– Да, – подвёл он итог – очень всё это … необычно. Сейчас я Вам расскажу свою историю, и Вы тоже немало удивитесь, что бывает на нашей старушке Земле. После окончания института, я по распределению попал в Институт систем энергетики в Иркутске, но меня оттуда отправили в Бодайбо, там у них был филиал. Городок этот тогда был небольшой, на берегу реки Витим, места живописнейшие, до сих пор их с ностальгией вспоминаю. Там же кругом прииски заброшенные, всё копано-перекопано. Я ещё не женат был, мне дали койку в общежитии, и со мной в комнате ещё три холостяка жили – Ваня Лесин, Сашка фамилию забыл его, и Равиль, тоже не помню фамилии. Так этот Ваня Лесин все окрестности исползал, каждый овраг знал, каждый раскоп. Он меня раньше на год приехал в Бодайбо, по комсомольской путёвке. И успел перезнакомиться чуть ли не со всем местным населением, они ему охотно всё рассказывали, о чём он спрашивал, всякие легенды местные, случаи из жизни. Он парень такой общительный был, добрый. Так вот. У него в знакомых ходил местный геодезист, Никита вроде звали его. И рассказал ему Никита об одном заброшенном завале, что брошен он был не потому, что пустой, а потому, что там вроде как кто-то напугал искателей. Лесин туда несколько раз с Никитой ходили, но завал есть завал, не подберёшься. А тут как раз директива пришла, дорогу новую строить, и как раз она рядом с этим завалом должна была проходить. Пришли карты уточнённые, геодезисты выехали на место, Никита тоже. Работают там на местности. И Никита заметил, что штрек один под землёй имеет два выхода. И один из его выходов и есть тот завал, к которому они не могли никак подобраться. Он по карте разобрался, где второй выход, всю неделю они с Иваном что-то планировали, рисовали, а в выходной, с утра, погрузили в рюкзаки снаряжение и еду, и отправились на разведку. В субботу вечером мы ещё не беспокоились, что они не вернулись, мало ли, решили заночевать на природе. А в воскресенье вечером, когда они так и не пришли, тогда мы и начали беспокоиться. В понедельник утром мы сообщили на работу Никите и Ивану, там собрали группу, я тоже пошёл с ними. По карте мы определили место второго, открытого входа, и пошли к нему, тоже взяли снаряжение с собой, фонари. Почти до самого места мы доехали на машине, километра полтора только по лесу шли. Дорога в гору там была, не высоко, но примерно пятьдесят метров отметка входа была выше, чем дороги. И мы увидели привязанную к сосне верёвку, которая уходила вниз, в полную темноту. Мы покричали туда, но нам ответило только эхо. И было ещё что-то, какой-то звук, тревожный, но мы не обратили внимания. Лаз был небольшой, но взрослый человек с рюкзаком нормально проходил. Мы посветили фонариками вниз, но дна не было видно, только ствол шахты, который под углом уходил, непонятно на какую глубину. Мы закрепили свою верёвку, причём взяли самую длинную, стометровую, чтобы потом и по проходке можно было идти, не выпуская её. Первым спустился наш главный геодезист, Леонид Алексеевич, он был кандидат в мастера спорта, и в горы у него был опыт подниматься, и в пещеры спускался. Спускался он долго, но мы периодически окликали его и он нам отвечал. Потом он спустился до дна и подёргал верёвку, за ним пошёл я. Темноту шахты даже свет фонарика не разгонял. Воздух был тяжёлым, затхлым. Вода сочилась со стен, и когда фонарик направлял свет на стену, она блестела, как кварцевая. Когда я спустился, Леонид Алексеевич меня предупредил, чтобы я не разговаривал громко, шахта старая, любой звук мог спровоцировать обвал. Пошли мы с ним по горизонту, коридор не широкий, но ниш в нём было нарыто, буквально через метр-полтора. А у меня в рюкзаке с собой аптечка была, мало ли в каком состоянии мы могли найти наших пропавших товарищей, так я когда спускался, об стену ударился рюкзаком, и раздавил какую-то склянку, то ли с нашатырём, то ли ещё с чем. Запах стоял, глаза выворачивал. Мне Леонид Алексеевич и говорит, сними рюкзак и выброси разбитое стекло и что там у тебя от него промокло. Я рюкзак опустил на пол, присел, он мне подсвечивает фонариком в рюкзак, и вдруг я вижу карандаши, разбросанные по полу, верёвки порванные, и другие вещи, я сразу узнал, что это из рюкзака Ивана. И ещё, будто тень