— Как вы смеете! Я буду кричать!

— Да зачем же это? — вполне искренне удивился загадочный собеседник, начиная неспешно расстегивать свой длинный сюртук.

— О Боже! Да что это вы делаете?

— Как изволите видеть, раздеваюсь.

— Не смейте!

— Да почему же нет? Рассудите сами — вы пришли сюда отдаться за деньги, так какая вам разница с кем придется иметь дело? Подумайте о том, что если вы сейчас откажетесь, то сделка будет считаться несостоявшейся, и аванс вашему папеньке придется вернуть сполна.

Растерянная Катрин, сидя на постели и продолжая прикрываться одеялом, лихорадочно соображала. Что все это могло значить, и почему Дворжецкий прислал вместо себя этого человека? Не кроется ли здесь какая-то дьявольская ловушка?

— Так что, сударыня, — поторопил Данилян, полностью расстегнув сюртук и готовясь его снять, — думайте. Как видите, я покорнейшим образом жду.

— Ладно, — нерешительно кивнула Катрин, — если Михаил Иннокентьевич решил, то…

— Вот и чудесно, — разом избавляясь от сюртука, обрадовался собеседник, — я так и думал. Однако хочу вас сразу предупредить об одном прискорбном обстоятельстве — я, к сожалению, отнюдь не так богат, как наш общий друг и благодетель — почтеннейший Михаил Иннокентьевич, а потому смогу заплатить вам рублей пятьсот, ну, от силы, тысячу, — на этот раз его вкрадчивый голос был настолько глумлив, что Катрин похолодела от ужаса.

— Постойте, постойте, — дрожащими губами забормотала она, — какую тысячу, о чем это вы… Сумма сделки была совсем иной!

— Все верно, — спокойно согласился Данилян, приближаясь к постели и вступая в свет ночника, так что теперь Катрин могла рассмотреть его притворно-серьезное лицо. — Но, согласитесь, ведь и условия сделки были совсем иными, — и он, улыбаясь, поглядел на молодую женщину сверху вниз.

— Что вы имеете в виду? — замирая от испуга, пролепетала она.

— Впрочем, — не отвечая на ее вопрос, продолжал издеваться собеседник, — и тысяча рублей, надо вам заметить, деньги совсем немалые. Я думаю, что ваш муж, уважаемый Аристарх Данилович Водопьянов, не будет возражать… Можете не беспокоиться — уж с ним-то мы всегда сумеем договориться! — и он принялся демонстративно развязывать галстук.

— Стойте! — не своим голосом вскричала Катрин. — Прекратите немедленно! Что все это значит?

И тут, словно отвечая на ее вопрос, в спальню с шумным вздохом протиснулся и сам банкир, держа в руке подсвечник о трех свечах, отчего в комнате стало достаточно светло.

— А что вас так возмущает, сударыня? — иронично поинтересовался Дворжецкий. — Мой поверенный дешево оценил вашу красоту — всего-то в тысячу рублей? Так поторгуйтесь с ним и сами назовите цену!

— Вы меня оскорбляете!

— Разве при вашем-то бесстыдстве и прохиндейство это возможно?

— Но как вы узнали?

— А вот это уже не ваша забота! Одевайтесь и возвращайтесь к супругу, мнимая вы дева, — и он грозно возвысил голос, — да не забудьте передать своему отцу, что банкир Дворжецкий не принимает к оплате фальшивых банкнот! Аванс господином Симоновым уже получен, а потому либо он выполнит условия сделки и пришлет мне свою младшую дочь, которая, я надеюсь, не чета вам и окажется настоящей девственницей, либо я его в Сибири сгною, — и он знает за что!

В отличие от Катрин, рано усвоившей манеры светской дамы, Надежда оставалась девушкой простой и скромной, как настоящая Золушка, поэтому почти всегда одевалась и раздевалась самостоятельно. Отчасти это было вызвано тем, что она стеснялась лишний раз тревожить горничную Машу, с которой они были ровесницами и почти подругами; отчасти потому, что у нее не хватало терпения дожидаться, пока та явится на ее зов из другого конца здания.

Вернувшись с прогулки и быстро избавившись от верхней одежды, разрумянившаяся Надежда подошла к трюмо. Любуясь на собственное отражение, она томно распустила свои чудесные белокурые волосы и, улыбаясь каким-то потаенным мыслям, начала причесываться.

