В ближайшей парикмахерской, в знак протеста против приказов давно несуществующей военной кафедры и полковника Степы Степанова, мы все остриглись наголо. Долоресса Луст солидарности ради сбрила свой снопик.
Ликуя, поспешили мы в «Литературную светлицу», место вечного успокоения. Былое место успокоения. Теперь мы скинулись по две с половиной тыщи и получили отдельный столик в центре. Хотя в зале не было ни одного живого или полумертвого литератора, наши бритые затылки внушали робкое почтение. Никто нас не выгнал.
Там, где некогда гудел бар, мы возложили венки из еловых веток и побегов спаржи. «Павшим в неравной схватке поэтам и прозаикам» - было начертано на траурных лентах. И мелким шрифтом: «Мы за вас отомстим! Мы будем пить за вас!».
Безмолвно вышли мы, унося черные зонты и мертвецки пьяную Долорессу Луст. Она еще выкликала: «Мусса! Мусса». А по проспекту в полной боевой форме дружно печатали шаг полицейские подразделения нашей древней alma mater, гарцевала конная гвардия. Долоресса умолкла.
Тогда я вспомнил о Броде через Вилию между Дворцом Слушки и Вытрезвителем. Решили недолго думая переправиться на Другой Берег. Над нашими головами со скоростью крейсера совсем низко пронеслись души знаменитых профессоров. Выйдя к Реке, мы снова построились.
Вода оказалась совсем не холодной. Когда мы забрели по горло, хватились Долорессы Луст. По течению плыла лишь ее черная шляпка... Оказалось, никакого Брода давным-давно нет. Как нет Пивного Ларька, Сарая, Комнаты Смеха, Тира, Военной Кафедры, Зарембы, Стуоковки7, что и говорить! Но мы все равно шли дальше. Даже когда по течению одна за другой поплыли наши черные шляпы, мы знай брели да брели под водой... Может, вернуться? - прошептал мне коллега Франц Теодор М. Я лишь покачал своей уже мертвой головой - боясь захлебнуться: н-е-е-е... Ведь Другой Берег совсем рядом. Всего пара шагов под бурлящей водой. Если мы не пойдем, кто покажет то место, где когда-то пенился Пивной Ларек? Лощинку, где Канатоходец так лихо провел дефлорацию нашей Долорессы?
Коллега вздохнул, сделал шаг, и его шляпа понеслась вниз по течению. Я вдохнул ила и двинулся следом за ним. На Другом Берегу, на Лавке Душ, о чем-то жарко споря, нас ожидали наши верные друзья.
1991
Пикник на взморье
История нравов
Людоеды прибыли на взморье на двух больших «Икарусах» выпуска 1960 года. Автобусы поставили так, чтобы они хотя бы отчасти заслоняли северный ветер, и высыпали на белый, как сахар-рафинад, пляж. Кучка мужчин немедленно отправилась в ближний лесок - засверкали топоры, один за другим стали ложиться стволы. Мужчины обрубили сучья, бревна отволокли на берег и развели огромный костер. Женщины выгружали из транспорта мешки с пряностями, закопченные котлы, катили бочонки с вином, расстилали облезлые шкуры для лежанок под открытым небом.
Костер взметнулся ввысь, его черный дым смешался с низкими кучевыми облаками, и тогда разгорелось ясное, почти белое пламя. Кто-то сверху бросил охапку свежесрубленных веток с хвоей - пламя чуть утихло. К дюнам поползли змеистые зеленоватые, багровые и фиолетовые клубки.
Из-за туч проглянуло солнце. Людоеды разделись до пояса, а некоторые вовсе догола - от костра валил нестерпимый жар. Они развели костер не тепла ради - днем этот дым мог привлечь суда, следовательно, и свежее мясо. Поэтому они усердно тащили бревна, швыряли их в костер, а вождь -рыжекудрый великан с гнилыми зубами - все требовал поддерживать огонь и не жалеть топлива.
Крупные женщины, ощерив желтые пасти с изъеденными гнилью зубами, возились неподалеку, раскладывая лук, чеснок, перец, лавровый лист, а дряблые груди натирали зеленым соком сосновой хвои. Они хотели благоухать для себя самих и не хотели, чтобы другие ощущали их запах. У каждой под рукой имелся длинный острый нож, и они мрачно поглядывали в сторону полуголых мужчин, пристально глядевших в открытый, безбрежный морской простор, - он был безжизнен.
