Эта «товарищеская» вечеринка несомненно сблизила особоуполномоченного с «членами ЦК»[216].

12 июля провожали Ивана Терентьевича на Александровском вокзале. Новицкий (С.В. Пузицкий) во исполнение приказа ЦК организации, как начальник военного отдела, отправился лично проверить состояние места перехода на Западной границе и переправить в Польшу Ивана Терентьевича и Андрея Павловича.

На вокзале их провожали Владимир Георгиевич, Валентин Иванович, жена Фомичева и Леонид Николаевич. При прощании Владимир Георгиевич сказал каждому соответствующее напутственное слово. Фомичев дружески, «по московскому обычаю» расцеловался со всеми.

В вагоне Андрей Павлович был в одном купе с Иваном Терентьевичем, а Сергей Васильевич — в соседнем из предосторожности. Это было указано и Фомичеву, что было им весьма одобрено с конспиративной точки зрения.

Прибыв в 12 часов ночи в Минск, отправились в гостиницу «Ливадия» на Комсомольской улице, где заняли отдельные комнаты.

Утром Новицкий отправился в ГПУ Белоруссии, переговорил с Ф.Д. Медведем и И.К. Опанским о том, чтобы они приготовили лошадей и место перехода границы.

Часов в 12 дня в номер гостиницы в то время, когда у Новицкого был Фомичев, явился помощник уполномоченного ГПУБ И.П. Крик-ман, по легенде командир роты пограничных войск того района, где обычно переходят переправы через границу. Доложив о положении дел, он получил приказание доставить всех до границы и произвести переправу.

В пять часов вечера Крикман заехал за ними, после чего они втроем выехали из Минска. Не доезжая 5–6 верст до границы, спешились и, пройдя полями и лесом до границы, произвели в 12 часов ночи переброску на польскую границу Андрея Павловича и Ивана Терентьевича.

При прощании Фомичев расцеловался, долго жал руку, благодарил за проявленное внимание, предостерегал С.В. Новицкого не подходить близко к границе и прочее. Просил к 10 августа лично встретить на границе «отца»[217].

Перейдя границу, Федоров с Фомичевым явились на пост Гайще, а оттуда отправились к коменданту Турковщизны. Получив необходимые документы для проезда, в тот же день выехали в Вильно, куда добрались 16-го утром. По приезде в Вильно Андрей Павлович отправил Ивана Терентьевича в Экспозитуру № 1 сообщить о приезде и сговориться о месте встречи с капитаном Майером.

Вскоре Фомичев вернулся и сообщил, что капитан Майер набросился на него с бранью якобы за его безделье, за передачу материалов Мосбюро через Философова в Генштаб Польши и др. Сообщил Федорову, что его свидание с Майером должно быть в два часа на конспиративной квартире. Фомичев был очень взволнован, очень обижен на поляков за то, что они не умеют ценить людей.

В 2 часа Федоров отправился на конспиративную квартиру, где его уже ждали капитан Майер и его помощник по Русскому отделу.

Капитан Майер был предупрежден Фомичевым, чтобы он не говорил с Федоровым так, как с ним, так как Андрей Павлович мог все бросить и немедленно вернуться в Россию. На Майера эта угроза, видимо, подействовала, так как он был очень корректен и вежлив. Капитан Майер начал с оценки доставленных ему материалов и о работе резидента Штиля.

Сообщил, что доставленные материалы почти никакой ценности не имеют, по ним нельзя составить никакого представления о состоянии войск Западного фронта. Если бы он не верил Мосбюро, то решил бы, что это сознательная дезинформация со стороны большевиков. Высказал недовольство тем, что материал передан в копиях. Сообщил, что он хотел бы иметь дело непосредственно только с Мосбюро, и чтобы эта работа оставалась для всех, в том числе и Философова, неизвестной.

Федоров, ему это обещал, объяснив передачу материалов Фи-лософову и во Второй отдел недоразумением и отчасти тем, что при капитане Секунде это допускалось. Кончили беседу мирно. Майер спросил Андрея Павловича, что ему от него надо. Федоров сказал, что ему потребуются два паспорта для поездки в Париж и разрешение на вывоз валюты из пределов Польши, а также содействие поручика Донзо (француза) для получения в Варшаве виз на въезд во Францию. Майер обещал, что все будет готово на следующий день.

