Отец вошел и швырнул на стол пачку документов. Бумаги рассыпались по грязной обшарпанной столешнице, и Джин поспешно бросился снова сгребать их в пачку, а отец лишь устало рухнул на скрипнувший стул и уронил голову на руки.
– Кажется, мы все-таки вырвемся отсюда, – пробормотал он.
Мать, тонкая и прозрачная, как стебель цветка, пробившегося сквозь асфальт, подошла к столу и прижала к груди руки с резко выступавшими венами.
– Тебе одобрили командировку?
– Да. Доберемся до Китая. Потом, может, в Россию попробуем выбраться.
– Меня вряд ли выпустят, – покачала мать головой. – Папа… сам знаешь, я у них на особом контроле… Но хотя бы вы с Джином, хотя бы вы…
Джин переводил непонимающий взгляд с отца на мать, читая в их лицах отчаяние и надежду.
– Ты такой же архитектор, как и я. Они должны тебя выпустить.
Но она устало покачала головой
– Когда отец уехал на юг, мне было всего пять лет, гораздо меньше, чем сейчас Джину. Я мало что понимала тогда, знала лишь, что папа бросил нас с мамой. И жить с тех пор стало еще тяжелее. Когда я выросла, многие мне объясняли, что отец, таким образом, просто сбежал от кровавого режима, но какое, в конце концов, это имело значение? Мать возглавляла пхеньянскую партию, и книги Ким Ир Сена были у нас в доме чем-то вроде Библии… она запрещала мне даже произносить имя отца, даже просто упоминать и вспоминать о нем, и мне все казалось, что он бросил нас из-за того, что мама помешалась на гражданской активности. Я постоянно винила ее в том, что отец ушел. Но почему он оставил здесь меня? Моя повернутая на чучхе мама осталась со мной и отрывала от себя лишний кусок, чтобы накормить меня, а свободолюбивый отец, приверженец либеральных свобод и демократических ценностей, оставил меня здесь голодать. Я не хочу предавать память матери. Поезжайте с Джином туда, где, ты считаешь, ему будет лучше.
– Да что тебе здесь делать? Твоя мать давно в могиле. Ты должна ехать с нами. Подай запрос на командировку…
Но она снова помотала головой.
– Я хочу быть там, где похоронили мою мать. Чужая земля уже не примет меня. Обязательно купи там Джину побольше теплой одежды и следи за его бронхитом, он осенью постоянно обостряется…
Поезд на большую землю отходил уже через неделю – такую короткую неделю, остававшуюся Джину на то, чтобы навсегда проститься с матерью. Самолеты у них не использовались, и Джин не знал – то ли это потому, что другие страны отказывались принимать их воздушные суда, то ли они просто не научились их производить.
Всю неделю отец настойчиво уговаривал мать присоединиться к ним, озвучивая все новые и новые аргументы, а Джин втихомолку твердо решил никуда не уезжать. Она не хотела идти с ними на вокзал, и Джин тогда все не мог понять почему. Никто из них не плакал – все по разным причинам: Джин хотел в последний момент обрадовать мать, отец просто не видел в этом смысла, а мама… наверное, она боялась, что ее слезы заставят их остаться.
Утром дня икс Джина подняли рано утром, заставили надеть самую лучшую одежду, которая только у него была, впрочем, у него и выбора-то особого не было – взять из трех имевшихся в шкафу рубашек наименее грязную и рваную… Когда отец стоял у двери с чемоданом, не сводя глаз с матери, Джин вдруг крикнул:
– Мама, я никуда не еду! Я остаюсь с тобой!
Она резко обернулась к сыну, и в этот самый момент слезы градом потекли по ее лицу.
– Сынок… нет, ты тут не останешься, я этого не допущу, – она прижала его к себе и принялась целовать в макушку.
Джин тоже разрыдался, вцепившись в ее юбку.
– Уходи! – крикнула она мужу со злостью. – Сейчас же забирай его и идите!
– Нет! – вопил Джин, но отец уже отдирал его от матери.
Ребенок пинался, царапался и цеплялся за мать изо всех сил, но двое взрослых людей быстро справились с ослабевшим от слез ребенком, и мать тут же убежала в ванную и заперлась там.
– Уходите! – крикнула она оттуда.
В этот момент лицо Джина обожгло адской болью – отец изо всех сил ударил его. Кровь тут же потоком хлынула из его носа, но отец не обратил на это внимания и потащил его за собой – меньше всего на свете он хотел опоздать на поезд до Владивостока – в те дни Китай еще строго контролировал пассажиропоток из обеих Корей и принимал на границе только тех, кого уже предварительно проверили российские спецслужбы, не совсем пока еще забросившие старые привычные и весьма действенные методы давно казалось бы канувшего в лету КГБ. Прямые поезда до Пекина тоже ходили, но гораздо реже, да и билеты на них обходились в разы дороже.
Всю дорогу Джин почти ничего не соображал – лишь пытался остановить кровь, залившую его лучшую рубашку. Только когда поезд покинул Пхеньян и начал свой путь на север, отец отпустил Джина в туалет привести себя в порядок. Там мальчик рухнул на мокрый и грязный пол и разрыдался.
Дорога до Владивостока заняла почти полтора дня. Поезд шел практически пустым – мало кто из жителей получал разрешение на выезд, поэтому все пассажиры были в основном русскими. Отец не выглядел расстроенным, и Джин не желал с ним общаться, даже поначалу отказывался от еды, но к вечеру сдался и съел несколько галет.
Во Владивостоке после тщательной проверки их под надзором пересадили в поезд до Пекина, и Джин не успел даже мельком познакомиться со страной, которая, волею судеб, и создала их – в чем-то по своему образу и подобию. И Джин так и увез с собой в Китай всю ненависть к незнакомой стране.
– Послушай, – толкнул Комаров Тимура в бок, – тебе не кажется все это странным? Ли все это время находился с нами, на шаг от нас не отходил, а вот Джин уверяет, что он изучил фюзеляж, побывал в кабине, все осмотрел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
