Мне было очень жалко одинокую женщину с печальной судьбой, хоть я тоже находил в поведении некие странности, но особенно нелепо смотрелся броский разнопёрый наряд, доставшийся ей – как мне почему-то показалось – с чужого плеча или сама она безвкусно приобрела в секонд-хенде.

– Я так не считаю, – поспешил заверить, чтобы не расстроить её ещё больше: должно же и у вдовы быть что-то хорошее в жизни. – Вы выглядите потрясающе.

Она улыбнулась и благодарно положила свою прохладную ладошку на мою руку. Затем мечтательно прикрыла глаза и стала делиться со мной приятными воспоминаниями из далёкой юности, когда была счастлива со своим мужем – лётчиком.

– Мы часто с ним отдыхали в Крыму. Чёрное море, белые чайки! А какие там кипарисы, какой там воздух! И, помню, у него была шляпа, похожая на вашу, Мик. Вот почему я не могла пройти мимо, чтобы с вами не заговорить. Вы напомнили мне про мою беспечную молодость. – Она растроганно вынула из бокового отделения сумочки разноцветный надушенный платок и промокнула повлажневшие глаза. Убрав скомканный платок на место, женщина цепко ухватилась костлявыми пальцами за моё предплечье. – Мик, помогите мне подняться.

Мы спустились к реке. На горячем песке места были заняты, мы со старушкой расположились на траве. Она вынула из сумки покрывало, деловито расстелила и, поправив пышные воланы юбки, аккуратно села, поджав под себя ноги в красных босоножках.

– Мик, я буду охранять вашу одежду от посягательства хулиганов, – сказала Роза. – За её сохранность можете не переживать.

С разбега бухнувшись в живительную прохладу, я поплыл к понтонному мосту, с перил которого, как с трамплина прыгали в воду отчаянные мальчишки.

Там я встретил своего старого знакомого, толстого Валерона. Он сидел на нагретых досках и, вместо того, чтобы присматривать за барахтавшимся в воде малолетним сыном, хитро прищурившись, ждал, когда я подплыву.

– Гляжу, ты себе подружку подцепил? – спросил он, ухмыляясь во всё своё лоснившееся от жира лицо. – Смотри, как бы тебя за неё к ответу не привлекли.

– В смысле? – не понял я, присаживаясь рядом.

– Она же сумасшедшая! – огорошил он. – Ты разве не знал?

– Да я её впервые вижу, – удивился я.

– Ну, ты, паря, даёшь, – изумился Валерон, вытаращив на меня свои глаза, будто два варёных яйца. – Об этом весь город знает, кроме тебя. Она здесь постоянно ошивается, встретит какого-нибудь мужика в шляпе, привяжется к нему и не отходит, пока он с пляжа не уйдёт.

– Гонишь? – не поверил я.

– Чего гонишь?! – взвился Валерон. – Да любого спроси, он тебе скажет! Её все здесь называют «женщина-маячок». Ну, ты понял, почему? Её в молодости муж бросил, он начальником отдела технического контроля у нас на механическом заводе трудился. Спутался с её лучшей подружкой, и укатил с ней в другой город. А у этой Розе Вишняковой депресняк, она возьми, и по своей бабьей глупости, разных таблеток и наглотайся. Откачали кое-как, но головой капитально тронулась, по весне постоянно в дурке лежит. А ты что, правда, не знал? Ну, ты, паря, даёшь!

Толстый Валерон от души захохотал, дивясь моей бестолковости, а мне стало обидно за бедную женщину.

– Ты лучше за ребёнком смотри, чем сплетни распускать, – грубо ответил я, чтобы он так бурно не веселился, бултыхнулся в воду и поплыл назад к ожидавшей меня на берегу Розе Вишняковой – Майской.

Настроение мне конечно Валерон подпортил изрядно, но я виду не подал, что кое-что узнал из прежней жизни своей собеседницы. Я продолжал с ней всё так же мило общаться, может быть, даже чуточку мягче, с горечью думая о том, насколько сильно эта женщина любила своего мужа, что даже жить не захотела без него. А потом в её больной голове по всему видно произошла трансформация и она выдумала эту историю, чтобы окончательно не сойти с ума.

«Наверное, ей так легче пережить потерю любимого человека», – решил я и стал собираться домой.

