На следующее утро, пока весь дом ещё пребывал во власти сна, Матфей с трудом продрав глаза, наскоро оделся и, пообещал Сеере, которая единственная бодрствовала, как и положено кошкам, не задерживаться долее чем, на час. Гамаюн с вечера настоял на их утреннем рандеву подальше от дома, наметив для встречи Ясеневый парк. Во́рону ещё предстояло свыкнуться с мыслью, что он не единственный прислужник в жизни Матфея и пока он не мог превозмочь своё эго и откровенно общаться с союзником при саламандре и кошке.

– За тобой точно не было слежки? – каркнул Гамаюн и слетел с ветки высоченного ясеня.

– Никого, – подтвердил Матфей, ёжась от морозного воздуха и влажности тумана, накрывшего плотным куполом Горницы в это утро так, что небо не проглядывало. – Я проверял.

– А эти, временные, как? – поинтересовался ворон.

– Рарог спит, а Сеера ждёт меня. Ты какой-то подозрительный. Нельзя же всё время всем не доверять. Когда-то нужно поверить.

– Если бы я имел дело с другим союзником, а не с тобой, то о доверии можно было вести речь, – ворчливо буркнул Гамаюн.

– Я, наверное, никогда не заслужу твоего доверия, раз ты считаешь меня недотёпой, – вздохнул Матфей и уселся на пустую деревянную скамейку с выгнутой спинкой. По правде говоря, и другие скамьи, примыкавшие к центральной дороге парка, были пусты в этот ранний час, как сам парк и основная уличная часть города.

Ворон не удостоил его ответом, он расположился рядом на покатой, наборной из дощечек поверхности скамьи.

– Я хотел с тобой поговорить о кошачьем роде, – начал Гамаюн. – Не о твоей новой прислужнице, а о кошках в целом. Как я подозреваю, ты ничего не читал о прислужниках.

– Ну, я пролистал книгу, но времени её прочитать от корки до корки, у меня не было, – честно сознался Матфей, предвкушая новое порицание от союзника.

– Я так и думал, – спокойно выговорил ворон. – Поэтому я собираюсь заполнить твой пробел сам. Это и моя обязанность, как прислужника, хоть и вольного, следить за твоим образованием и осведомлённостью.

– Я слушаю. – Матфей не смог подавить зевок. Он ужасно хотел вернуться в тепло постели и доспать сладкий час до подъёма на работу.

– Кошки бессмертны, все без исключения, – назидательно заявил Гамаюн.

– Но они же умирают! Я сам видел не раз дохлых кошек, а уж на их разлагающиеся тела вдоволь насмотрелся – благо трасса за городом богата этим добром. Бедолаги, частенько перебегая дорогу, угождают под колёса фур или легковушек. Так как же они могут жить вечно?

– Всё элементарно, – самодовольно каркнул ворон. – Когда кошачья оболочка дозревает до финального этапа и более не годна своему хозяину или хозяйке, то кошка расстаётся со своей физической оболочкой, но ненадолго.

– Это как же? Переселение душ что ли?

– Можно и так сказать. Кошки же тоже демоны в своём роде, что даёт им ряд удобных возможностей. Слышал о девяти кошачьих жизнях? Не совсем точное упоминание. Девятью девять – вот сколько раз они могут перерождаться.

– Ничего себе! И как же это происходит? Они же, как и люди, воспроизводятся обычным путём. А как насчёт котят? – ехидно заметил Матфей.

– Одно другому не мешает, – фыркнул ворон по-человечески. – Воспроизведение своего вида – это не обновление, а приумножение. Не нужно путать столь очевидные действа, молодой человек. Даже собаки размножаются, но они, увы, примитивы в сравнении с кошачьим родом, хоть и более близки к людям, да и не способны перерождаться.

– Так как же кошки умудряются обеспечивать себе вечную жизнь? – упрямо не сдавался юноша.

– Я же упоминал, что они расстаются со своим физическим телом, когда то негодно для дальнейшего применения, – терпеливо и медленно повторила птица, словно объясняла очевидную истину неразумному ребёнку.

– Но, а как дальше-то?

– А дальше, всё ещё проще. – Ворон прикрыл глаза и продолжил урок. – Кошачья душа образовывает новую телесную оболочку и вселяется в неё. И живёт себе далее. И так далее, и так далее.

