Мик вздохнул. Если принять доклад Хэкетта всерьез, положение сделалось прискорбно текучим и размытым. И все же Мик не забыл, что по-прежнему был на шаг впереди. Если доверять алхимии ячменного зерна, Тейг Макгэттиген в сей миг помогает Де Селби выпутаться из одежды, готовит его, стиснутого в безвоздушной утробе спиртного, рухнуть на кровать. Вероятно, только к полудню назавтра вернется Де Селби в чувства, да и то лишь затем, чтобы обратиться в недвижимую руину. Немалые двое суток пройдут, прежде чем Де Селби станет пригоден для каких-либо поступков и решений. Но сам Мик уже рано поутру будет при деле.

— Что ж, Хэкетт, — сказал он, — я собираюсь заказать последний напиток и отбыть. Завтра утром мне нужно довершить начатое сегодня. После чего я, возможно, свяжусь на выходных с Де Селби.

Он и впрямь заказал стакан виски, стакан «Виши» и смог даже хохотнуть.

— Выше нос, Хэкетт, — просиял он, — не давай столкновениям со странными исключительными людьми вроде Де Селби огорчать тебя или же гасить твою природную кипучесть. Не лучшая ты компания, когда на уме у тебя бремя. Нет нужды ни в каком бремени. Выбрось из головы.

Хэкетт слегка улыбнулся.

— Ты уж прости меня, — отозвался он, — но я всегда несколько удручаюсь, когда оказываюсь рядом с человеком, уже накачанным выпивкой. Все равно что драться одной рукой, а вторая привязана за спиной.

Они чокнулись, и тут Мик выдал нечто, удивившее его почти так же, как и Хэкетта.

— Хэкетт, — произнес он, — я впутался в эту сверхъестественную кутерьму куда больше твоего. Она так или иначе вскоре закончится. Но я кое-что понял — кое-что глубокое и ценное. Во-первых, иной мир и впрямь существует, хотя проблески его для меня были неоднозначны и искажены. Во-вторых, у меня есть бессмертная душа, о которой я нисколько не пекся. В-третьих, жизнь, которой я жил, была суетна и, безусловно, смехотворна.

Хэкетт хихикнул.

— Во ты сказанул-то.

— То же касается и тебя, хотя, да, ты не настолько лишен смысла, как я. В конце концов, ты задался целью выиграть турнир по снукеру.

— Что ж, снукер, значит, греховен?

— Нет, просто бессмыслен. Я собираюсь бросить свою дурацкую никчемную службу как можно скорее и вступить в ряды Церкви.

Возможно, все дело в пылком тоне и серьезности, однако Хэкетт присел.

— Ты… чепуху несешь, Мик, правда? В твоем возрасте?

— Я серьезно. Эта мысль все время крутилась у меня на задворках ума, независимо от того, насколько я был занят всяким прочим — крутилась, как неутомимый, незримый электрический мотор. Благодать Божья никогда не оставляла меня.

— Черт меня дери. Хочешь сказать, что, встреть я тебя через несколько лет, мне придется снимать перед тобой шляпу? Ты прекрасно знаешь, что шляп я почти не ношу.

Мик добродушно улыбнулся. Сколь бы серьезен он ни был, ему не хотелось придавать происходящему ни громоздкости, ни помпы и тем самым не оказываться на границе с нелепым. Несвоевременный смех мог разрушить нечто важное.

— Могу облегчить тебе думы, Хэкетт, — сказал он весело. — Очень мала вероятность, что ты встретишь меня после того, как я окажусь среди Господом помазанных. Более того — будет это невозможно вовсе.

— Почему? Ты собираешься стать заморским миссионером, проповедовать евангелие неграм в Занзибаре или где-то еще такого же рода?

— Нет. Это единственное, что я не буду делать вполсилы. Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, чего хочу. Собираюсь примкнуть к одному из закрытых орденов — и к самому строгому, если меня возьмут.

— И кто же это, когда в доме своем он?

— Реформированный орден цистерцианцев, широко известных как трапписты…

Хэкетт исторг странный клекот, переродившийся в громовой хохот.

— Черт, черт, — гоготал он, — я под это дело куплю себе последнюю выпивку. На сей раз виски. Два, миссис Л., — кликнул он. Миссис Лаветри, взявшись выполнять заказ, вымолвила:

— Время подходит, мистер Хэкетт.

