РИ, Сибирь, предместья Искитима

Просыпаться было неприятно. Всё тело болело, я поморщился от ноющей боли, которая заставляла всё тело мелко дрожать, но всё же смог открыть глаза. Я находился в просторной комнате с белыми стенами, справа от меня было высокое двустворчатое окно, в которое нагло заглядывала одинокая луна. Одиноко у противоположной стены пристроились рядом друг с другом единственный стул и двустворчатый шкаф. Напротив окна в свете луны выделялась белизной раковина с зеркалом.

«Ну, ничего себе больница, видимо, меня положили в ту же больницу, в которую я пытался устроиться» — Подумал я и повернул голову на бок. Взгляд скользнул по трубке капельницы, которая тянулась к моей руке. А к моей ли руке⁈ Я смотрел на тонкую мальчишескую руку лет пятнадцати, ни шрамов, ни привычной татуировки во всё плечо, которая спускалась хвостом змеи в локтевой сустав, на ней не было. Я откинул одеяло и смотрел на молодое юношеское тело. Кое-как вытащив иголку капельницы из вены, я медленно встал и подошел к умывальнику, всматриваясь в зеркало над ним. Четко рассмотреть отражение не получалось, света луны не хватало, но я точно понял, что из отражения в зеркале на меня смотрит молодой парень лет пятнадцати-шестнадцати на вид. Черные волосы на голове пребывали в полном хаосе, острый нос и скулы очерчивали классический европеоидный разрез глаз, цвет которых я не мог угадать, тонкие аристократичные губы замерли в легкой ухмылке, но подбородок был волевой, с небольшой ямочкой, как в классических дамских романах… Стоп! Какие романы⁈ Я — Андрей Волков, майор медицинской службы Вооруженных Сил Российской Федерации в отставке, участник боевых действий, награжденный медалью «За Отвагу» и орденом Мужества, десантник, так как бывших десантников не бывает, мне сорок семь лет, на пенсию я вышел уже давно, так как в августе две тысячи восьмого получил тяжелое ранение — при взрыве гранаты мне перемолотило ногу, и вот уже пятнадцать лет я передвигаюсь строго с помощью трости или костылей, а кто этот парнишка в зеркале⁈

Голова закружилась от сотен мыслей, нахлынувшей паники и страха того, что я сошел с ума. Словно кто-то возник сзади меня, «чуйка» сработала, и я развернулся на пятках на сто восемьдесят градусов. Сзади никого не было. Я снова развернулся к зеркалу. Из него на меня снова смотрел молодой парень, за спиной которого стоял крепкий мужчина с длинными гладкими черными волосами до плеч, если бы не отсутствие света, я бы поклялся, что у него полностью черные глаза без признаков радужки и белков. Серая кожа, острые, практически хищные, черты лица, хитрое и безумно опасное выражение лица — на голове у него сидела белоснежная корона, словно выточенная из отполированнойкости с одним единственным черным ромбовидным камнем по центру, было ощущение, что корона словно бы растет из его головы…

«Так нужно, скоро ты всё поймешь. А пока спи…» — Прозвучал у меня в голове его голос, ладонь с черными ногтями легла мне на плечо, но губы в отражении так и не разомкнулись…

— Кто ты⁈ — Свой — чужой голос был хриплым, холодным и властным и звучал очень глухо.

— Со временем узнаешь. А теперь спи! — Губы странного «человека» тронула легкая ухмылка, и последнее слово прозвучало словно приказ для моего тела. Я повалился на пол с грохотом, теряя сознание…

* * *

Второе пробуждение было уже намного лучше. Я снова проснулся на кровати в той же комнате. Всё вокруг было залито светом, льющимся из окна, по ощущениям, время было около полудня. На стуле у противоположной стены сидел невысокий суховатый старичок лет шестидесяти на вид. Как только он заметил, что я открыл глаза, то сразу же вскочил и склонился в низком поклоне.

— Барин! Как же долго вы в себя не приходили, уже и Аристарх Прохорович в город отправился, дабы за лекаря справиться. Три дня ужо как убыл, Софьюшку, сестренку вашу младшую с собой взял и отправился в Новосибирск… — старичок начал тараторить без остановки, а я в шоке смотрел на него.