– Но как кошка может образовать оболочку?– изумился такому объяснению Матфей. – Это же колдовство!

– Конечно, колдовство, – вздохнул Гамаюн. – Кошки же – демонические сущности. А раз им присуща тёмная природа, то и способностями демонов они не обделены. Это же так очевидно!

– Но как они себя воспроизводят в пространстве?! – воскликнул взволнованный невероятной мыслью Матфей.

– Они – искусные актёры и иллюзионисты, эти твари когтистые, – прислужник издал противный смешок. – Когда им нужно пустить пыль в глаза, они это делают по первому классу. Но заметь, если кот задумал красочно «покинуть» этот мир, он старательно пытается смыться из дому или с глаз долой. А затем где-то появляется поблизости бродячий кот или кошечка. Все беспризорные якобы коты и кошки – это обновлённый вариант переродившихся мертвецов.

– Ерунда какая-то, – пробубнил человек-союзник. – Бродячие коты – воскресшие домашние кошки? Быть такого не может.

– Если бы это было ерундой, то за мной триста лет не гонялся бы один наглый тип, аккурат каждые пятнадцать лет меняющий шкурки, будто модница шубы, – с шипением пробурчал ворон. – Вот полюбуйся, каким шрамом он одарил меня двести семьдесят три года назад, когда я имел неосторожность уснуть на ветке старого дуба!

Ворон демонстративно приподнял чёрный веер левого крыла, в доказательство полученной старым обидчиком раны.

– Ого! Отменная царапина, – согласился Матфей, разглядывая глубокий бурый росчерк – затянувшийся от времени рубец под крылом птицы.

– Его зовут Лиандр, – произнёс ворон имя врага с особой неприязнью и в тоже время с некой долей уважения. – Это могущественный демон кошачьего рода. И он не угомонится, пока не перегрызёт мне горло.

– Но как тебя угораздило нажить себе в недруги этого демона-кота? – полюбопытствовал Матфей. Имя недруга прислужника ему отчего-то показалось знакомым.

– Я съел нескольких котят, по незнанию. Позже выяснилось: они были отпрысками Лиандра, – просто ответил Гамаюн. – Где ж мне было знать, что он так привязан к ним. Ведь кошкам из-за их бессмертной сущности редко присуща преданность. Они сами по себе. Точно проклятие какое-то.

– Тогда понятно, почему этот хвостатый чёрт за тобой гоняется. За такое и я бы тебя желал растерзать, – признался Матфей.

– Благодарю за милость, – холодно ответил ворон.

– Ты только об этом хотел со мной поговорить в эту рань? – спросил Матфей и снова зевнул от души.

Сон не оставлял его даже на морозной свежести улицы, затаившись, словно воришка за спиной и выжидая удобного момента, дабы накинуть на голову мешок дремоты.

– Не только, Матфей, – задумчиво сказал Гамаюн, он будто всё решался поведать о чём-то важном, но не осмеливался одолеть перепутье сомнений. – Эти твои новые друзья. Как бы нам всем плохо не было от этих нелепых союзов.

– Расскажи мне о бывшем союзнике, – попросил Матфей.

– Это не праздная история, молодой человек, это тёмное пятно моей памяти и скорбное бремя, – холодно буркнул ворон.

Прислужник вдруг отвернулся от собеседника, и Матфею показалось, что Гамаюн его элементарно бросит, взлетит и скроется в листве стремительно лысеющих ясеней, оставит союзника-человека одного.

– Мне важно это знать, Гамаюн. Важно знать всё о тебе, – поспешно прибавил к просьбе юноша.

– Зачем это? – Ворон обернулся, его глаза казались прозрачными в свете утра.

– Сеера сказала, что он был всеслухом, вроде меня. Ты должен понимать, что для меня это очень важно. К тому же, такие совпадения редко бывают.

– Ты послушал кошку и решил, что старый Гамаюн тебя обманул? – горестно упрекнул ворон. – Старый Гамаюн совершил ошибку дважды! Вот что совершил Гамаюн.

– Честно, мне плевать, как и что повлияло на твой выбор, Гамаюн, – несколько резко произнёс Матфей, но тут же сбавил обороты. – Ты мой прислужник, мой союзник и надеюсь, что в дальнейшем – и друг. Просто я не хочу совершить те же ошибки, что совершил твой …э…предыдущий господин, чтобы самому их не повторить.