Стоял июнь 1969 года. Точнее, шестое число жаркого летнего дня. Лето и жара в Тбилиси на- ступают мгновенно, резко и неожиданно. У мамы начались роды, и вот, в шесть часов утра родил- ся я, здоровый пухлый мальчик. В окрестностях роддома, событие бурно отмечалось моим отцом, дядей, дедушкой, друзьями и родственниками. Пили шампанское, громко кричали и хохотали от счастья и гордости, так появился мальчик же, сын, а не девочка. Отец хвастался о его неоце- ненном вкладе в это дело, мол если б не его на- учный подход, то родилась бы девочка и с ним все соглашались. Он был научным сотрудником в институте физиологии. Правда все знали, что опыты в его лаборатории проводились на кош- ках, но тем не менее, по физиологии он был при- знанным авторитетом среди отмечавших, и спорить с ним не имело никакого смысла. Факт был неоспорим, родился мальчик. Отец любил похва- статься и был заядлым оптимистом.

– Маруся,не вешай нос, проррвемся!-бодро выкрикивал он маме в трудные минуты.

Жизнь у отца сложилась нелегкая, репрес- сии, вторая мировая война. Моего деда – его отца арестовали в 37-мом, за антисоветскую аги- тацию, сослали в Сибирь и больше его никогда не видели. Моя бабушка Александра Павловна, баба Шура, так мы ее звали, осталась одна с дву- мя маленькими детьми. В Тбилиси был голод и стояли огромные очереди, за пару бутылок керо- сина. Потом приехал брат бабы Шуры, Алексей и забрал всех к себе в подмосковный поселок Ку- чино. Вот там и вырос мой отец и там были его друзья, одноклассники и однокурсники. А его за- кадычным другом был Аркаша, заводила и шаль- ной парень. Я его видел всего один раз в жизни, и то на пару минут, но всю жизнь слышал рас- сказы как отец с Аркашей ездили на велосипе- дах из Кучино в Балашиху и обратно. Потом отец женился на маме и по настоятельной просьбе дедушки семья переехала обратно в Тбилиси. С собой привезли большой, черный велосипед под названием «Украина». Отец заявил, что без вело- сипеда он никуда не поедет, а баба Шура привез- ла старую чугунную керосинку, хотя войны и го- лода давно уже не было.

Вот так я и рос, в любви и заботе. Мама все время волновалась, о том, что мальчик не дое- дает и ходит полуголодный, и что цвет лица ей что-то не нравится, может заболел? и мы сразу пулей летели к знакомому врачу.

– Всем врачам доверять нельзя,–говорила она и доверяла только тому

врачу, который был другом дедушки или подругой бабушки. А я, в это время излучал жизнь-красные щеки, попа, живот–все сверкало здоровьем. И врачи удивлялись, мерили температуру, давление, измеряли пульс

–Все нормально у мальчика Марина Николаевна, волноваться нечего-говорили они.

– А почему тогда он какой-то вялый сегодня, и цвет лица не такой розовый-переспрашивала мама.

– Ничего не могу сказать–разводили врачи руки– Все в норме и в порядке, и даже все слишком хорошо–Тфу!–Тфу!–Тфу!–и три раза стучали по деревянному столу, чтоб не сглазить.

Но дома находили своё объяснения происходящему, значит мальчик не доедает. Поэтому у нас в доме на плите постоянно что-то жарилось, варилось и скворчало.

– Ты котлеты поел?–спрашивала мама.

– Да поел.

– Поешь еще, а то вернется отец с работы и съест все, он же не смотрит по сторонам, может быть рядомголодный ребенок сидит, все учишь его, учишь, а всё без толку. Устала я с ним бороться, все равно ничего не понимает. Одни кошки на уме–с беспокойством вздыхала мама.

– А вечером испеку аладушки с медом. Дедушка шесть килограммов меда прислал, настоящего Рачинского, половина майского, а полови на каштанового. Не то, что у друга отца Нодара, дедушкин мед настоящий, а у него сахар с водой.

– А с которого начинать кушать, с майского или с каштанового–спрашивал я.

– Начинай с майского, он быстро засахари- вается – отвечала мама.

Потом приходил отец с работы и усаживался обедать. Мама накладывала ему котлеты, но не много…

– Остальное для ребенка, может до вече- ра проголодается и где-же я ему тогда котлеты возьму, ты об этом подумал? Цвет у него сегодня какой-то нездоровый–говорила она.