«Барин? Я? А Аристарх Прохорович мой дед? Софья? Младшая сестра? Он о чем? Дед у меня только один был, звали его Александром, и умер он ещё до моего рождения, да и в семье нас только трое всё время и было: бабуля, мать и я, других детей у матери не было, да и замуж она так во второй раз и не вышла…» — пронеслось у меня в голове.

— Какое сегодня число? — Прохрипел я.

— Так шестнадцатое августа, аккурат третий день, как ваши семнадцатые именины прошли, вы все три дня в лазарете и провели после принятия Небесного Покровительства.

«Небесное Покровительство? Что это?» — Подумал я, а в голове всплыли ночные события и странный мужик с черными глазами и костяной короной на голове в зеркале.

— Воды и еды… — Прохрипел я, чувствуя, как закрутило желудок.

— А это-то мы быстро, барин, сию минуту! — Мужичок распрямился и выскочил за дверь.

«Может, я сплю? — Подумал я и укусил себя за нижнюю губу, стало больно, и во рту мгновенно появился металлический привкус. — Не сплю. А, значит… Да ни черта это не значит!.. И так, что я имею? Я старый битый жизнь одинокий мужик оказался в теле мальчишки — подростка, судя по словам мужика, где-то в Сибири, и по ходу дела, в какой-то общине старообрядцев. Что-то они напортачили со своими мухоморами, и парнишка двинул кони, а я оказался в этом теле. Это что ж? Я умер и переродился что ли⁈ Вот никогда не верил в Бога, и вот нате — получите…»

Вернулся мужичок, вкатывая в комнату перед собой тележку с подносом. На нем оказались жиденький куриный бульон, овсяная каша на молоке и кружка с вишневым компотом.

— Марфа Петровна для вас компота вишневого наварила кастрюлю большую, сказала, в любое время просите, напоит даже вне обеда. — Улыбаясь, мужичек поставил поднос передо мной.

Ел я молча. Когда все тарелки и кружка опустели, я скинул кровати и свесил ноги вниз. Мужичок моментально подскочил к кровати и залепетал:

— Матвей Александрович, ну не надо, не стоит оно того! Вы три дня лежали, сил-то, сколько потеряли, опять же недавно только Небесное Покровительство приняли, вас из храма-то Аристарх Прохорович на своих руках выносил, я сам то видел! Отдохните, не вставайте.

«Матвей Александрович… Так вот как парнишку звали…» — Подумал я, а в слух сказал: — Отведи меня в храм.

— Ну, Матвей Александрович, может позже, а… А то вы и на ноги то еще не встали, а вас уже шатает… — Начал было отпираться мужичок, но я его прервал.

— Быстро. Отведи. Меня. В храм. — Чеканя слова, повторил я, вставая с кровати.

Мужичок вздохнул и встал со стула.

— Идемте, барин, коль уж так хотите. — Он двинулся к двери, придерживая меня под руку.

Я двинулся за ним. Мы вышли из комнаты и двинулись по длинному коридору к лестнице. Пока мы шли, меня начал одолевать детский восторг. Я ходил. Нет, не так. Я ХОДИЛ САМ! Без трости, без костылей, без простреливающей в колене боли от каждого шага, когда я опирался на левую ногу. Это было восхитительно! НЕТ! ЭТО ВОСХИТИТЕЛЬНО!!! С каждым шагом ноги держали меня все увереннее, и шаг становился тверже. Мы спустились по лестнице со второго этажа и вышли на улицу через высокие двустворчатые двери.

На улице царило позднее лето, было еще жарко, но уже чувствовалось, что совсем скоро придет легкая осенняя утренняя прохлада, от которой все вокруг зальет золото и багрянец… Я всегда любил именно осень, как говорила бабуля: «Осень — твоё время, Андрейка.» Я родился осенью, двадцать пятого сентября в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году в городе — герое Ленинграде. Я помню свое детство, школу номер сорок семь в Калининском районе, поступление в Военною Медицинскую Академию, курсантскую жизнь, смерть матери на втором курсе, выпуск направление на службу в Бурятию, там уже были командировки в Чечню, после перевод в Осетию, события августа две тысячи восьмого года, которые перевернули всю мою прошлую жизнь. Помню все мои последующие скитания по матушке — России, кем я только не был — сторожем, фельдшером на полулегальной артели при отмывке золота на Дальнем Востоке, работал и на фабрике по сборке пластиковых окон…