Это предложение — верх безответственности — ужаснуло Мика.
— Ради всего святого, сержант, ни в коем разе. Это оставит человечество по-прежнему уязвимым для опасностей, выпестованных Де Селби. В выходные полицейский Хват может обнаружить контейнер, пока вас не будет на месте, и попытаться его вскрыть, думая, что это бочонок сидра.
Сержант сардонически хихикнул.
— Отец Камминз, младший священник, отбыл в графство Типперэри, навестить хворую матушку. Мы могли бы оставить сей предмет ничтожно втихаря внутри исповедальной будки в церкви. Ни единый человек, приверженный здравомыслию, не сунется туда ни за что.
Они приближались по Вико-роуд к крошечной бреши в изгороди, коя открывала проход к жилищу Де Селби. Мик причинил им обоим заминку, придержав велосипед сержанта. Сие — дабы подчеркнуть.
— Сержант Фоттрелл, — сказал он потаенным пылким голосом, — я продумал эту операцию до мельчайших подробностей. Мы не смеем отступать от плана. Мы доставим предмет Де Селби вплоть до этого заграждения, если потребуется — будем катить его, и спрячем здесь на ночь. Рано утром близ моего дома остановится такси, шофер подождет. Когда я воссоединюсь с ним, мы отправимся сюда, заберем предмет и привезем его туда, где он навеки окажется в безопасности. Ну не просто ли сие?
Они двинулись дальше, ибо сержант оказался не склонен к спору. Он считал себя — вполне уместно — профессиональным советчиком в том, как вламываться в дома в общественных интересах. И когда они добрались до бреши в ограде, явил чудесное проворство и скорость, скрыв велосипед в кустах и листве.
В бесшумном восхожденье средь деревьев Мик заботливо вел сержанта за рукав. Дом был полностью погружен во тьму, из него — ни шепотка жизни. Очертанья его, в некоторых подробностях, вполне виднелись на диковинной его прогалине. Входную дверь было видно, однако она никак сержанта к себе не повлекла: теперь он, потянув Мика за рукав, объялся тенью дерев и хитроумно повел их в обход дома.
Их поманили к себе два небольших окна, каждое с двумя фрамугами равного размера. Обход дома по-казал, что дом на удивленье мал и сплющен — по сравненью с фасадом.
Сержант выбрал окно и извлек тонкий карманный ножик. Подлез в область защелки, повозился с торцами фрамуг и, к оторопи Мика, внезапно отодвинул нижнюю, без всякого ножа, отчего возникло отверстие примерно два фута на полтора. В оное сунул он крупную голову и тихонько позвал:
— Есть тут кто? Есть тут кто?
Никакого ответа из мрака не долетело. Он вынул голову и применил ее, дабы могуче кивнуть Мику. Затем поместил в щель исполинскую правую ногу, после чего стремительным, крайне сложным изгибом протиснул туда всего себя. Мик с трудом последовал за ним, попутно подумав, что их безрассудное вторженье ни в коей мере ни чертами своими, ни прытью не походило на то, как случается это в преступном мире, описанном в книгах. Разумеется, насколько ему было известно, ни он, ни сержант не вооружены (если договориться не брать в расчет ножик в сержантовом кармане). Сержант осторожно и тихо закрыл окно.
Мик извлек маленький фонарик с ярким, но очень узким лучом, и оглядел помещенье. Они, судя по всему, оказались в опрятной кухне. Имелся здесь грубоватый скобленый стол, буфеты, полки с пакетами и жестянками, холодильник, маленькая электрическая плита и несколько стульев. Жилище человека аккуратного.
Закрытая дверь под рукою Мика легко открылась внутрь, и он тихонько повторил воззванье сержанта, без ответа: «Есть тут кто?» Пройти вперед, к передней части дома, преодолеть краткий коридор и войти в переднюю оказалось легко. Он провел сержанта в гостиную, кою фонарик вскоре явил пустой. На полу валялись газеты, с кресла свисал коврик. На камине размещался горшок и небольшая чашка с признаками потеков. Мик впрямую направился к поставцу с ключом наготове меж пальцев. Тусклая металлическая емкость оказалась на своем месте, в точности как он видел ее прежде. Он поманил сержанта и беззвучно передал ему фонарик. Бочонок легко перекатывался с боку на бок, но Мик обнаружил, что поднять его стоя на коленях не удается. Он потянул на себя, скользом. Ящик поставца возвышался над полом примерно на дюйм, и емкость выпала навстречу ему, боком, на прикрытый тонким ковром пол. Устройство бочонка, великолепно точное, было таково, что он упокоился на своем экваторе, а полюса в равной мере далеко от пола. Мик на сколько-то откатил емкость от поставца, который после чего запер. Встал, взял у сержанта фонарик и жестом предложил ему поднять бочонок и положить его на стол. Что сержант быстро и легко проделал.
