– Да ни о чём таком, – растерянно проговорил юноша, – немного истории.

– О, историю я люблю, – промурлыкала Луция и, подобрав косу, перекинула на плечо туго сплетённую медь волос. – Поделишься?

– Да, Фей, поделишься с нами историей? – Юна тоже оказалась рядом и одарила приятеля таким неласковым взглядом, что краска тут же сошла с его лица.

Но он и слова не успел произнести, как воздух огласил сухой трескучий крик. Попугай возвращался. Ещё чуток и он уже сидел на плече Луции, торопливо нашёптывая той результат разведки.

– У меня от чёрных птиц мурашки, – шепнул совсем близко Эрик Горденов, оказавшийся тут как тут, – не внушают они мне доверия.

Но продолжать в том же духе он не стал, поймав на себе предельно внимательный взгляд прозрачно-синих глаз ворона. И чтобы как-то исчерпать тему и отвести от себя пристальное наблюдение Гамаюна, добавил:

– Впрочем, вороны и кошки вполне ничего.

Наверное, пернатый прислужник Матфея сокрушённо вздохнул притом, но его союзник слишком занятый, пропустил слова приятеля мимо ушей. Матфей сумел расслышать самую малость; чёрный какаду как-то странно на него косился и старательно выговаривал слова так тихо, чтобы никто, кроме госпожи, их не разобрал.

– Благодарю, Маргел, ты отлично справился, друг мой.

Довольный какаду напыжился, его хохолок, большой, из узких, длинных, закрученных назад, лентовидных перьев распушился. Тёмно-коричневые глаза птицы внимательно следили за спутниками Луции. В знак дополнительного поощрения Бавервильд провела тонкими пальцами по птичьей спинке чёрно-грифельного цвета с едва заметным зелёным оттенком. Попугай от удовольствия заурчал по-кошачьи.

– Терпеть не могу, фыр, – сквозь зубы пробурчала Сеера, но так, что услышали только Матфей да Гамаюн. – Не выношу, когда копируют. Противно слышать.

– Я могу и лучше, – с ноткой хвастовства заметил ворон, но поймав откровенно злобный взгляд кошки, тут же поправился, – но зачем это мне? Я давно не юнец какой-то, чтобы кошек дразнить.

– Нам по той дороге, – Луция указала влево в сторону от шатра. – Маргел проверил, эта дорога ведёт напрямую к базару.

– Ну, так идём, – согласился Виктор, присоединившись к рыжеволосой хозяйке какаду.

Даже так рано на улице они были не одни. Очень скоро после трех – пятерых встречных горожан улица заволновалась, запестрела и расползлась в обе стороны своего русла сотнями суетливых людей.

– Такая рань, а столько народу на ногах, – поразился Эрик Горденов. – Куда это они?

Гамаюн не ошибся в своих опасениях: в муравьиной толчее смуглых, точно кофейные зёрна, агнишаров – пусть одежды их ничем и не отличались от одёж ребят – не так просто сойти за своего, когда ты чужак, светлокожий чужак, иной культуры чужак. Даже вымажись грязью, спрячь свою бледную кожу и молчи, тебя вытянет на поверхность взгляд чужака.

– На базар, в основном, – пояснила Луция Бавервильд.

Рыжеволосая красотка успела стянуть с себя плащ и, перебросив его на плечо, что не было занято попугаем, небрежно придерживала пальцами. Открывшееся всеобщему обзору светло-зелёное платье, короткое и облегавшее достаточно откровенно безупречное тело девушки, довольно сильно подействовало на юношей, старательно украдкой бросавших косые взгляды на особо выпуклые формы Луции. Естественно, не укрылось это и от Юны, внезапно угодившей в тень рыжей бестии.

– Значит, Агнишандир, по сути Индия? – поинтересовался вслух Матфей.

– Не совсем, господин, – опередил других прислужников Рарог. – Но лишь в большинстве своём. Мы на севере, а на юго-востоке страны живут дети Дракона. Потому всё неоднозначно. Это земля благословенных.

Он наполовину высунулся из кармана куртки; Матфей предпочёл оставить верхнюю одежду, расстегнувшись, нежели тащить её в руках или на плече, как Луция. Внутренний карман с заветным конвертом теперь стал всеобщим оберегом и за ним нужен глаз да глаз.

