— Я усматриваю здесь подлинные приметы аскезы, — сказал Джойс любезно.

— Да, — согласился Мик. — Недалеко отстоящей от пустынь древности. Могу утешить вас: святые отцы питаются очень хорошо, а за ужином принимают красное вино.

Джойс знающе улыбнулся.

— Но, полагаю, это не обязательно. Во дни мои во Франции я столовых вин избегал. Это дурацкое французское заблуждение — что безопасную питьевую воду добыть невозможно.

Дверь беззвучно отворилась, и пред ними предстал отец Гравей. Мик уловил, что отец только что трапезничал и был в хорошем настроении.

— Так-с, — произнес он, протянув им обе руки, — добро пожаловать в наш скромный дом.

Состоялось формальное рукопожатие, и священник уселся.

— Отец Гравей, — сказал Мик, — вот он, мой друг Джеймз Берн. Он много лет преподавал за рубежом, однако ныне вернулся в лоно, так сказать.

— А, мистер Бёрн, очень приятно.

— Я здесь, отче, — добавил Мик, — лишь чтобы представить вас друг другу и далее отбыть. Джеймз желает немного потолковать с вами.

— Разумеется. Мы здесь слуги и нисколько не стыдимся этого звания. Мы даем советы, лишь когда о них просят… — Он умолк и хмыкнул. — А иногда и без спроса.

— Вы очень любезны, отче, — сказал Джойс. — Мне, благодаря вам, уютно. Вы меня успокаиваете.

Возникла пауза, словно все ждали, когда кто-нибудь из них скажет хоть что-то, намекающее на цель этого визита. Наконец отец Гравей ловко открыл дверь.

— Если тревожат вас дела духовные, мистер Бёрн, — сказал он, — я, разумеется, пообщаюсь с вами один на один.

— Я в любом случае ухожу, — поспешно произнес Мик.

— Вы имеете в виду исповедь? — нервно спросил Джойс. — Боже, нет, дело не в ней. Слава богу, в этом я вовсе не нуждаюсь. Но да, верно, дело мое, скажем так, духовное.

Отец Гравей кивнул ободряюще.

— Видите ли, отче, — встрял Мик, — мистер Бёрн желает примкнуть к вашему дому. Он стучится в вашу дверь.

Джойс пылко закивал.

— Что ж… ясно, — сказал отец Гравей, со всей очевидностью растерянный.

— Он не так стар, как может показаться, — услужливо добавил Мик.

Отец Гравей пристально рассматривал свои изящные руки.

— Что ж, положение в общих чертах таково, — начал он. — Оставляя в стороне сам по себе священнический труд, община отвечает за всю свою интеллектуальную работу, в том числе литературные дела, преподавание и внутренние административные задачи Общества, и местные, и международные. Мы самодостаточны, почти — дерзнул бы я сказать — почти по правилам первобытной Церкви. Чтобы удовлетворять простые временные нужды, мы привлекаем мальчиков из заведений, мальчиков обыкновенно слегка ущербных умственно, однако подобные условия обычно помогают им и идут на пользу. И, господа, постель я себе стелю сам.

Джойс слегка взмахнул руками, невпопад.

— Отче, — произнес он еле слышно, — дело не в том, что я нищ или что-нибудь в этом духе. У меня довольно приличная работа в сфере питания. Просто в духовном отношении я… без руля и без ветрил. Желаю служить Всевышнему по собственному изволению и впрямую. Хочу примкнуть к одному из домов Общества и… знаете ли, работать там.

— Понятно, — сказал отец Гравей снисходительно. — Но по нашим правилам принять такого человека, как вы, мистер Бёрн, не очень-то просто. Мне нужно переговорить с отцом Болдуином из замка Ратфарнэм, это другой наш дом, и, вероятно, с Миллтаун-парком^{140}. Мы довольно простецкие люди, мистер Бёрн. Откровенно говоря, мы не по садоводческой части.

Джойс и Мик переглянулись.

— Слава богу, мы всегда рядом с какой-нибудь общиной добрых монахинь, которые с радостью снабжают нас прекрасными цветами для алтарей.

— Вообще-то, отче, — влез Мик, — не этого рода дела у мистера Бёрна на уме.

— Что ж, возьмем замок Ратфарнэм, — продолжил добрый священник. — Там всегда найдется что полоть, и заниматься этим надо, но я знаю, что ректор приучает отцов в этом участвовать, ибо свежий воздух полезен духовенству в той же мере, в какой и их пастве. Но настоящее садоводство — совсем другой коленкор. Вы опытный садовник, мистер Бёрн?

