– Ой! Куда ты так забрался, я еле нашёл твой МЭЛЗ, всё шли через какие-то переулки! – сказал Сашка. – Да ещё нам навстречу какая-то бастующая молодёжь с транспарантами попалась. Да так они свистели, что я подумал, как бы нас случайно не побили.

– Вот где, братец, я и работаю, каждый день по этим переулкам хожу. Да здесь несложно от метро-то пройти. Просто с первого раза неловко идти. А молодёжь эта не бастующая, а просто митингуют сегодня.

Сашка с роднёй прошли в фойе и стали осматриваться.

– А Дворец-то себе ничего, приличный, колонны, да и звёзды ещё остались, как в советское время построили.

– Да, правда, ремонт нужен. Но фойе у нас уже отремонтировано, и туалеты тоже.

Зрители стали собираться. Мы заняли свои места и ждали начала оперного действия.

Наконец софиты зажглись, и на сцену вышел боярин Собакин, потом опричник Грязной и Марфа, потом появилась Любаша в старинном платье. Она и была царская невеста. Артисты были не профессионалы, а участники самодеятельного кружка из ЦСО, пенсионеры и инвалиды.

– Э-ге-ге! – вдруг воскликнул Вася.

Видно, то, что вместо пышной молодой невесты вышла худая старушка в девичьем сарафане, его покоробило. И когда она стала брать верхние ноты, явно не дотягивая и при этом повизгивая, он сказал:

– Хм-м! Какая сутуленькая невеста. А я думал, царь любит красавицу.

– Смотри, смотри, что будет дальше, – одёрнул его Сашка, – интересно же.

Ему было интересно, что будет по сюжету, хотя появление бабушек в девичьих сарафанах сильно снижало эффект сцены и общее впечатление. Сашка не стал подавать вида, что здесь явное несоответствие, и что вообще зря и смотреть эту оперу, ища объективные объяснения тому, что происходит на сцене.

Всё-таки лица всей его компании немного приуныли, хотя декорации и костюмы для сцены многих приводили в восторг. Недостаточный опыт актёров не давал особого напряжения, и внимание гостей терялось. Вася поминутно вздыхал и ёрзал на своём месте. Ему не терпелось дождаться, когда начнётся антракт и все пойдут в буфет. И было понятно, «Царская невеста» ему начинает надоедать. Но его тётки смотрели увлечённо и сопереживали, иногда даже хотели подпевать, будто не чувствуя барьер между сценой и зрителями, как на застольных посиделках, где поют старые бабушки русские песни.

– Тёть, вы тоже хотите играть царскую невесту? – спросил Вася, когда тихое подвывание его тёти стало зудеть ему на ухо.

– А-а-а! – очнулась она, будто от сомнамбулического видения, и замолчала.

Наконец наступил антракт. Вася открутил крышку от «Спрайта», газ зашипел у него под рукой, и парень глотнул прохладительный напиток. Тётки ушли разглядывать колонны возле сцены, люстры – и потом опять вернулись на свои места.

– Ну что, Вась, как тебе опера? Первый раз был? – спросил я.

– Первый.

– Хорошо поют?

– А я молодой. Я хотел молодых послушать. А здесь только бабушки поют.

– Ну. Ты и так знаешь, как молодые поют. Билан каждый день по радио выступает. А это опера.

– Хм-м! Так что, в опере теперь только бабки?

– Да нет, – выступил я, – просто это коллектив пенсионеров выступал. Они давно с этой оперой выступают.

– А почему молодых не взяли? – не понимал Васька.

– Да вот, не нашлось ещё на такие роли молодых.

– А жаль, мне бы хотелось посмотреть, как они могут петь.

– Тебе только смотреть. Вот сам молодой, а чтоб себе невесту заиметь, даже и не думаешь. Всё вокруг на стариках и держится, – вставила тётка.

– А что я? – стал оправдываться Васька. – Мне сейчас совсем не до невесты. Вернее, невесты какие-то пошли, что не подберёшь их себе, все с характерами, всё им не так, с ними не договоришься.

– Эх, молодёжь! – вздохнул Сашка. – Мне бы ваши проблемы. Я бы их быстро решил.

– Это вам, дядя, просто говорить. А на самом деле всё намного сложнее.

– Ну, чего напали на парня? – стал защищать я Васю. – Он парень молодой, ему ещё ума надо набираться, а невесту, когда надо будет, он себе всегда найдёт. Давайте слушать оперу.