– Нет не подумал.

– Вот, так всегда, ты кроме своих кошекна работе с Важей Михалычем, не о чем и не думаешь.

– Ладно, ладно, ради ребенка можно и по- голодать,

–подмигивал мне отец, наливая себе полный чайный стакан чачи, потом залпом его опрокидывал, и не по грузинский он это делал, так по солдатский, по красноармейский.

А я сидел рядом и слушал. Я любил слушать его рассказы за столом, после стакана чачи. Ли- хое хвастовство и бескрайний оптимизм, его неизменимое – Маруся, прорвемся! и долгие рассказы про жизнь в Подмосковье, про его и Ар- кашины шалости, и про службу в армии, как он вместо двух лет прослужил три, как он в армии играл в футбол, был на хорошем счету, бравым солдатом и как его воинская часть, ракетой сби- ла вражеского пилота-разведчика Пауерса.

Шли годы, Я взрослел и постепенно родите- ли начали задумываться о моем будущем.

– Из него получится хороший доктор,–рассуждала мама вслух–Ну как дядя Кикита, например,–и улыбалась, представляя меня в белом халате с фонендоскопом на груди.

– Нет, лучше педиатром, нормальных педиатров в Тбилиси днем с огнем не сыщешь, как я намучилась с ребенком в детстве, думаю все помнят,–и все кивали одобрительно соглашаясь.

– А может постопам отца? В физиологию,– осторожно встревал отец–У нас с Важей Михалычем такой прорыв в опытах пошел, что я не знаю, скоро на весь мир греметь будем.

–Вот когда загремите, тогда и говорите, нет он педиатром станет-говорила мама.

Но вскоре начались некоторые непредвиденные неожиданности.

Во время очередного визита к врачу, решили взять анализ крови из пальца, чтоб оконча- тельно удостовериться в моем здоровье, и как только я увидел кровь на пальце и доктора со стеклянными пробирками с моей кровью, я потерял сознание. Не может этого быть! Потом ещё несколько раз это случалось. А потом взяли кровь из вены, и я в такой обморок впал, что вся больница на ушах стояла. И постепенно началось формирование мысли, что из меня врач не получится.

–Слушай,–рассуждал отец-если он падает в обморок при виде своей крови из пальца, то ты представляешь, что с ним случится если он станет доктором, и не дай бог попадет в операционную, а если ему, боже упаси, оперировать придется! Я и думать об этом не хочу.

–Даа! По моему ты прав, впервые в жизни, как не странно,–отвечала ему мама с грустью. Так шли дни и годы. Я уже заканчивал школу. Учиться я не любил, а поступить в какой-нибудь ВУЗ было обязательно, по разным причинам. Первой, и самой главной причиной был закон, по которому студентов не брали в армию. Шла война в Афганистане и все боялись отправлять детей в советскую армию. И наконец, на расширенном семейном совещании, взвешивая все мои плюсы и минусы, и все мои способности, было принято решение, что мальчик поступит в политехнический институт, в другой ВУЗ он вряд ли поступит с первого раза. Вот и решили поступать в политехнический, не в армию же отпускать, риск слишком большой. Институт этот славился низкимконкурсом, или вообще отсутствием такого. А учёба там шла, на фоне безлимитного пьянства в прилегающей пивной, называли студенты пивную «Девятым корпусом» института. Там продавались нормальные чебуреки и разбав- ленное водой, на советский лад, пиво. Эту жидкость, прозванное пивом, подавали в больших бокалах с ручкой, и туда же мы заливали водку. Вступителные экзамены я сдал кое-как и поступил на первый курс института. Отец сразу же закатил дома застолье, по поводу успешной сдачи экзаменов, и что самое главное, за чудесное спасение мальчика от службы в советской армии.

Началась моя беззаботная, студенческая жизнь. Девочек у нас в группе не было, и очень быстро сплотился мужской коллектив, любителей разбавленного пива с водкой. Была пара девчат в параллельной группе, но нас пугало выражение их лиц, и мы их избегали. Меня выбрали старостой группы и моей единственной обязанностью была раздача стипендий, раз в месяц. Дело это было приятным. При каждой раздаче, сразу у кого-то, возникало предложе-ние.