Читатель уже, верно, догадался, что неожиданный защитник герцогини Делакур, был никто иной, как Артур Ярош.
Он прибыл на бал очень поздно. В зале господствовало оживление, и Ярош принялся с большим интересом оглядывать многочисленные маски. Он забился в дальний конец залы, откуда свободно мог наблюдать за прекрасной хозяйкой дома и ее гостями.
Вдруг его внимание было привлечено танцором герцогини, носившим такое же красное домино, как и сам он. От взгляда атамана не укрылись страстные взгляды, бросаемые герцогиней на своего спутника и в то же мгновение ему всё стало ясно.
«О, господи! – с тревогой подумал он. – Ведь она ошибается, принимает этого незнакомца за меня! О, герцогиня может еще чего доброго, назвать мое имя и таким образом выдать меня!»
Волнуемый этими мыслями, смелый атаман быстро последовал за своим двойником и его спутницей. Он видел, как они вошли в маленькую комнату, которая находилась за портьерой, и тревога его еще более возросла.
– Теперь она, скорее всего, может меня выдать! – прошептал он. – Необходимо, во всяком случае, оставаться теперь поблизости, авось, удастся предотвратить грозящую мне опасность.
Беззвучно, как тень пробрался он к ним, скрываем портьерой и, затаив дыхание неподвижно замер на месте. Отсюда ему видно было все происходящее в комнате. С возрастающим любопытством глядел он, как герцогиня сняла маску и пригласила то же самое сделать красное домино. Если бы потолок обрушился вдруг на голову Яроша, то он не был бы так поражен, как увидев пред собой маркиза Дельмонта.
Жгучая злоба, ненависть, отвращение и глубокая жажда мести охватили атамана при виде этого жестокого, звериного лица. Он инстинктивно схватился за кинжал, висевший у него за поясом, и готов был кинуться на своего ненавистного, смертельного врага, но в следующий момент он опомнился и, сделав над собой неимоверное усилие, остался стоять неподвижно.
– Но теперь, час мести еще не пробил, – сорвалось с бледных и бескровных плотно сжатых губ.
Он с интересом глядел за всем происходящим теперь между этой парой.
Его глаза вспыхнули торжеством, видя, как герцогиня оттолкнула от себя Дельмонта, но, когда последний насильно схватил молодую женщину за талию, Ярош забыл вдруг всякую осторожность и как разъяренный зверь кинулся на дерзкого нахала.
Но лишь только его сильный кулак так невежливо ударил маркиза по лицу, Ярош счел не лишним немедленно скрыться, иначе это могло иметь для него и герцогини весьма неприятные последствия.
В мгновение ока он шмыгнул под высокую колонну, за которой господствовал полумрак и, убедившись, что кругом никого нет, атаман быстро расстегнул воротник и коснулся небольшого банта, завязанного на шее. В этот момент маска сменилась. Красное домино вдруг превратилось в голубое.
– Во всяком случае, я теперь обеспечен от погони, – самодовольно прошептал Ярош, вступив опять в общую залу. – Однако, для большей безопасности, не мешает на время улетучиться отсюда, – добавил он про себя и быстрыми шагами направился в отдалённый буфет.
В буфетной стоял громкий шум от громкого говора и звона бокалов. Мужчины окружали многочисленные столики, уставленные горячими и холодными напитками. Многие сняли свои маски и, узнавая друг друга, громко хохотали и болтали.
Ярош занял место у одного из столиков, за которым сидел высокий мужчина, носивший костюм итальянского разбойника.
– Ах, здравствуйте, мсье фон Вали, – услыхал Ярош голос молодого человека, подошедшего к его соседу в костюме итальянца. – Надо вам отдать справедливость, ваш костюм великолепен. Если бы я встретил вас в лесу, то принял бы вас за самого закаленного разбойника и не на шутку испугался вас.
– Может быть, за самого Яроша? – смеясь, возразил фон Вали, один из самых знатных и зажиточных помещиков этой окрестности.
Это был очень симпатичной наружности человек, несмотря на то, что он уже был не первой молодости. Его имя было Ярошу знакомо, так как этот помещик слыл одним из благороднейших и влиятельнейших рыцарей. И действительно, это был в высшей степени добрый и гуманный господин для своих слуг, и верный товарищ своим друзьям. Его личность весьма интересовала Яроша, поэтому он начал очень медленно попивать свой чай.