Мик заметил, что оттенок лица у Джойса сделался слегка бледнее обычного.

— Конечно же нет, громко сказал он.

— Я знаю, у них там имеется садовник на полной ставке, хотя он теперь уж староват. Есть ли у вас еще какие-нибудь рабочие навыки или умения, мистер Бёрн? Шеллачная полировка, плотницкое дело, переплетное?..

— Нет, — отрывисто произнес Джойс.

— По латуни что-нибудь?

— Нет.

Отец Гравей терпимо улыбнулся.

— Так-так, мистер Бёрн, — сказал он, — говоря словами солдата, мы еще не разбиты. Буду с вами предельно откровенен и скажу, что есть кое-что, донимающее Общество во всех домах в этой стране…

— Не соперничество ли с Христианскими братьями?^{141} — спросил Мик, широко улыбнувшись.

— Ах нет. Кое-что куда сокровеннее. Я об исподнем Отцов.

— Небеси святые, — проговорил Джойс.

— Нет нужды теоретизировать о том, — продолжил отец Гравей в своей добродушной манере, — как Всемогущий распределил некоторые навыки между полами. Попросту говоря: вязанье, шитье и иное подобное рукоделье — исключительно достижения женщин. Исподнее отцов вечно в состоянии, близком к распаду, однако правила наши запрещают наем женщин, даже на самые грубые работы. Моя собственная нательная рубашка вас бы сейчас повеселила. Вся в дырах.

Джойс, похоже, совершенно растерялся — и смутился.

— Но, отче, разумеется же, монахини могли бы вам помочь — даже, в смысле, в благотворительном порядке.

— Нет-нет, мистер Бёрн, правила наши не позволяют никаких связей в такой вот хозяйственной сфере. Красивые цветы для алтаря — это пожалуйста.

— Но, отче, — вмешался Мик, — не могли бы выпускники иезуитских колледжей помогать в этом деле? Забирать вещи к себе, в смысле. В конце концов у всех у них есть жены и дочери.

— А также матери и сестры, — добавил Джойс.

Отец Гравей задумчиво улыбнулся.

— Общество Иисуса, господа, — это еще и самоуважение.

Все торжественно примолкли.

— Но, небеси, отче, должен же быть способ с этим…

— Если б мы знали, — отметил отец Гравей, — почему пот настолько едок, мы бы, вероятно, чего-то добились. Верьте слову: моя нательная рубашка — гнилье.

Лицо Мика затуманилось отчаянием.

— Так что же вы все-таки предпринимаете?

— Ну, почти все отцы знают, как штопать носки. Отец д’Арбуа, местный француз, совершает героические подступы к исподнему — и один из наших слуг-мальчиков подает немалые надежды. Но, слава богу, есть во всем этом просвет. Отец Ректор очень щедр на обновы. В отношении здоровья отцов он очень внимателен. Сдается мне, он на короткой ноге с приказчиком из «Тодда Бёрнза»^{142}.

Джойс, доселе совершенно ошарашенный, теперь облегченно улыбнулся.

— Отец Гравей, — сказал он, — эта хозяйственная незадача, может, и кажется чудовищной, однако меня нисколько не смущает.

— Правда, мистер Бёрн?

Священник уставился на него задумчиво, затем перевел взгляд на Мика.

— Знаете, мистер Бёрн, — сказал он, — ни в коей мере не желаю быть самонадеянным, но, думаю, вы мне подбросили одну мысль. Эта ничтожная неувязка в равной мере имеется и в других наших домах. Не в колледжах по стране, разумеется, — не в Клон-гоузе, Мангрете, Галуэе. Кастелянши и обслуга там есть, но вспомним о доме Манреса в Доллимаунте, о Лойоле в Доннибруке^{143}, о замке Ратфарнэм, о Миллтаун-парке. Улавливаете, мистер Бёрн? Исподнее отцов во всех этих учреждениях просто в лоскуты.

Мик озабоченно завозился.

— Мистер Бёрн, отче, — сказал он, — не связан ни с какими кланами прачек или с чем-то еще в этом роде.

Отец Гравей терпеливо улыбнулся.

— Боже упаси, — сказал он мило. — У меня всего лишь возник зародыш мысли, которую я выложу прямиком и в лоб отцу Ректору.

— И что же это за мысль? — спросил Мик.

— Вполне простая. Вот: мистер Бёрн, номинально принятый в нашу обслугу, должен стать во главе починки и восстановления исподнего отцов во всех дублинских жилых заведениях.