– В Лос-Анджелесе спокойно. Машин меньше стало. Ты давно разговаривал с отцом? – Она резко поменяла тему гриппозных носов, соплей и трупов.

– Давно. Зачем уважаемого человека нервировать? Но он держится молодцом, Путина иногда поругивает. Ты чего меня вдруг вспомнила? – Андрей принялся жевать конфету, настроение заметно улучшилось. – Хочешь на гастроли пригласить? Я готов! – засмеялся он, но Ирина оставалась серьезной.

– Помнишь, четыре года назад, перед президентскими выборами, готовились твои гастроли по США для русских? – начала Ирина. – Протопить за Трампа.

– Конечно, помню, память у меня хорошая. Предлагали 20 тысяч за концерт. Чикаго, Нью-Йорк, Майами, Лос-Анджелес, Бостон. – Разин закладывал пальцы. – Сто косарей. Как нищему – я здесь на двух корпоративах столько получаю. За фанеру. И все равно в последний момент кинули! А я концерты в Сибири и Сочи отменил, новые носки купил, шнурки погладил, ботинки лакированные, фанеру по-новому записал, – начал он придуриваться и звонко, по-настоящему рассмеялся. – Ну ладно, не обижайся. Опять выборы на носу? – Андрей дурашливо, с одышкой запел:

Ирина повернулась вполоборота от веб-камеры и уставилась куда-то в угол. Вместо нее на Андрея Александровича с ее футболки смотрел осел.

В его голове промелькнула обида, как будто жена не просто показала ему свое барское презрение, к которому он так и не привык за несколько лет далекой семейной жизни. Она специально надела футболку с огромной головой осла, который с любого ракурса смотрел тебе прямо в глаза. Вот и сейчас он уставился на Андрея, оголив желтые зубы и прищурив глаз, как будто предлагал другому ослу вместе выпить. Но ругаться, да еще в скотское время домашнего ареста, не хотелось. Ирина повернулась к нему, словно прочла его мысли о нанесенной обиде. Физически ощутила приближение знакомого приступа в стиле «моча ударила в голову» своего далекого московского мужа:

– Я не случайно футболку с животным надела. Это символ Республиканской партии США. В ноябре здесь выборы и Трамп опять предлагает тебе гастроли для русских по Штатам. Финальный концерт в начале сентября в Нью-Йорке, на бейсбольном стадионе Shea, где «Битлы» давали первый концерт в США.

– Сколько? – спросил он уже серьезно.

– Чего «сколько»?

– Сколько концертов и сколько отгрузят за концерт? – перешел к деловому общению Андрей. Последние годы он торговался только с владельцами ночных клубов и небольших провинциальных стадионов. Их аренда стоила немного, и стадионы наполнялись почти под завязку. Посмотреть на тени прошлого, которые пели под ту же фанеру, как и тридцать лет назад, хотели многие. Да и билеты Разин «отгружал» по-божески, по триста рублей.

– Пока речь идет о твоем согласии. Если ты говоришь «да», то планируется не меньше шестидесяти концертов за два с половиной месяца. Сначала Западное побережье, затем Чикаго и Канзас. Третья часть – Восточное побережье: Техас, Флорида. Далее на север со всеми остановками. Предпоследний концерт в Бостоне – там много давно осевших русских, финал – в Нью-Йорке. Трамп в это время улетит на военную базу на Окинаве. Пресса, а она здесь очень влиятельная, будет сосредоточена на нем, ты спокойно отработаешь. Русские в Нью-Йорке и без агитации всегда голосуют за республиканцев. Но им будет очень приятно – тебя примут как подарок.

– Таки шо? Это мой личный подарок миллиардеру Трампу? – вновь не удержался и съехидничал Андрей. Он отвалился на спинку стула, засунул очередную конфету в рот. Передние ножки стула оторвались от пола, он принялся медленно качаться. Через мгновение раздался треск, он чудом успел занять правильное положение, иначе рухнул бы на пол.

– Господь с тобой, Андрей Александрович! Пятьдесят тысяч долларов за концерт. Частный самолет и номера люкс в каждом городе.

– Плюс ты вернешься к мужу, – добавил он, скрестив пальцы рук на огромном животе.

– Вернусь, если ты избавишься от половины веса и станешь похож на прежнего Андрея, – без раздумий отреагировала она.

