Раздумывая, кинуться ли за ними вдогонку или присоединиться к ходокам, окружившим этот пятачок поверхности земли, во главе с Симоном, Иван стал выбираться из своего укрытия. Оказалось, что залезть в него было намного легче, чем выбраться. Длинные затёкшие ноги цеплялись за несуществующие выступы, ломило всё тело из-за принятия неестественных поз каждого его члена и каждого сустава. Песок круга тускло светился и едва рассеивал темноту.
Наконец, ноги коснулись пола, Иван с удовольствием прогнулся, потянулся до хруста в костях и повёл плечами, выгоняя из себя мозглость и оцепенение.
Бездумно постоял у призрачного круга, машинально отмечая в нём едва заметные светотени, заткавшие его пространство. Глубоко вздохнул и решил всё-таки податься к Симону. Рассказать, как тут всё было. Подумал так и, усмехнувшись, вспомнил:
– «Испугался чертёнок, и к деду, рассказать про Балдову победу…»
Но вновь вспыхнувший яркий свет ослепил его.
Иван непроизвольно прищурил глаза, а когда смог видеть, то вздрогнул от страха и омерзения, так как оказался в тесном окружении тварей, напавших на него по дороге из оазиса трёхглазых. Он тогда избавился от них, несколько раз перескочив из мира в мир, обгоняя их на переходе. Но если те ничего, кроме своих когтей и клыков не имели, то эти были вооружены кинжалами и палками. Да и глаза их, диковатые и тусклые, всё-таки были более осмысленными.
Сказать, что такое окружение застало Ивана врасплох, – ничего не сказать. Ничего подобного он не ожидал. Но и для этих тварей, по всей видимости, он стал такой же внезапной непредвиденностью. У некоторых из них отвалилась челюсть от страха или неожиданности, а иные попятились, отгораживаясь от него телами сотоварищей.
Готовый уйти на дорогу времени, чтобы совершить однажды уже испробованный манёвр, Иван медлил. Эти существа не походили на тарсенов. Впрочем, как и предыдущие, недавно совершающие танец вокруг вещей. Такое разнообразие способных ходить во времени людей и других, и то, что разумных созданий, столпившихся в одной точке зоха, и, по всей видимости, не спонтанно, а, напротив, целенаправленно, могло заинтриговать любого, тем более Ивана…
Это как ходить по просёлочной дороге в ясные погожие дни середины лета. Сухо, земля тёплая, босиком пройтись по ней – наслаждение. Кругом зеленеет трава, листва на деревьях едва колышется ветром, отчего слух улавливает лёгкий ласкающий шумок. Дорога прямая, светлая, зовущая вдаль. И главное, по ней не страшно пройтись и одному. Людей нет, зверьё, если оно и есть, где-то прячется в зарослях…
Именно так Иван вначале ходил по дороге времени.
Затем, оказалось, что не так всё хорошо на этом просёлке по мере течения времени. Вот и осень, дожди, сумрак, похолодало. Земля превратилась в грязь, листву сорвал завывающий ветер, даль скукожилась, а под ногами появились следы «неведомых зверей», а на самой дороге тесновато от других идущих неведомо куда путников. Да кто-то рядом, за оголённым придорожным кустарником бормочет или чавкает, жадно пожирая кого-то. Идёшь и оглядываешься.
Жутковато…
Но коль скоро есть возможность обезопасить себя каким-либо образом – незаметно скрыться или убежать, то становиться любопытно, кому это ещё не сидится в такую непогоду, что заставило его мокнуть под дождём? Не совпадают ли у них интересы?..
Такое уникальное явление, как ходьба во времени, на глазах Ивана расширяло свои границы, увлекала, требовала осмысления…
Время шло, истекая секундами, а в возникшей немой сцене встречи Ивана с тварями ничего как будто не менялось.
От Ивана
У меня от них челюсти свело, но они меня тоже испугались.
Точно!
Жмутся друг к другу, и нападать на меня, смотрю, не торопятся. Побаиваются или чего-то ждут? Но мне от того не слишком хорошо. Прижат я к кругу, а ступать в него я не рискую, вдруг, провалюсь или перемещусь куда-то, куда исчезли в одночасье покупки тарсенов.