Хэкетт мгновенно затих, задумался и оплатил заказанное без сдачи. Доверительно повернулся к Мику, жестом показывая, что предлагает пить за его здоровье.

— Занятно, как возникает повод для тоста — и возникает неизбежно, даже если отчаялся его найти. Тут хороши глупые слова вроде рока или судьбы.

— Может, Провидение — слово получше.

— Почти десять лет назад я сочинил ловкий стишок. Запер его у себя в голове и решил, что не стану им бахвалиться, пока не подвернется случай, когда он окажется чудодейственно уместным. Улавливаешь?

— Кажется, да.

— Меня не волновало, отращу ли я незаслуженную репутацию импровизатора. Это меня не тревожило нисколько. Я просто хотел снять вопрос, покрыть своим козырем чьего-нибудь туза. Сечешь?

— По мне — тщеславие это.

— Погоди! Вот он, подходящий случай. Ты говоришь, что собираешься к траппистам? Хорошо. Как раз для этого объявления и был давным-давно сочинен мой стишок. Тут же как есть Судьба голяком! Но какая жалость, что нет здесь громадной публики.

— Читай уже свое сочинение, будь добр, — велел Мик.

Хэкетт так и сделал, торжественным голосом, и Мик в конце, безусловно, расхохотался. Несколько вульгарно, однако ж не похабно.

Один юный монах из Ла-Траппа

Подцепил трипака тихой сапой.

«Доминус вобискум»^[38], — сказал,

Но сикать он лучше не стал —

Поломался, наверное… клапан.

Да, забавно. Но настроение у Мика, пока шел он домой, оставалось задумчивым. В сказанном Хэкетту он был совершенно серьезен. Дни его как мирянина сочтены.

Глава 17

Рано поутру Мик уже был на ногах, довольно сумрачное настроение предыдущего вечера растворилось, и в душé возникло удовлетворенье — без всякой на то внятной причины. Он ощущал, что его довольно заполошный ум проясняется, а путь впереди становится проще.

Он оделся в парадное, завтрак сделал себе незатейливый — такой же незатейливый, как предстоящая этим утром задача. Выскользнув потихоньку в назначенный час, он нашел такси, где ему и полагалось быть, за рулем сидел Чарли, которого Мик знал по другим случайным вылазкам; Чарли читал газету. Тейг Макгеттигэн для богатых.

— Достославное утро, слава Господу, — сказал Чарли.

— Так и есть, — отозвался Мик, усаживаясь рядом, — хотел бы я съездить в Арклоу на денек, рыбу половить. Ты небось против такой поездки не возразил бы, Чарли?

— Я в смысле щуки зверь, сударь. Едренть, что 6 ни ловил я — сайду, макрель, языка морского или пусть даже треску — вечно достаю щуку. Я — как тот ловец на форель, который вечно таскает угрей и всю оснастку себе портит. На Вико-роуд, сударь?

— Да, Вико-роуд. Я тебе скажу где.

Время было девять, не очень-то рано, однако поездка через Монкстаун, Данлири и Долки сложилась такая, будто населенные пункты эти все еще спали. Движения на улицах — самая малость, если не считать редких потрепанных трамваев.

На Вико-роуд не видно было ни души. Мик дал Чар-ли проехать порядком мимо цели, затем велел вернуться и остановиться в двенадцати ярдах от прорехи в ограде.

— Подожди здесь, Чарли, — наказал он, — заднюю ближнюю дверцу оставь открытой. Мне нужно забрать у приятеля предмет неуклюжего пошиба. Я ненадолго.

— Есть, сударь.

Мик почти сразу увидел, что бочонок лежит там же, где его оставили, но прошел чуть дальше под деревьями и присел на валун. Решил, что может быть уместной некоторая искусственная задержка.

Когда же вернулся, оказалось, что извлечь и далее тащить бочонок, вдоль дороги, держа его перед собой, не составляет никакого труда, однако, добравшись до машины, Мик вынужден был тяжко уронить его на землю.

— Чертова штука тяжелая, Чарли, — сказал он, отвлекши водителя от газеты. — Не положишь ли его в багажник?