Очевидно, что теперь допустимо некоторое послабление осторожности.
— Тяжелая? — прошептал Мик.
— Нисколько, — прилетел пронзительный ответный шепот, кой слышно было из Долки, — примерно вес месячной овцы, ей-ей.
Чего он не сказал «месячного ягненка»? Мяк попробовал поднять бочонок самостоятельно. Удивился, ибо массивный вид оказался обманчивым. Подумал, что тут весу как у средних размеров пишущей машинки.
— Понесем по очереди, — прошептал он, — я буду всегда впереди — путь меж деревьев непрост. Выйдем через переднюю дверь. Идти нужно осторожно и медленно. Несите первым. Я открою и закрою дверь.
— Умозаключительно, — отозвался сержант, налагая могучие длани на добычу.
Медлен и тщателен был их поход до прорехи в ограждении у дороги, ибо судьбоносен был их груз, а укрытие его в поросли — стремительно. Хоть ни в единой малости не пошел их замысел не так, сердце у Мика стучало на протяжении всего пути — и даже после, когда они с сержантом и извлеченным из кустов велосипедом гуляючи спускались по Вико-роуд.
— Вы знаете, — сказал сержант тихим доверительным тоном, — знаете что? Вы знаете, что произойдет завтра в шесть утра?
— Нет — что? — спросил Мик, внезапно слегка испугавшись. Какую совершенно очевидную вещь они упустили?
— В шесть или около того, — продолжил сержант, — западный ветер принесет свирепый вихорь ливней и дерзновенные тучные вспышки, кои перепугают до полоумия несчастных селян и садовников, чьи урожаи все еще на земле, и хляби вод, ужасающие видом своим.
Это пророчество слегка повеселило Мика. Сержант, человек вечно впередсмотрящий, явно считал их ночную службу завершенной и конченой, закрытой книгой, выеденным яйцом, чем-то, что можно далее не упоминать и даже в помыслах не касаться. Миков замкнутый на себе, хитросплетенный, захламленный ум счел подобное упорядоченное, простое положение дел неусвояемым, однако благодарен был, что сержант смотрел на вещи вот так, ибо отношение сержанта оказалось для Миковой странной обеспокоенности бессознательно утешительным.
Он откликнулся на разговор о погоде и был вознагражден кратким докладом о катастрофах далекого прошлого, возникших из непростительных шалостей природы, и о том, что Ирландский картофельный голод черных 1840-х — следствие исключительно недель мрачнейшего в истории человечества мороза! Они добрались до участка, и Мик протянул сержанту руку — в знак признательности и прощания, но тут сержант, взяв Мика за плечо, ввел его в участок.
— Чайничек чаю будет нам обоим на пользу, — сказал он тоном предположительно обольщающим, — и на хлюплые хныки полицейского Хвата по поводу пробоя покрышек не обращайте внимания.
«Хныки» он произнес как «хняки».
Глава 16
Покидая полицейский участок в тот вечер, Мик с удивлением отметил, что времени всего-то чуть за десять. Вопреки здравому рассуждению, он решил навестить гостиницу «Рапс» и лично извиниться перед Де Селби. Готовые небылицы всё лезли и лезли ему в голову. Нынешнюю встречу он назначил, дабы договориться о свиданье Де Селби с прославленным писателем Джеймзом Джойсом. Однако в городе при Мике автомобиль сбил и поранил велосипедиста. Полиция настояла, чтобы Мик отправился в участок и дал письменные показания как свидетель. Полиция явила себя безнадежно медлительной и несведущей. Они сломали ему вечер на основании происшествия, к которому он не имел совершенно никакого отношения, и теперь оставалось лишь извиняться. Он чрезвычайно сожалеет.
