– Я военный и первую помощь оказать смогу, но не уверен, что он протянет пять часов. Самолет надо сажать, пока топливо не закончилось. Джин! – он потряс за плечо снова отключившегося корейца.

– Что такое? – на английском отозвался Ли, и Тимур устало закатил глаза.

– Помогите мне, Ли. Зажмите рану, кровь никак не останавливается…

– Кто его так? – обеспокоенно спросил Ли.

– Позже расскажу.

Через несколько минут подоспел Комаров со всеми найденными на борту медикаментами, а потом достал из-за пояса нож и протянул его Тимуру:

– Полей водкой, накали и вскрой. Не знаю, когда мы сможем договориться с Джином и где сядем. Если его напарник сошел с ума, то мы-то по крайней мере не можем смотреть на все это равнодушно.

– Никогда не приходилось ковыряться в ранах, – пробормотал Тимур, неохотно беря нож.

– И я слышу это от спецназовца? Твоя Лара была бы сильно удивлена, если бы увидела тебя сейчас таким. Она поди была бы уверена, что ты без малейших сомнений сделаешь это, – и Андрей ободряюще похлопал того по плечу.

Тимур шумно выдохнул и вылил половину бутылочки водки из бизнес-класса на лезвие, оставшуюся часть – себе в горло. Затем поднес к ножу зажигалку, прокалил его и наклонился над все еще кровоточащей раной.

– Кровь никак не останавливается. Похоже, задета артерия, и надо все это зашивать. Во что же мы вляпались-то…

– А я тут и набор для кройки и шитья у одной дамочки уволок, – хитро подмигнул Комаров. – Достанешь пулю – шитьем займусь я сам. Я знатно штопаю джинсы, уж, наверное, справлюсь с такой крошечной дырочкой.

Тимур сунул в рот Ветрову тряпку, собранную в тугой комок, и наклонился над раной, из которой продолжала хлестать кровь. На секунду он обернулся к Андрею, тот ободряюще кивнул, прикрывая глаза, и достал из набора иголку, выбирая нитку покрепче. Тимур лукавил: когда-то давно ему уже не раз приходилось копошиться в чужих ранах – выуживать из них не только пули, но и осколки снарядов и даже ошметки костей. Он вполне освоил профессию полевого хирурга – как и любой другой из его однополчан – но в мирное время с ужасом вспоминал обо всем этом. Нож вошел глубоко, и Ветров закричал, выплевывая тряпку. Кажется, Андрей засунул ему в рот что-то основательнее, потому что тот сразу заткнулся и лишь беспорядочно дергался и мычал.

– Будешь дергаться, он располосует тебе всю руку до локтя, – и Комаров надавил полицейскому на грудь, прижимая его к креслу.

Пуля засела в мышце, и Тимур внутренне вздохнул с облегчением, что не в кости, что значительно усложнило бы его задачу. Его руки предательски дрожали, но извлек пулю он достаточно быстро и со злостью швырнул ее на пол.

– Говоришь, никогда такого не проделывал? – усмехнулся Комаров и протянул ему иглу. – Я ее уже обеззаразил, можешь зашивать.

– Но ты…

– Товарищ хирург, мне до вашего мастерства далеко, мне все это знакомо только в теории. Так что, не будем рисковать жизнью этого пусть и неприятного человека.

Через полчаса все было кончено, и Андрей протянул Тимуру еще одну бутылочку с водкой:

– Заслужил. И иди поспи хоть немного, а я попробую нащупать Джина. Эти ублюдки правы – самолет надо сажать уже сейчас, не дожидаясь, когда кончится топливо.

Тимур отключился практически сразу, как его голова коснулась спинки кресла, и Андрей наклонился к Ли:

– Ваш Джин – классный парень.

– Да? – нахмурился Ли. – А, по-моему, он чокнутый гей.

– Гей? – изумился Комаров. – Разве?

– А, думаете, зачем он меня преследует вот уже десять лет?

– Неужели мечтает затащить вас в койку? – и Комаров расхохотался. – Вы меня, конечно, извините, но будь я геем, на вас я бы обратил внимание в последнюю очередь.

– У всех свои вкусы и предпочтения, – пожал плечами Ли. – Да и это не мои домыслы. Он сам мне не раз в любви признавался.

– Вот как? На вашем месте прямо сейчас я бы не стал его отшивать: кто-то должен посадить эту чертову посудину, вся надежда только на него. Вы уж с ним поласковей.