По обеим сторонам берега уличной реки проплывали кирпичные стены домов, облицованные небесной бирюзой. В несколько этажей, обычно не более пяти, с пластинами броской рекламы на балкончиках и фасадах, здания так тесно и близко жались к улице, что её асфальтового полотнища местами едва хватало разъехаться повозкам двух рикш.

Нагнетался и сам воздух. В усиливавшийся зной незатейливо вплетался, как лента в косу, душный жар местных общепитов, чересчур щедро сдобренный пряными специями. Ещё, пожалуй, проникновенные, чувственные шлейфы благовоний змейками выползали из-за неприкрытых манящих дверей крохотных магазинчиков, торгующих маслами. Эти незримые джины щекотали нос, маслили нёбо и ласкали кончик языка, а затем ныряли в глубины тела, соблазняя, восхищая, дурманя.

Уличный поток вскоре стал так плотен, что друзья, опасались растерять друг друга в гудящей толчее, двигались вереницей, взглядом цепляясь за макушку впередиидущего.

Луция во главе шествия остановилась и взглядом дала знать, что они пришли. Девушка стояла напротив магазинчика, чья цветастая вывеска двоилась родным, вирийским, языком и загадочными восточными символами: «Великий Монгол».

– Думаю, этот подойдёт, – кивнула она то ли своему прислужнику, то ли спутникам. – Нам повезло, ещё не час пик, и мы можем позволить себе час примерки. Но не более того.

– Хм, но мы же не дошли до базара. – Эрик вопросительно изучал даль уличного движения.

– Собственно, это и есть сам базар, – одарила его Луция снисходительной улыбкой. – Забудьте о прилавках под тентами и под деревянными навесами на окраине привычных вам городков. В этой стране базар и есть сам город. По крайней мере, эта его часть.

– Чего на свете только нет, – скорее для виду произнёс Виктор Сухманов; каре-зелёные глаза юноши всё больше полнились раздражением: он с трудом выносил многолюдность, и открытие куда сильнее досадило, чем удивило его.

– А как насчёт цен? – заволновалась Юна, она с тревогой переводила взгляд с Матфея на Луцию, и добавила тихонько. – Нам это по карману?

– О, милочка, не волнуйся, – насмешливо глянув на нёё, произнесла Луция. – Цены здесь, не в пример вирийским, до смешного малые. За один вирийский рубль дадут полторы агнишандирских рупии. Да и качество одежды вполне ничего, сносно.

Прислужники остались снаружи, благоразумно условившись обождать вынужденную заминку неподалёку, что подразумевало выбрать какой-нибудь укромный уголок, в чём Матфей сильно сомневался, учитывая плотность зданий.

Они прошли в «Великий Монгол», над дверью звякнул медный колокольчик. Благой приятностью оказался кондиционер, низвергавший почти осеннюю прохладу, сдобренную нежным лотосом. Казавшийся крохотным снаружи, внутри магазинчик поражал едва ли не бездонными недрами. Рачительные хозяева хорошенько расстарались, уподобив своё детище западным аналогам. Одежда на любой вкус и размер терпеливо ожидала своего покупателя на вешалках, будучи расставлена по цветам, стилям и законам моды. Обувь от затейливых сапог до простецких сандалий изящными серпантинами красовалась на специальных островках.

Эрик тут же отправился подбирать себе более подобающую обувку. Как ни любимы были туфли, а с желанием покрасоваться временно приходилось распрощаться, если ноги дороги.

– Нам, девочкам, нужно вас оставить, мальчики, – медовым голоском проворковала Луция. – Сами понимаете, примерки и всё такое.

Юна с досадой отметила, как нехотя отпускают Луцию, а не её, Юну, парни. Кошки заскребли внутри от столь явного безразличия, болезненно цепляя коготками. Она всё ж пошла с рыжеволосой выскочкой.

– Тебе не хватает лоска, – долетело до её слуха. – Сама ты ничего такая, но шика не хватает.

– Чего? – оторопело выговорила Юна.

А Луция словно в танце начала кружить среди рядов платьев. Её тонкие, бледные с россыпью едва заметных веснушек руки едва касались сочных нарядов. Вот кончики пальцев чуть пригладили лимонно-жёлтый шёлк сарафана, но тут же заскользили по лаймо-кремовому хлопку платья с коротким рукавом.