Через несколько минут в дверь комнаты постучали.

— Ах, это ты, Машенька, — Надежда мельком оглянулась на горничную — молодую девушку с круглым миловидным лицом и проворными маленькими руками, — и продолжила плавно водить расческой по волосам. — Заходи… Что скажешь?

— Ой, барышня, да вы вся сияете! — всплеснула руками прислуга. — Уж не влюбились ли?

— Почему бы и нет? — усмехнулась Надежда, после чего с заговорщической улыбкой снова оглянулась и, поманив пальцем, шепотом добавила: — Не знаю, влюбилась я или нет, но сегодня меня впервые в жизни поцеловал мужчина.

— О Господи, да кто же это?

— Ты его не знаешь. Он студент Медико-хирургической академии… Зовут Денисом.

— Студент? О Господи!

— Да что это ты все охаешь да имя Господа нашего всуе поминаешь! — притворно рассердилась Надежда. — А по мне так все чудесно и даже петь хочется! Да и погода сегодня чудо как хороша.

— Но как же это он вас поцеловал-то?

— Что за глупые вопросы? Ты не знаешь, как мужчины целуют женщин?

— Знаю, — задорно улыбнулась горничная, демонстрируя ямочки на щечках.

— Ну то-то же, — и Надежда наставительно погрозила ей пальцем.

Она неспроста не стала развивать эту тему, поскольку первый в ее жизни поцелуй оказался на удивление нелепым — сначала Денис неуклюже ткнулся в щеку мокрыми усами, а потом, когда она робко подставила ему губы и закрыла глаза, он вдруг как-то нелепо заводил губами по ее лицу и даже обслюнявил кончик носа. Впрочем, все это было так мило и забавно — особенно выражение его ошалевших от счастья глаз, что Надежда была очень довольна произошедшим. Тем более, что напоследок Денис высказал признание, прозвучавшее цитатой из душещипательного романа: «С тех пор, как я узнал вас, дни пролетают для меня, как чудный сон!»

— Кстати, ты чего пришла? — поинтересовалась она, снова отворачиваясь к зеркалу.

— Папенька вас к себе требуют.

— Так что ж ты сразу не сказала, глупая! Он в кабинете один?

— Нет, там все ваше семейство — и маменька, и мадам Катрин с мужем.

— Вот как? Хорошо, Машенька, поди скажи, что сейчас иду.

Надежда не представляла, чем был вызван этот семейный совет, а потому озабоченно нахмурилась. Правда, взглянув на себя в зеркало, тут же рассмеялась: как это глупо и некрасиво — выглядеть нахмуренной при таком замечательном настроении!

Войдя в кабинет отца, она застала там следующую сцену — Павел Константинович по привычке прохаживался по пушистому персидскому ковру, сестра Катрин сидела в кресле, за которым как часовой стоял ее муж, а маменька расположилась на диване, держа в руке платок и имея столь траурный вид, словно бы недавно вернулась с похорон.

— Что-нибудь случилось? — поздоровавшись со всеми, тут же поинтересовалась Надежда, обращаясь преимущественно к отцу, который подошел к ней, чтобы рассеянно поцеловать в щеку. — И почему у вас всех такой странный вид?

— Проходи, садись, — сказал Павел Николаевич, указывая ей на стул. — Нам необходимо сообщить тебе нечто очень важное.

«Уж не собираются ли они выдать меня замуж? — испугалась девушка. — Но за кого, и почему так внезапно? Боже, как я скажу об этом Денису!»

— Я вас слушаю, папенька…

— Видишь ли, девочка, могу заявить тебе безо всякого преувеличения, что от твоего нынешнего решения зависит судьба всего нашего семейства… Да-с, можно сказать, что именно судьба, — останавливаясь напротив притихшей Надин и выжидательно взирая на дочь, повторил Симонов.

— Да что же я такого могу решить, папенька? — с дрожью в голосе взмолилась она, не на шутку напуганная подобными приготовлениями.

Надин испугалась еще больше, когда Ангелина Николаевна вдруг шумно вздохнула, тяжело поднимаясь с заскрипевшего дивана.

— Нет, я не могу при этом присутствовать, — простонала она, распространяя вокруг себя запах валерьянки, — извини меня, Павел Константинович, но я лучше пойду… Прости меня, Наденька!