промелькнула за спиной Леонида Алексеевича. Он увидел, что я вздрогнул, глядя вперёд, повернулся и посветил туда фонариком. Спросил меня, я ему показал на вещи, по полу раскиданные, и говорю, что вроде там что-то мелькнуло. Он мне сказал, чтобы я маску надел, сам надел маску и говорит, что это пары такие, могут галлюцинации вызывать. Я из рюкзака осколки высыпал в нишу, выбросил часть бинтов, которые промокли. Пошли мы дальше. И вот, коридор раздваивается, а на карте у нас нет такого, там показан только один! Решили действовать по правилу правой руки. Пошли вправо, там брошенные лопаты, тележка большая стоит с породой, каски валяются. Мы внимательно в каждый закуток оглядываем. Смотрим, у правой стены подпорки сломанные лежат. Мы осторожно обошли их, часть стены и потолка обвалились, а за этим обвалом Иван лежит, без сознания, и руки все по локоть в крови. Послушали – дышит, слабо, но дышит. Леонид Алексеевич свой рюкзак мне передал, фонарик тоже, мы на спину ему Ивана закинули, благо, что худой и не тяжёлый, и пошли к выходу. Там привязали его к верёвке, под мышки закрутки поддели, и подняли его наверх. Сами вернулись в правый коридор, дошли до конца, до самого завала, всё проверили и вернулись к развилке. Левый коридор был выше и шире. И постоянно какие- то шорохи возле нас были, мы сначала думали, что это капли, но потом прислушались, и поняли, что это звуки не природного происхождения. А потом это уже не шорохи были, а бормотание какое-то. Фонари у нас заморгали, мой погас совсем, у Леонида Алексеевича ещё чуть шаял, а коридор всё не кончался. И вдруг, у меня по ногам что-то поползло, я даже подпрыгнул от неожиданности. Леонид Алексеевич повернулся ко мне, и в этот момент из-за его спины возникло что-то чёрное, огромное, кишащее, как клубок змей, и глаза, зеленоватые, как фосфорные, на меня глянули, и зрачки в глазах чёрные расширились, открылись, как могила. Эта тварь Леонида Алексеевича в спину толкнула, он на меня повалился, фонарь сбрякал о пол и погас. И по мне какие-то щупальца, или змеи, чёрт знает что, не знаю даже как объяснить, в общем, переполз кто-то через нас. И я услышал слово: «Трепещите». Поверите, теперь я знаю, что такое волосы на голове шевелятся от страха. Я свой фонарь начал трясти и он снова вспыхнул. Сидим с Леонидом Алексеевичем, друг на друга смотрим. Он встал, подобрал свой фонарь, покрутил его, и он слабенько засветил. «Чертовщина какая-то», только он и сказал. Я так перепугался, что встать не мог. Он достал из своего рюкзака фляжку, рот мне силком открыл и влил спирта мне. Потом сам глотнул, меня на ноги поставил и сказал: «Знаешь, Антон, я тоже боюсь, но Никита где-то здесь, живой или нет, но мы должны его поднять. Это закон. И мы должны оставаться людьми». Нашли мы Никиту немного подальше от того места, где эта тварь по нам проползла, он не дышал, у него была свернута шея, и руки были все обглоданы, кровь кругом. Мы его подняли, а я ещё долго стоял, не мог подняться, так как меня всего выворачивало наизнанку. Леонид Алексеевич терпеливо ждал, пока я приду в норму, потому что сказал, чтобы я первый поднимался. Поднялись мы. Иван в больнице через несколько дней в себя пришёл, но ничего не помнил, последнее что вспомнил, как они с Никитой повернулись на голос, который им сказал: «Здесь я». Вот, Ольга Ивановна, какие страсти бывают на земле. Я через несколько дней подошёл к Леониду Алексеевичу, хотел с ним поговорить, но он меня сразу остановил и сказал: «Антон, Никита сорвался и упал с большой высоты, пока летел, ободрал все руки. Понял? А Антон не смог один подняться, и отравился угарным газом. Всё. Это всё что мы с тобой там видели».
– Ничего себе, у Вас приключение было! И как Вы думаете, кто это был? – Спросила я.
– Знаешь, мне кажется, что это существо не классифицировано нигде, даже в сказках, потому что кто его видел, тот уже не смог больше ничего рассказать. И это его «Трепещите». Знаете, Ольга Ивановна, он бы даже мог нам не показываться, не трогать нас, а просто сказать это, и всё. Мы бы уже лежали в страхе. Я до сих пор считаю счастливой случайностью, что мы остались живы. Почему он нам не свернул шеи, когда через нас проползал, не знаю. Не похоже, что он знает, что такое жалость.
