы договорились беседовать с директором о нашем деле без посторонних.

— Вообще-то она Владимира, — произнес директор как-то скованно, будто оправдывался. — Не очень скромно давать ребенку свое имя, но это инициатива нашей мамы… Я и сдался… — Он снова кисло улыбнулся. — А теперь спрашивайте, что вас интересует?

— Э-э-м, — начал было Жора, видно придумывая, что бы такое спросить, ведь мы не успели договориться, о чем именно спрашивать директора по пионерским нашим делам.

И вдруг мне захотелось побить этого директора в «несердилку», и я спросил:

— Вы играете в «Не сердись, человечек»?

— Что?! — удивленно засмеялся он. — Уже лет тридцать, наверное, не играл.

— В нашей пионерской организации есть такой девиз: «В «не сердись» играйте, люди, и тогда войны не будет!»

— А, это правильно, правильно! — закивал он. — Взрослые должны играть не в войны, а в детские игры. Тогда будет всеобщий мир. Это вы хорошо придумали! Мо-лод-цы!

— Всегда готовы!

Жора вскочил с поднятой в салюте рукой. Он еще тот артист! Я тоже встал.

— Так, так, ребятки! Рапортуйте, рапортуйте! — одобрила наше поведение жена директора, которая принесла поднос с угощением. — Обо всех ваших успехах рапортуйте товарищу Владову. Его светлый пример будет…

— Прошу тебя, хватит об этом светлом примере, — умоляюще посмотрел на нее директор. — Так говорят об умерших…

— И о великих! — добавила она. — Дети не пришли бы к тебе просто так. Верно, ребята? Товарищ Владов — один из наших самых видных…

— Я прошу тебя, я тебя прошу! — произнес директор теперь уже сурово.

— Хорошо, хорошо, больше ни слова о тебе! — улыбнулась она. — Дети и сами знают, к кому пришли. — Она осмотрелась, остановила свой взгляд на Мире и спросила: — А почему эта девочка так смущается? Может быть, спросить что-нибудь хочет? Как тебя зовут, моя девочка?

— Мира, — пролепетала та чуть слышно, испуганно подняв глаза.

— Вы с моей Мирой тезки! — сказал ей отец, а жена его вдруг как уставится на Миру, потом перевела взгляд на своего мужа и произнесла изменившимся голосом: — Я сейчас кекс принесу.

— Ты тоже Владимира? — поинтересовался Мирин отец после того, как ушла жена.

— Нет, — прошептала она чуть слышно.

— Тогда твое имя даже лучше, потому что означает мир.

Мы с Жорой переглянулись, и, так как не знали, как будет лучше — сейчас правду сказать или потом, — я открыл коробку с «не сердись».

— Начинаем игру! Вы, товарищ Владов, играете красными! Жора — синими, я — зелеными, а Мира — желтыми.

— Я не хочу, — сказала Мира.

— Почему? — спросил директор, но в это время его жена снова вошла в комнату, поставила на стол блюдо с кексом и сказала мужу:

— Я выйду ненадолго.

Хлопнула дверь в прихожей.

— Если Мира не хочет играть, пусть посмотрит комнату нашей Миры, — сказал директор и повел Миру за собой. — Это библиотека, а это пластинки со сказками, — слышался оттуда его голос. — У тебя есть проигрыватель? — Ответа не последовало — наверное, наша только рот раскрыла, как рыбка. — Скажи своему отцу, чтобы купил тебе. Они дешевые, всего пятьдесят левов. Будешь слушать сказки, сколько захочешь… А это куклы, располагайся как дома…

Директор вернулся, и мы начали игру. И вдруг я понял, что побью его как дважды два… Теперь, когда жена директора ушла, самое время сказать ему обо всем, но что-то останавливало меня, я и сам не знал что. Да, вспомнил, Мира должна быть здесь, вместе с нами. Я стал соображать, как бы вызвать ее, но она вскоре появилась сама. Я один видел ее, потому что сидел прямо напротив двери в прихожую… Смотрю, Мира стала под вешалкой и глядит куда-то вниз. Я немножко приподнялся, чтобы видеть получше, что она делает: наша сняла свои старые сандалии, которые ей подарила прошлой осенью тетя Елена, и поставила их рядом с обувью отцовского семейства. Я продолжаю незаметно наблюдать за ней, что-то мешает мне окликнуть Миру… Снова выпала шестерка, и я ввел в игру последнюю свою фишку. В следующий раз, когда буду бросать кубик, придется убирать или директорскую фишку, или Жорину — я настиг обе сразу… Бросаю взгляд на Миру. Теперь она разглядывает одежду на вешалке. Пугливо протянула руку, погладила отцовский пиджак. Но в этот момент входная дверь скрипнула, и раздался злой женский голос:

— Стой! Воровка! — Это кричала жена директора.

Мира бросилась к нам, жена директора за ней. Потом в комнату вошли мальчик, наверное, лет пятнадцати, и девочка, очень похожая на Миру.

— В чем дело? Что случилось? — спросил директор.

— Что случилось? — продолжала орать его жена. — По карманам шарит у тебя за спиной. Смотри, разулась, чтобы не слышно было, и шастает!.. Эти морочат тебе голову, а она тем временем… Воры! Бандиты!

— Ачи! Ачи! — заливалась Мира слезами, прижавшись ко мне.

Жора вышел из-за стола и встал между нами с Мирой и той истеричкой. Уверен, если кто-нибудь только попробует прикоснуться к нам, Жора применит какой-нибудь прием каратэ.

— Это какая-то ошибка, — сказал директор жене. — Ребята из нашей школы и…

— А мы посмотрим сейчас, из какой они школы! — ехидно ответила та. — Вы их знаете? — обратилась она к своим детям.

— Нет, — ответили они.

— В нашей школе нет отряда имени Митко Палаузова, — добавил мальчишка.

— В вашей, может быть, и нет, а в нашей есть, — вызывающе произнес Жора.

— В какой это вашей, малёк? — грудью пошел тот на Жору.

— Во-первых, я тебе не малёк, — ответил Жора с достоинством. — А во-вторых, о нашей школе мы хотим поговорить с товарищем Владовым наедине. Мы просим вас, товарищ Владов, выслушать нас.

— Хорошо, — сказал директор. — Оставьте нас. Я уверен, они хорошие ребята, пионеры…

— Нет! Никаких разговоров наедине! — снова заорала его жена. — Пусть немедленно убираются, или я вызову милицию!

— Я хо-чу д-до-м-мой! — заикаясь от плача, шептала Мира. — Д-до-м-мой х-хо-чу…

— Подожди! — шепнул я ей на ухо. — Мы сейчас скажем все твоему отцу…

— Нет, нет, нет! — плакала Мира уже в голос.

И вдруг бросилась в прихожую, как слепая налетела на вешалку, помчалась вниз по лестнице. Мы с Жорой выскочили вслед, но уже на площадке остановились: внизу хлопнула дверь. Мира выбежала из подъезда. Не успели опомниться, как следом за нами на площадку вылетели Мирины сандалии и мое «не сердись» и дверь директорской квартиры оказалась запертой. Собрав рассыпавшиеся по лестнице и площадке фишки и кубики, мы спустились.

Мира исчезла. Мы обошли весь квартал. Спрашивали у всех встречных, не видел ли кто такую-то девочку, но бесполезно.