Захватить такого крупного бандита было бы большой удачей для КРО ГПУ. Федоров договорился с Савинковым, что выступление отряда Павловского нужно обязательно согласовать с московскими организациями — Комитетом действия «НСЗРиС» и «Л.Д.». Поэтому, сформировав отряд, Павловский маскирует его на польско-советской границе, а сам тайно от своих людей прибывает в Москву к Леониду Николаевичу или Андрею Павловичу, которые к этому времени разведают место экса, желательно поезда с крупной суммой денег.
Андрей Павлович предупредил, что далее организация никакого отношения к этому делу иметь не будет. План его был таков: по приезде Павловского в Москву захватить его, а Савинкову сказать, что мы его не видели и к нам он не приезжал. На этом Андрей Павлович с Сергеем Эдуардовичем и Борисом Викторовичем и сговорились. Никто, кроме них троих, о цели приезда в Россию Павловского не должен был знать.
В воскресенье, 22 июля 1923 г., состоялся прощальный ужин Андрея Павловича с Савинковым. На нем также присутствовали Павловский, Фомичев, Деренталь с супругой и англичанин Сидней Рейли с супругой. Савинков представил Андрею Павловичу Рейли как своего хорошего знакомого, который оказывает ему постоянную помощь. Англичанин на прекрасном русском языке интересовался политическим и экономическим положением Советского Союза, состоянием железнодорожного и водного транспорта, экспортом хлеба большевиками.
После отъезда Рейли Деренталь рассказал Федорову, что англичанин заочно осужден большевиками к расстрелу, сам он тайно присутствовал в зале при чтении этого приговора, затем работал на Юге России при Деникине, ездил в США с антисоветской кампанией и вновь собирается в Америку по каким-то финансовым делам. По обращению с ним Савинкова и Деренталя можно было заключить, что эта личность для них ценна, от него зависит многое, как проговорился Александр Аркадьевич. Возможно, что Сидней Рейли поехал в Америку для финансовых переговоров с Фордом[141].
Савинков посоветовал Андрею Павловичу и Ивану Терентьевичу ни с кем из заграничных не связываться и не перебрасывать в Москву шифровки, только в исключительных случаях пользоваться торговыми письмами. Что касается Аркадия Федоровича Иванова, то он советовал вообще «никого из мелюзги» не перебрасывать в Россию, а пользоваться своими силами на месте. К капитану Росселевичу Савинков относился как к бесполезному канцеляристу, человеку очень тщеславному и надежному. Павловский же на Росселевича смотрел как на шпиона, продавшегося большевикам. Клементьева, Жарина и других Савинков считал мелкими сошками, бесполезными для осуществления переворота в Москве.
В понедельник, 23 июня, было последнее свидание с Савинковым, на котором он дал адрес своего друга, профессора Цендлера, в Выборге на случай необходимости бегства из России в Финляндию. На торжественных проводах в кафе при прощании отъезжающие расцеловались с Савинковым и Деренталем. Савинков поручил Павловскому проводить Федорова и Фомичева, после чего все разошлись до новой встречи.
24 июля 1923 г. Андрей Павлович и Иван Терентьевич выехали в Варшаву. На вокзале их провожал Павловский. Вновь трогательные, нежные поцелуи и пожелания «до встречи в Москве».
«В Варшаву прибыли 27 июля утром. Фомичев немедленно отправился к Философову и через час передал мне приглашение к нему на квартиру в 12 ч. дня. Встреча на этот раз была очень торжественна. Отношение Философова стало иное, чем прежде. «Философов стал равным мне человеком в Союзе». Пригласил он меня одного без Фомичева. Поговорили о поездке, о результатах, рассказал, что за день до моего приезда получил письмо от Бориса Викторовича, в котором он в восторге от «Москвы», в частности от Шешени и меня, и пригласил меня на обед в ресторан. За обедом присутствовали: я, Философов
и Жарин. Философов, слегка подвыпив, ужасно третировал Жарина, а частично и Фомичева, что люди, сравнительно молодые, сидят в Польше и «ждут у моря погоды». Сговорились с ним о способе передать мне в Москву относительно конференции и относительно наличия разрешения на визу во Французском консульстве»[142].