Действительно, на следующий день Федоров получил два паспорта, письмо к консулу в Варшаву и отношение в Банк, для вывоза денег, по которому в тот же день получил официальное разрешение на вывоз иностранной валюты из пределов Польши.

Тогда же Майер сообщил, что из Варшавы от Философова приезжал к нему Клементьев узнать, нет ли от нас из Москвы каких-либо сведений и когда мы предполагаем приехать в Варшаву. Майер, сообщил ему, что все обстоит благополучно, по всей вероятности, в течение ближайших двух дней выедут в Варшаву. В тот же день Андрей Павлович в разговоре по телефону с Шевченко сообщил о своем приезде и о дате выезда в Варшаву.

В этот же день Фомичев устроил Федорову свидание с Ирмановым. Выяснилось, что Ирманов ждет в Вильно, когда его смогут перебросить в Россию. Федоров указал Фомичеву, чтобы он давал ему пока уклончивый ответ. Сам Фомичев, два дня проведенные в Вильно употребил на написание докладов для помощника начальника политической полиции Оленского.

20 июля прибыли в Варшаву. Никогда Федоров так не волновался, всю дорогу в поезде его преследовала мысль: «Удастся ли заманить матерого зверя в Москву?.. Достаточно ли вески аргументы, чтобы заставили Савинкова покинуть Париж и поехать в СССР для руководства тайной борьбой с большевиками?..»

В Варшаве отправились на квартиру к Шевченко. Тот сообщил, что Философов, хотя и болен уже несколько дней, но ждет Фомичева и Федорова к 12 часам дня. Евгений Сергеевич очень интересовался, почему не прибыл Павловский. Федоров рассказал ему легенду о его ранении. Никаких сомнений она не вызвала. Он только выразил большое сожаление по поводу происшедшего.

К 12 часам, как договаривались, Федоров с Фомичевым отправились к Философову, который с нетерпением их ожидал. Первым вопросом его был: почему не приехал Павловский, что «отец» теряет всякое терпение, что он буквально засыпал его письмами с запросами о Сергее Эдуардовиче и о Москве. Ответом Дмитрию Владимировичу явилась та же легенда о ранении Павловского, о неудаче экса и невозможности вследствие этого его приезда, минимум месяца два.

В остальном в Москве все обстоит хорошо. Федоров с Фомичевым командированы к Савинкову. Философов был расстроен ранением Сергея Эдуардовича, неудачей экса и невозможностью свидания «отца» с Павловским. Далее Федоров подробно рассказал Философову о положении дел в Москве, о цели приезда. Фомичев все это подтверждал как очевидец, рассказал о своей поездке на Юго-Восток для выяснения истории с Сергеем Эдуардовичем, рассказал о своих свиданиях с ним и с членами ЦК.

Философов спросил, какую он может оказать пользу в этой поездке. Андрей Павлович ему сказал, что имеется, как и в прошлый раз, письмо к французскому консулу от поручика Донзо и ему только нужно как владеющим французским языком поехать с нами в консульство. Мы сговорились сделать это на следующий день.

Дмитрий Владимирович сообщил, что ему удалось с большим трудом устроить Борису Савинкову разрешение у поляков на въезд его в пределы Польши на недельный срок. Это разрешение удалось получить путем долгой беседы как с эндеками (правыми), так и с ППС (левыми); поэтому же поводу пришлось беседовать с Бауэром, начальником 2-го отдела Генерального штаба, который предлагал ехать Савинкову по чужим документам, которые будут ему даны при посредстве 2-го отдела, и с Министерством иностранных дел, которое настаивало на приезде Савинкова официально. Министерство иностранных дел хотело видеть Савинкова для выяснения с ним русского вопроса в Польше.

Мнение же самого Философова было таково: или Савинкову ехать инкогнито, ни с кем из поляков не встречаться и ехать дальше в Советскую Россию, или же ехать официально, видеться со всеми, с кем хочет, но в Россию не ехать. Федоров согласился с мнением Философова. В тот же день была дана телеграмма Савинкову о приезде Андрея Павловича и Ивана Терентьевича, для того чтобы он успокоился.