Тут свет погас. Открылся занавес, и опера стала продолжаться.

Теперь Вася будто был под властью тёток. Сашка думал, что парень не усидит, не выдержит оперу, ему разве до классики. Но Вася сидел, слушал, видно, ему очень было удивительно, почему Марфу решили отравить. Жестокие обстоятельства казались ему правдой жизни. И было чуть-чуть страшно.

Я долго терпела позор. Долго ходила с чувством, что меня обманули, изменили мне. И даже украшения и наряды не утешали меня. Я терялась в них. Будто всё моё женское оружие становилось бессильным перед чарами какого-то Невидимки. И я стала терять себя, как женщина, чувствовать себя «ободранной кошкой».

Отчего всё это? Будто я потеряла слух, свой концертный этикет, выработанный ещё в детстве, в музыкальной школе. Куда делись мой ум, достижения, мои успехи? Они оказались бессильными против стены «крепкой армии» познавших жизнь женщин.

В конце концов я так расстроилась, что сняла свои туфли на высоком каблуке и просто надела «лодочки», как обыкновенная девчонка.

– Сними этот позор! – говорил прежде мне папа и указывал на старые изношенные лаковые туфли с бабочками и на каблуках. – Ты совсем не похожа на себя.

Уж если всё меня простит, так и не надо усложнять свой наряд. Так будет удобнее, комфортнее и лучше. Пусть даже вопреки многим модницам. Сделаю так, чтобы мне было хорошо.

Такой непосредственной простушкой я проходила многие годы.

Но клин выбивают клином. И вскоре я поняла, что мне опять нужны концертные туфли. Но это должны быть такие туфли, чтоб в них было удобно, как в самом усовершенствованном автомобиле. Уж если я их надену, я постою за себя, как женщина. Прочь измены, подвохи, враньё, ругань, обман. Теперь я докажу, кто я есть. Я приду. И меня не узнают. Всем будет удивительно. Ведь пришла Женщина, новые тайны которой скрылись в её одежде и туфлях. Узнайте теперь меня другой. Я давно вам не знакома. Я – новый человек. Моё оружие – новые туфли. Я приду. Это будет мой большой концерт.

Итак, я выхожу «из-за кулис», где было столько критики, учёбы, терпения, усилий и «двоек» репетитора. Мне не прятаться в рутине недосказанного. Я снова выхожу на свет. Теперь мои шаги очень трудные, но точные и верные. Каждый шаг в моих концертных туфлях будет дорогого стоить. И это докажет, что я – высоко смотрящая Дама. Лучше метать бисер дома, чем перед людьми. Этим я и занималась долгие годы. Но сейчас я испытаю блаженство. Я воскресла, обрела новую жизнь. Я чувствую свободный полёт, как после трудноразрешимой задачи. Это мир открыл мне свои «золотые ворота». Я опять маленькая артистка, как в детстве. Не нужно больше ничего доказывать. Всё встало на место и так. Смотрите на меня! На мне новые концертные туфли! И я – как рыба в воде.

Вся жизнь – ученье, похожее на ходьбу по ступеням. Эту ходьбу я сравниваю с игрой на пианино, где каждая клавиша – ступенька волшебной лестницы «Здравствуй и прощай». Чтобы сыграть мотив, надо запомнить ноты и слышать гармонию. И тогда мотив превращается в призыв. Но если забудешь какую-нибудь ноту, мелодия прервётся, будто кто-то шёл по лестнице и вдруг споткнулся и упал. Такое падение крайне нежелательно. В случае, если по лестнице поднимаются, надо хорошо рассчитать свои силы, идти ровно, уверенно, в ритме, подобно тому, как задают ритм в гаммах, когда чётко отрывают пальцы от клавиш. И хочется сказать каждой ноте: «Ну, здравствуй!». И она отзовётся. И потом, нажав другую клавишу, крикнуть прежней: «Прощай!». Интересная ходьба получается – ходьба по ступеням под названием «Здравствуй и прощай!».

Я очень любила слушать игру пианистов, и сама уже играла серьёзные произведения. Однажды был концерт Альфреда Корто. Он исполнял ноктюрны Шопена. Какая поразительная игра! Мне казалось, его мастерство – недосягаемая грань, высокая ступень, на которую трудно подняться простому смертному. Но я хотела встать на эту ступень. Мне казалось, тогда я увижу весь мир. Я взяла программку с фотографией пианиста и с помощью копировальной бумаги сделала переводной портрет.