В ночь на 3 августа в необыкновенно сильный ливень Андрей Павлович перешел границу и с помощью сотрудников КРО ПП ГПУ по Западному краю выехал в Москву.
В письме от 1 августа 1923 г., привезенном Андреем Павловичем, И.Т. Фомичев писал Леониду Николаевичу Шешене: «Свидание с председателем правления состоялось, достигнуто полное соглашение по всем вопросам. Вопрос о слиянии фирмы или контакте в торговле предоставлено решить Вам, т. к. в обоих случаях будет оказана широкая финансовая и личная помощь главного правления.
На совещание акционеров нашей фирмы приглашены представители от Вас и ШТ, где будет разработан план работы и избрано правление. О времени совещания я Вас своевременно извещу. Свидание с председ. правления дало блестящие результаты. Главное правление давно предприняло радикальные меры к исправлению финансового положения фирмы. Кредитоспособность фирмы идет в гору и впредь могу с уверенностью сказать, что торговать будем не в кредит, платя при этом большие проценты, а за наличные»[143].
23 августа 1923 г. А.П. Федоров написал подробный доклад о четвертой командировке и своих встречах с Б.В. Савинковым. В частности, он уточнил отдельные детали бесед с капитаном Секунда, который 25 июня после своей поездки во 2-й отдел ПГШ сообщил, что дальнейшей работой по Москве будет руководить не он, а капитана Майер, чем он был очень огорчен. В ходе дальнейшей беседы Секунда сообщил, что полученные из России материалы, хотя и очень ценные, но в большинстве своем уже имелись во 2-м отделе Генштаба. 2-й отдел предложил Секунде ликвидировать все связи в Москве, за исключением Главного артиллерийского управления и Воздухофлота, от которых продолжать получать материалы, но строго определенные. Всю работу Экспозитуре № 1 поручалось сосредоточить на штабе Западного фронта.
За доставленные материалы по ГАУ и Воздухофлоту Секунда, по оценке 2-го отдела, заплатил 15 долларов и дал Федорову жалованье с марта по июнь, на путевые и другие расходы — еще 30 долларов.
На вопрос Андрея Павловича: «почему такая скудная оценка наших материалов, что это далеко не оправдывает их себестоимость и т. д.». Секунда с горечью сообщил, что все это результат неблагосклонного отношения правительства Битоса к «пилсудчикам».
Секунда просил Московское бюро помочь доказать 2-му отделу, что вся работа Экспозитуры № 1 держится только на нем. Для ведения работы по ГАУ, Воздухфлоту и в особенности по штабу Западного фронта он дал авансом 75 долларов.
На вопрос, почему 2-й отдел приказывает ликвидировать всю работу, кроме ГАУ и Воздухфлота, Секунда сообщил, что 2-й отдел регулярно получает все приказы РВСР, Штаба РККА, штаба Московского военного округа и другие через Польскую миссию в Москве. Им недавно удалось получить «весь мобилизационный план Соврос-сии», за что 2-м отделом уплачены «громаднейшие средства».
На замечание Федорова, что, узнав об утечке, большевики могут изменить мобилизационный план, и в конечном счете поляки могут ничего не достигнуть, капитан ответил, что это первый мобилизационный план, им важно было узнать его основы. Как бы теперь его не изменяли, в общем он все равно будет им известен. По его словам, в этом деле участвовали «видные лица», военные из Штаба РККА.
Андрей Павлович также отметил, что, когда после прибытия из Парижа он вновь явился к капитану Секунде, тот, чтобы скрыть от нового шефа капитана Майера поездку Федорова в Париж, предложил последнему подать рапорт. Тем самым он показал Майеру, что Федоров только что прибыл из России. В беседе с Андреем Павловичем капитан Секунда сообщил, что он едет в начале августа в отпуск на один месяц, в это время его замещать будет Соколовский.
Фомичев получил предложение Секунды стать «шефом агентуры» при условии, если это не будет тормозом для дел «НСЗРиС».