– Мик, – жалостливо сказала она, умоляюще глядя на меня воспалёнными нездоровыми глазами, что мне стало немного не по себе от её слов, – ты же меня не бросишь… поможешь наверх подняться?

В цветочном бутике на Набережной я купил ей букет белых роз, до того расчувствовался. Она откинула вуаль, уткнулась во влажные от воды бутоны старческим, но ещё достаточно красивым лицом и заплакала. В её мокрых от слёз глазах на миг появилась осмысленность, женщина сказала:

– Мик, приходите купаться, я буду вас ждать здесь каждый день в шесть вечера, когда спадёт жара.

С того дня я перестал посещать наш центральный пляж: мало ли что взбредёт в очередной раз в голову больному человеку.

РОМАНТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

За зиму намело сугробов немало. Глядя на островерхие холмы в саду, пенсионер Станислав Игоревич переживал, что в этом году весна наступит не скоро.

Но она пришла, как всегда неожиданно: снега в одночасье потемнели и ночью с лёгким шорохом, словно вздохнул с облегчением кто-то большой и неуклюжий, заметно осели, на дорожках появились талые лужицы. Железные крыши за день, нагревшись, парили, искрились на солнце последние прозрачные сосульки. Всюду слышалась звонкая капель.

И если юркие синицы в элегантных манишках с весёлым циканьем обследовали яблони, то шалопутные воробьи, взъерошив перья, уже вовсю купались в многочисленных мелких лужах.

Утром Станислав Игоревич заметил солнечное пятно на цветных обоях. На ощупь оно оказалась тёплым, и он понял, что весна наконец-то пришла окончательно. Накинул старенькое дочерино пальто, сунул ноги в тёплые галоши и вышел на веранду.

Жёлтые жизнерадостные занавески усиливали ясный свет с улицы, и пенсионеру показалось, что он находится на солнечной поляне.

Станислав Игоревич распахнул дверь, ступил на порог, глубоко вдохнул свежего воздуха. В груди тотчас кольнуло. Он машинально помассировал левую сторону, и больное сердце немного отпустило. Жмуря под тёмными очками близорукие глаза, с тихой улыбкой оглядел наполненный солнцем двор и с чувством произнёс:

– Хорошо!

В дом возвращаться не хотелось. Станислав Игоревич, держась за перила, осторожно спустился на дорожку, не спеша пошёл вглубь сада, хлюпая галошами по лужам.

В прошлом году он неожиданно для себя стал одиноким: жену Настю, с которой дружно прожили тридцать семь лет, увёл другой мужчина. Непорядочным человеком оказался друг семьи, который всё это время ухаживал за их дочерью Зинкой. Станислав Игоревич долго держал обиду, но потом смирился, приняв как данное: жене, – а она младше на восемь лет – и мужчина нужен моложе. Настя навещала часто, теперь вот подались вместе с сожителем на заработки в столицу.

– А где же моё счастье, – горько усмехнулся над собой Станислав Игоревич, – в каком углу запылилось-залежалось?

Без женского пригляда он как-то сразу почувствовал себя обездоленным. Позаботиться о нём, конечно, было кому, – и дочь имелась и две красавицы-внученьки. Правда с недавних пор съехали и они: непутёвая Зинка вроде бы взялась за ум и сошлась с бывшим ухажёром. Ей сейчас было не до отца.

В опустевшем доме поселилась невыносимая скука. Чтобы занять себя хоть каким-то делом, Станислав Игоревич, как и прежде, стал пописывать стихи, бренчать на гитаре свои и чужие песни. Всё это он выкладывал в интернет, теша себя лайками и количеством просмотров, словно школьник.

– А всё же весной хорошо! – с удовольствием крякнул он, почувствовав, как кровь веселее побежала после зимних холодов.

Станислав Игоревич оживлённо слепил мокрый снежок, прицелился и запустил в сторону дощатого забора. Там на гвоздике висела с осени забытая крышка от зелёного бидона. И скорее всего, попал бы, если бы не поскользнулся, – снежок перелетел через забор и угодил точно в соседское окно. Удар к счастью вышел слабый, и стекло осталось целым. Но и этого хватило, чтобы на порог тотчас выскочила рассерженная соседка – одинокая и бездетная пятидесятилетняя Евгения.

– Это кто там балует? – окликнула она, вытягивая шею, стараясь заглянуть через забор. – Вот я уши-то надеру!