Всё-таки, пошёл по шерсть, а придётся возвращаться стриженным…
Это я так о себе не очень-то весело подумал. На мне стоптанные башмаки, штаны из грубой ткани и безрукавка – грудь нараспашку. Всё влажное, тяжёлое, неудобное… И больше ничего. В руках тоже пустота. Их же передо мной с десяток, и вооружённых. Чем попало: палками с заострёнными концами, дубинками и даже, вон, топорами на длинной рукояти, ножами…
Но почему? Кто их вооружил таким образом и зачем? Против меня, памятуя первую встречу с ними? Если, конечно, это были те же, что напали на меня на дороге из оазиса трёхглазых, в чём я сомневался. Тогда против кого? Предыдущих тварей? Что же тогда происходит на дороге времени? Одни охотятся за другими? Мы за ними подглядываем, а кто-то, кто знает, может быть, всем этим дирижирует.
Во! сюжетец!
А тут ещё и свет стал снова гаснуть, как в кинотеатре – медленно, словно в задумчивости.
Я стал их видеть хуже, зато они слегка ожили. По меньшей мере, произошло какое-то среди них движение: одни подались в сторону, кто-то выдвинулся вперёд. Сдвинулись не на много. На шажок или на полшага. Впрочем, всё это мне могло показаться, потому что на отрезке пространства, разделяющего нас, в воздухе происходило быстрое мелькание тёмных и светлых пятен.
Пришли в себя?
Надо было бы уходить, а я стоял будто очарованный своими мыслями, вопросами и видом этих существ, тем более что они на меня пока не набрасывались, не тянули ко мне свои уродливые конечности, не размахивали передо мной тем, что держали в руках.
У них, на первый взгляд, всё как у людей, но всё не так. Голова треугольником, плечи покатые – рубашке не удержаться, сползёт. Не лица, а личины, словно нарисованные на тряпичной кукле, зато рты и зубы развиты необычайно, впору разгрызать кости. Маленькие глазки незаметны – почти безбровые, серые на фоне серой кожи. Жилистые, поросшие до локтей шерстью, руки крепко держат орудия. Пальцы сильные, а ногти как когти – длинные, толстые, заострённые, опасные.
Со светом кто-то, похоже, баловался. Он опять вспыхнул.
И тут же твари потускнели, зашевелились, а точнее, заколебались, словно нарисованные на шторке под порывами ветра, и расступились, пропуская ко мне явно человеческое существо. Во всяком случае, его едва наметившаяся, ещё прозрачная, как лист полиэтиленовой плёнки, фигура мало отличалась от человеческой.
Но в ней была заметна явная непропорциональность или, как мне показалось, неправильность, что ли.
Громадный, словно деформированный лоб нависал над глубокими глазницами, но сами глаза в них оказались неправдоподобно большими и выпуклыми. Едва выдающийся нос размазан в ширину, ноздри тёмными провалами, нижняя челюсть практически без подбородка.
Такое карикатурное лицо я видел в каком-то мультфильме, где подобный персонаж быстро бегал и даже, кажется, мог летать.
Я говорю о лице, потому что оно бросалось в глаза, а всё остальное прорисовывалось и обретало плотность постепенно.
Итак, вначале лицо, потом вся голова со слегка оттопыренными прозрачными ушами. Дальше – больше. Туловище обрело осязаемый вес, проявились ноги – всё пока что бесформенное, но чуть позже обозначилась одежда: нечто подобное кителю, расшитому золотом в нелепом узоре сверху донизу, ноги упрятались в рейтузы, а ниже – тяжёлые сапоги выше колен. Наконец на голове стала материализоваться шляпа с пером – ни дать, ни взять передо мной явился мушкетёр, только без шпаги и накидки с крестом во всю грудь.
Лишь только я подумал о кресте, как он тоже наметился, правда, какой-то расплывчатый, словно видимый через мутное стекло.
Метаморфоза длилась, наверное, недолго, но мне показалось – вечность, так как обретение существом плоти, и её одевание происходили как бы на периферии моего сознания и внимания. Всё это время я не мог оторваться от его пронзительных, будто прожигающих меня насквозь, огромных глаз.
Существо в упор рассматривало меня, силясь что-то найти во мне и узнать обо мне. Я тоже пытался в его взгляде уловить какой-то намёк – кто же это передо мной?