Возможно, не столько от жажды, сколько от скуки, ярости и просто от распущенности они уже выбили втулки из нескольких бочонков с вином. Расположившись неправильным полукругом, пустили по косматым рукам деревянный ковш вместимостью около полуведра и молча пили. Отхлебнув положенное, издавали рычание и грязными пальцами, искривленными артритом и прочими гадкими болезнями, вытирали губы и снова ждали, когда ковш обойдет полукруг.
Которую неделю людоеды оставались почти совсем без пищи. Правда, на пути следования они напали на пастухов в ночном, но люди и лошади были такими тщедушными, что и на один зуб не хватило. У женщин громко урчало в животе, глаза горели лихорадочным блеском, особенно у беременных. Еще бы - им обещали сытный пир, много свежей человечины с моря, отличного импортного мяса. Женщины и угнали два автобуса, заманив в кусты водителей — двоих молоденьких олухов. Их они изнасиловали, потом растерзали на куски. Они съели также молоденькую людоедочку Ули Ю - та, закусив кисть руки несчастного, чуть было не улизнула в чащобу. И вот сейчас заботу о добыче взяли на себя мужчины. Однако они чрезмерно налегали на вино, и, видя как оно иссякает, а мужчины хмелеют, женщины сердито рычали и косились в их сторону. Их широкие лица слегка прояснились, когда на горизонте показалось несколько яхт - СР и «Голландец». Лица вновь помрачнели, когда, почти приблизившись, паруса стали удаляться и вскоре вовсе исчезли из поля зрения (в лоциях той поры иногда помечали: «Осторожно! Людоеды!»).
А мужчины открыли новый бочонок. Ковш заплутал - кто-то хлебнул два раза подряд. Завязалась бесшумная кровавая перепалка, но людоеды быстро помирились - надо было беречь силы для вечера.
Катер береговой охраны пронесся на бешеной скорости мимо лагеря, выпустил очередь из скорострельного орудия, чем вызвал у всех взрыв ярости. Мужчины швыряли в море головни, дымящиеся бревна, но ни одно не попало в катер. Несколько раздосадованных людоедов для вида прошлись по берегу - не попадется ли какой-нибудь чудак-турист или осоловевшая влюбленная парочка. Ничего не обнаружив, еще более раздраженные, они вернулись к винному хороводу. К мужчинам присоединилось несколько женщин. Они почесывали косматые груди и непристойно пересмеивались. Время от времени кто-либо из мужчин вскакивал на ноги, тут же валил наземь первую попавшуюся самку и на виду у всех удовлетворял свою дикую похоть. Потом отряхивал песок и, гнусно ухмыляясь, усаживался ждать ковша. Самки же, терзаемые на песке, стонали от удовольствия, но некоторые едва сдерживались, чтобы не всадить нож в бок насильнику. Останавливали мудрые слова Старой: дождемся вечера! Женщины хотели вина, но еще больше - свежего мяса.
Наконец на горизонте показалось долгожданное судно с тремя дымящими трубами. Можно было надеяться, что, заметив дым костра, моряки хотя бы из любопытства спустят на воду шлюпку с матросами. Но пароход дал лишь пушечный залп и скрылся за горизонтом.
Смеркалось, потянуло ветерком и не было почти никакой надежды. Кончалась четвертая бочка вина, оставалось еще шесть. Захмелевшие мужчины валялись на шкурах, лениво поглаживая грязные женские ляжки, и постепенно погружались в сон. Очнувшись, вновь ползли к догорающему костру, где плескалось темное, черное вино.
В полночь, когда оставалось всего две бочки самого крепкого напитка, Старая пронзительно засвистела в костяной свисток. Женщины, истошно завывая, выставили ножи и кинулись на своих пьяных мужчин - мужей, любовников, отцов и братьев. Хлынула кровь - изо ртов, из перерезанных глоток. Мужчины были не в состоянии сопротивляться -они не успевали даже испугаться. Разбойницы прямо из ран пили горячую кровь. Затем отсекали головы - их складывали в сторонке.
Очень скоро в живых не осталось ни одного мужчины. Лишь растяпа Ба Милл, единственный умевший читать, с книгой в руке помчался бегом в дюны. Женщины пытались было за ним погнаться, но поняли, что незачем - мяса набралось вдоволь. Вновь до самого неба взметнулся костер. В отсветах пламени женщины рубили парное мясо, пекли жаркое и, мешая с кровью убитых, жадно пили вино. Они были настолько голодны, что обглодали кости. Насыщаясь, какая-то из них родила людоедика. Старая собиралась пожрать и его, но мать не дала. Это было единственное оставшееся в живых существо с краником.
