Подростки подвозили и даже пытались помочь солдатам разгружать на охраняемой территории уже очищенные от сучьев брёвна, напиленные толстые доски и толстые вязанки хвороста. Все люди в поле зрения генерал-майора и инженер-капитана были заняты своим делом… Работа кипела.
Оба офицера и денщик Васька с лошадьми, между тем, уже миновали землянки за ретраншементом… И продолжали своё неспешное движение вниз по склону. Спиридон Дудин, постёгивая себя прутиком по голенищу высоких ботфорт, докладывал генерал-майору:
– Минувший вечер и ночь у нас, Алексей Алексеевич, прошли спокойно, слава Богу… Я уже говорил вам ранее, что дозорные, чуть ли не с первого дня тут, пребывают в сильнейшем нервном напряжении. Постоянно ощущается чужое внимание к нам. Весьма пристальное и недоброе… За лагерем и всеми перемещениями охранения постоянно кто-то наблюдает. Пока, правда, только издалека. Конные казачьи патрули регулярно обнаруживают одиночных всадников, кружащихся вокруг нас.
Инженер-капитан с тревогой заметил:
– Подъезжать ближе эти джигиты не стремятся… Держат дистанцию. И сразу же спешат скрыться при внимании казачьих разъездов к своей персоне. Полагаю, что посланы к нам соглядатаи явно не друзьями…
Алексей Алексеевич слушал молча. А Спиридон Дудин уже перескочил на следующую тему:
– За прошедшую ночь к нам ещё горцы присоединились! Черкес Хабиб и осетин Батраз. Оба вышли на конный казачий патруль из лесной чащи со своими семьями и скарбом… На трёх и двух арбах, соответственно. Повозки скитальцев запряжены ослами и волами… Лошадей при семьях не имеется.
Инженер-капитан деловито заключил:
– Записал всех новоприбывших горцев в большую подушевую книгу, как вы и приказывали… А всего явилось ночью восемь человек, разного возраста и пола. Главы семейств хоть и едва говорят по-русски, но порядки наши знают хорошо. Наслышаны уже и про скорое начало строительства цитадели в урочище Мез-догу. Затем, собственно, и явились сюда…
Готовы оба, со всеми своими домочадцами, ради получения плодородного земельного надела при крепости и дозволения навсегда поселиться в предместье, под защиту гарнизона, принять православную веру. И поклясться, соответственно, русской государыни в своей вечной верности… Представлю сегодня глав этих двух семейств вам и отцу Феофану на личную беседу.
Алексей Алексеевич кивнул удовлетворённо… И опять вернулся к охране лагеря квартирьеров:
– Хватает ли вам дозорных на все посты? Удаётся ли справляться со службой столь малыми силами?
– Пока да, ваше превосходительство, – успокоил генерал-майора Спиридон Дудин. – Круглосуточных постов и тайных секретов расположено мною вокруг нашего поселения – полтора десятка. Желательно бы побольше, конечно! Но и это позволяет худо-бедно контролировать подходы к лагерю…
Инженер-капитан развёл извиняюще руками:
– Иногда мне приходится даже привлекать к охранной службе горцев, уже принявших у нас крещение. Из самых надёжных и проверенных персон, разумеется!
Молодой офицер посетовал:
– По причине малолюдства нашего отряда, за два месяца непрестанных бдений, солдаты уже изрядно утомились. Ночью в караулах, днём – на работах… Не успевают толком отдохнуть! Но то ещё не беда…
Вновь прибывшие горцы доносят, что кабардинская знать не признаёт урочище Мез-догу российской землёй. Впрочем, и между собой владельцы всё никак не могут определиться – кому теперь и в каких границах эта безлюдная территория принадлежит. Спорят, враждуют, плетут интриги…
Но, как не посмотри, мы, русские, для них всех – захватчики! Затеявшие здесь незаконное строительство… И привечающие, к тому же, беглых черкесских рабов и местную, разноплеменную чернь.
Спиридон Дудин усмехнулся:
– В последнее время, по словам наших горцев, кабардинские князья, свою междоусобную войну за урочище Мез-догу весьма усилили… Ругаются и чуть ли не режутся за эти степные пастбища и леса на кинжалах!