Вскоре за этим столиком собралось целое общество, и завязался оживленный разговор. Говорили о событиях последних дней и вдруг Ярош, к удивлению, своему, услышал имя Теодоры Мальтен. Помещики говорили о печальной кончине этой благородной несчастной девушки.
– Господа, это неслыханное жестокое преступление, – промолвил фон Вали со вздохом – О, я знал бедную Теодору Мальтен, она была лучшей подругой моей супруги. Это была девушка редкого ума и благородства.
– Да, несчастная пала жертвой грубого фанатизма – подхватил молодой помещик. – Но больнее всего то, – с горечью добавил он, – что между помещиками еще имеются такие, которые глубоко уверены в виновности г-жи Мальтен и утверждают будто она в самом деле была колдуньей.
– Ну, полно, я не думаю, чтобы еще существовали подобные дураки, – с уверенностью заметил фон-Вали.
– А я все-таки знаю одного! Тише, вот он сам!
Это был помещик Барбье. Этот человек не пользовался симпатией своих соседей помещиков, так, как всем были известны его слабости, например, скрытность, жадность, мстительность и тому подобные качества, и поэтому при его появлении все замолкли.
– Здравствуйте, господа, – весело воскликнул Барбье, подсаживаясь к столу. – Вы, кажется, беседовали тут о чем-то очень интересном. Продолжайте, пожалуйста!
– Мы говорим тут о трагической кончине несчастной Теодоры Мальтен, – неохотно отозвался фон Вали.
– А, об этой колдунье Мальтен? – принужденно засмеялся Барбье – Погодите, господа, я вам сейчас выражу мое мнение о ней, я только глотну прежде рюмочку горькой.
Под рюмочкой он подразумевал приличных размеров бокал великолепного коньяка, который он залпом опорожнил. Мужчины мрачно переглянулись, желая в душе скорее отделаться от этого непрошенного собеседника, но последний, как ни в чем не бывало, поудобнее уселся на своем месте и торжественно начал:
– Теодора Мальтен мертва, нет больше колдуньи Мальтен. И вот что я скажу вам, господа: она понесла вполне заслуженное наказание. Она, и все ее чертово отродье ничего, кроме гибели, не были достойны.
– Что вы тут мелете, мсье? – с негодованием воскликнул фон Вали. – По какому праву вы так отзываетесь о несчастной женщине, убитой пьяными крестьянами? Артур Ярош, выступивший мстителем за это гнусное преступление, выказал больше благородства, чем вы!
– А я вас все-таки уверяю, что она была колдуньей, я в этом убежден.
– У вас имеются доказательства?
– Ну да, конечно! Она сама рассказала мне это в день похорон ее отца. Мы шли вдвоем по лесу. Вдруг она обращается ко мне и говорит: «Любезный мсье Барбье, скажу вам по секрету: человек только тогда может иметь успех в жизни, когда ему удается покорить своей воле черную силу!».
– Негодяй! Лжец!
Эти слова громко крикнул Артур Ярош, сильно возмущенный бесстыдной ложью подлого Барбье, который вскочил, как ужаленный, и растерянно уставился на голубое домино. Он весь дрожал, как в лихорадке, и глаза его выражали ужас и недоумение.
– Вы лжете, мсье Барбье! – продолжал атаман, ясно отчеканивая каждое слово – Вы бесстыдно лжете! Теодора фон Мальтен убита, но не крестьяне были ее убийцами, они служили только слепым орудием, исполнителями чужой воли, а настоящим убийцей был ни кто иной, как вы!
Мужчины с удивлением глядели на незнакомца, так неожиданно вмешавшегося в их разговор. Но в душе каждый из них был рад этой обличительной речи.
– Как… что… это… ах… Вы бесстыдный человек! – задыхаясь, воскликнул Барбье, лицо которого побагровело от охватившего его чувства гнева, – Сударь, я потребую… Я требую удовлетворения!
– Как? Драться с вами? Нет! Вы не достойны этого. – насмешливо прозвучало в ответ.
– Это гнусно!
– Гнусно клеветать на невинную девушку после смерти, виновником которой вы были сами! – спокойно возразил Ярош. – Господа! – обратился он к остальным помещикам, вежливо поклонившись, – простите, если я вам помешал.