– С половиной веса точно буду похож на сироту, – в раздумье согласился он, считая общую сумму гонорара. Выходило три миллиона долларов. По курсу в рублях 240 миллионов рублей. В обескровленной коронавирусом Москве на эти деньги можно было купить целый этаж в доме дореволюционной постройки на Петровке или Мясницкой. Разин давно вкладывал гонорары в покупку квартир – с ними не страшно встречать пенсию. А он с детства боялся старости. Фактически готовился к ней всю жизнь. Даже приобрел три участка земли на Троекуровском кладбище. И этим был похож на американцев – те откладывают деньги на собственные похороны всю жизнь.

– Репертуар? – уже совсем по-деловому спросил он. – Ты же знаешь, я пою пятнадцать песен плюс рассказываю про своего тестя Михаила Сергеевича, сравниваю концертную площадку, на которой выступаю, с «Лужниками», откуда выгнал Пугачеву с Кузьминым, даю зрителям номер телефона и читаю эсэмэски с вопросами. Два часа без перерыва, – перечислил он стандартный набор для выступления в приличном месте.

– Тебе виднее, – ответила Ирина. – Меланье все равно, их пиарщики просчитали, что важно само твое появление. Ты – их связь с родиной, которую все русские продолжают любить. Может, какую-нибудь частушку безобидную пропоешь про Трампа, типа поддержишь критику демократов в его адрес. Народ посвистит, покричит – это всех подхлестнет, и комар носа не подточит.

– Меланья – жена Трампа? Ты с ней знакома? – с интересом спросил Андрей.

– Как ты был колхозником, так и остался, – вдруг резко и обидно произнесла Ирина. Даже осел на ее груди посмотрел на Андрея с враждебностью. Казалось, он готов швырнуть в него колючей пальмовой веткой. – Я дочь Михаила Сергеевича Горбачева! Он избавил Америку от страха ядерной войны. Меня все живые президенты знают, голливудские звезды за честь считают пригласить в гости, я в руководстве многих благотворительных фондов!

– Уже кто был колхозником, так это твой отец! Вернее, комбайнером в том же колхозе в Привольном, где я дорос до заместителя председателя колхоза! – Андрей подался всем огромным телом к экрану компьютера. В ушах гулко и зло пульсировала кровь, руки потянулись к компьютеру. Еще мгновение – и он грохнул бы его об пол.

Андрей вцепился взглядом в лицо Ирины, она не мигая уставилась на него. Но, как всякий раз в моменты их смертельной, на убой, ругани время вдруг остановилось. Будто в давно канувшем в прошлое детстве, они вновь ощутили себя испуганными детьми в лодке, что замерла между черной водой и черным небом. Прыжки во времени всегда спасали их от смертоубийства. В эти моменты тот третий, что спас их от укусов гадюки и который давно бесследно исчез, вновь незримо появлялся между ними. Втроем они вновь превращались в змей и сплетались хвостами.

– Ибу Ибуди, хайдау муди, – вспыхнули в их сознании древние китайские иероглифы, которые громовым голосом читал главный змей – Калугин. И так было всегда. Всю жизнь. Он словно срывал внутри них неведомый стопкран.

Пульсация в ушах прекратилась, Ирина встряхнула головой и, как будто ничего не произошло, ответила:

– Конечно, знакома. Несколько раз была у них в гостях. Меланья уговорила меня войти в их предвыборный штаб. Папу в Америке любят, так что я, считай, козырь.

– А кто я? – спросил Андрей.

– Я же сказала: колхозник! – И они громко засмеялись. После свадьбы Ирина часто называла его этим прозвищем, но он не обижался, ему даже нравилось.

– А если коронавирус не исчезнет? Колхозников-то не испугаешь, а вы все такие нежные и сладенькие. – Он полез в коробку за следующей конфеткой, покрутил ей у веб-камеры и картинно засунул в рот.

– Не видать тебе меня как своих ушей! Жрешь не переставая. – Она сказала это довольно грубо, но русские, что жили долго в Америке, на самом деле начинали говорить грубо, даже матом, не стесняясь малолетних детишек. – Если эпидемия не закончится, выборы перенесут. Приедешь позже. В договоре я это зафиксирую. – Она начала терять интерес к разговору, но перспектива так быстро остаться в пустой квартире одному Андрея не устраивала.