– Сия территория, – хмуро заметил генерал-майор, – согласно указу нашей государыни, и в соответствии с условиями Белградского мирного договора с турками, принадлежит навечно лишь одной России… А отведено урочище Мез-догу, милостью Ея императорского Высочества, насколько я помню, под заселение, в основном, крещённым осетинам и ингушам. Дозволено тут свободно жить и всем прочим кавказским народам, принявшим православную веру.
Алексей Алексеевич решительно резюмировал:
– И пусть все местные владельцы успокоятся! Отдана сия российская земля, решением Сената, под наследственное управление одному лишь кабардинскому князю Кончокину-Черкескому и его потомкам… Союзнику нашему, и верному подданному матушки-государыни.
Генерал-майор жёстко добавил:
– А коли придётся – будем защищать присягнувшего Российской империи кабардинского владельца всеми силами своими, от алчных соплеменников… И разных его дальних родственников, спешащих делить чужие леса и пастбища!
Кстати, князь Кургоко Кончокин, в чине подполковника русской армии, с десятью дворами подвластных и множеством повозок со скарбом, скоро сам к нам прибудет из Кизлярской крепости… Во главе ожидаемого каравана строителей будущей цитадели. Князь избрал её постоянным местом жительства для себя и своих потомков.
Алексей Алексеевич что-то подсчитал в уме, шевеля беззвучно губами и двигая рыжеватыми густыми усами… А потом уверенно выдал:
– Уже через полтора месяца прибудет! Вместе с главным зодчим – подполковником Гаком… Мне вчера вечером почта с нарочным казаком была из канцелярии Кизлярской крепости. Там уже заканчивают формировать большой караван. Скоро экспедиция двинется в путь…
– Быстрее бы уже подмога! – вздохнул инженер-капитан. – Не нравится мне такое повышенное внимание непонятных лиц к нашему лагерю… Как бы не сговорились непримиримые черкесы между собой. И не решились ударить сообща по непрошенным гостям, вздумавшим обустраиваться на спорной территории столь малыми силами!
Спиридон Дудин скептически хмыкнул:
– А потом спишут кабардинские владельцы резню на злых, никому не подчиняющихся абреков… Иди, кизлярский комендант, разбирайся, кто напал на лагерь! Определяй и вылавливай душегубов по лесам и степям, со своими солдатами… А наши джигиты здесь не при чём!
***
Мирная картина занятых полезным делом людей радовала глаз генерал-майора… Он с удовлетворением наблюдал, как поселенцы медленно двигаются вниз по склону редкой цепью, оставляя за собой очищенное от деревьев и кустов пространство.
С обозримой стороны холма землю прорезали три малых родника с журчащей прозрачной водой. Теперь, когда этот склон люди уже почти освободили от лишних зарослей, Алексею Алексеевичу открылось, что один из источников питал большое болото на северо-востоке урочища. А два других – вливались разными извилистыми путями в Терек.
Генерал-майор, слушая вполуха Спиридона Дудина, не уставал отмечать новые выгоды окружающего ландшафта для разворачивающегося в урочище военного строительства… Нет, всё-таки удачное место он нашёл для будущей цитадели! Если, конечно, довести до ума все эти природные преимущества для защитников проектируемой крепости.
…С западной стороны холма, от группы военных и горцев, занимающихся расчисткой территории, отделился всадник. Это был чернобородый казак в папахе и черкеске, на сером жеребце. Бока, шею и голову животного покрывало множество мелких белых пятнышек… Запоминающийся и необычный был у коня окрас.
Наездник пригнулся е тёмной гриве, присвистнул, ударил пятками в лёгких кожаных ичигах в лошадиные бока… И пустил жеребца вскачь, прямо к офицерам.
– А вот и наш сотник спешит доложиться, – прервал речь собеседника Алексей Алексеевич, невольно любуясь и завидуя молодецкой стати приближающегося всадника.
Ловкого наездника на пятнистом жеребце звали Илья Сорока… Это был двадцатишестилетний терский казак среднего роста, худощавый и жилистый.
Про таких враги писали в своих мемуарах с глухим раздражением – мол, глянешь на него – ну ничего особенного! Человек, как человек, каких много… Обыкновенный верховой воин. И конь у него невысокий, без особых претензий. Вот только вместе с этими двоими в бою лучше не встречаться!