– Поздно, – махнул рукой Ли. – Я уже избавился от него.

– В каком смысле? – Андрей схватил Ли за руку и пристально посмотрел ему в глаза. – Что значит избавился?

– Устроил ему небольшое катапультирование из кабины пилота. Не переживайте, там есть парашют.

– Какое к черту катапультирование на такой высоте? Хотя… постойте. Зачем вы это сделали?

– Я пошел в туалет, а он… он был там – прямо в кабинке. И он… он все-таки добрался до меня… он…

– Что?!

Ли вдруг задрожал всем телом и закрыл лицо ладонями. Он бился, словно лягушка в высоковольтных проводах. Андрей прижал его всем телом к креслу и прорычал:

– Что произошло в туалете, черт побери?!

– Он… он… не заставляйте меня вспоминать это, прошу…

– Он что, в штаны к тебе залез что ли?

– Да… и не только… – из-под пальцев Ли текли крупные слезы.

– Так, все ясно, – Андрей поднял с пола рюкзак Джина и принялся вытаскивать из него все вещи.

Искомое обнаружилось на самом дне.

– Клонозепам. Так, не бог весть что, но все же лучше, чем все это. Давайте примем лекарство и прекратим сходить с ума из-за собственных фантазий. Ну же, Ли, всего пару таблеток, – Андрей извлек из пузырька две небольшие белые таблетки и протянул их Ли.

Тот уставился на них так, словно впервые их видел.

– Это… это лекарство Джина… он принимает его уже очень давно. С тех пор, как… о нет!

– Я сказал, пей эти чертовы таблетки, иначе я запихну их тебе в глотку! – Андрей засунул их в рот Ли и поднес к его губам бутылку с водой. – Ну же!

С утра сильно подморозило, но на площади продолжала собираться толпа. Солнце только показало самый краешек, а возле стены уже поставили ограждение, за которым спустя час и начали скапливаться любопытные. Они стекались сюда со всех концов Пхеньяна, несмотря на лютый мороз – полуодетые люди без головных уборов, в тонких кедах, а кто-то и вовсе в тапочках – они дрожали от холода, они синели и бледнели, но наполняли собой площадь, ожидая главного зрелища в году.

Джин подпрыгивал на месте и дул на свои озябшие пальцы, а рядом молча стояли и не шевелились отец с дедом, только угрюмо взирали на серую стену впереди.

– Я замерз, можно мне домой? – заныл мальчик, внимательно глядя на отца.

Но дед лишь нахмурился и помотал головой.

– Ты солдат, сын. Будущий солдат великой страны. И должен увидеть все, что сейчас произойдет, собственными глазами, чтобы понимать, за что мы боремся и к чему стремимся.

Толпа забила уже всю площадь. Она гудела и свистела, отовсюду раздавались нетерпеливые крики.

– Я очень замерз, отец, – пробормотал Джин, прижимаясь попеременно то к нему, то к деду.

– Тепло – это большая роскошь, сын. Слишком большая. Не всякий может ее себе позволить.

– Но посмотри, отец, ведь он же в куртке! – и Джин указал пальцем в сторону стены, к которой вели тепло одетого связанного человека.

Джин впервые в своей жизни видел человека другой расы, отличающегося от них всех. У него тоже были темные волосы и карие глаза, но черты лица совсем не походили на корейские. А еще волосы его были столь длинны, что доставали до самых плеч.

– Он не из нас, отец? Не из Кореи? – забеспокоился Джин.

– Нет, он из далекой страны под названием Венесуэла.

– Они нам враги?

– Нет, Джин, мы дружим с этой страной, вот только этот тип и со своим народом не нашел общего языка. Он предал наше великое дело, за что и будет казнен. Он предал наших людей Америке, и их там расстреляли, так что, он просто получит по заслугам.

– Но почему он так поступил, отец? Неужели он не хочет правды и справедливости? Неужели не хочет всеобщего счастья, как нас учат в школе на уроках политинформации?

– Джин, печальная истина заключается в том, что никто из них не хочет всеобщего счастья. Все хотят личного. Поэтому в этом мире одни разъезжают на роскошных собственных автомобилях и едят то, что нам с тобой даже не снилось, а другие погибают в нищете и голоде. Такие, как наш вождь, хотели бы изменить эту ситуацию, а такие, как этот Ламеда, пытаются нам в этом помешать.