Несколько раз налётчики собирались в довольно многочисленные боевые отряды, из представителей всевозможных кавказских племён. Тех, кто мечтал быстрым и дерзким нападением разгромить лагерь строителей… И поживиться на его развалинах богатой добычей.

Обычная история для того времени! А всяких абреков на беспокойной терской границе российской империи, в первые годы возведения крепости, промышляло немало.

В вольные разбойники кавказские джигиты шли, как правило, не из-за крайней своей бедности… Или, допустим, в силу каких-то сложившихся неблагоприятных жизненных обстоятельств. То были лишь исключения.

Абреками горцы становились нередко из-за банальной жажды наживы. А ещё чаще – в поисках молодеческой славы и авторитета в глазах у соплеменников и соседей.

Удачливый абрек, ограбивший богатый купеческий обоз, захвативший в рабство многих иноверцев и безнаказанно улизнувший с добычей от возмездия, тогда для большинства жителей Северного Кавказа, был настоящим героем… Отчаянным, бесстрашным, дерзким! Некоторых даже знали поимённо… И слагали про них легенды, дополняя и приукрашивая вымыслом правду.

Что же касается участи рядового русского солдата в 18 веке, то ей завидовать не приходилось. Особенно если тянуть нелёгкую лямку служивому доводилось на вечно неспокойном Северном Кавказе.

Дисциплина в русской армии держалась на бесконечной муштре, шпицрутенах и зуботычинах младших командиров. Жаловаться на что-либо солдату было запрещено под страхом наказания… Не удивительно, что случаи дезертирства рядового состава в войсковых подразделениях на Северном Кавказе отмечались в 18 веке довольно часто.

Историки пишут, что некоторые солдаты первого гарнизона Моздокской крепости тоже не выдерживали армейских тягот, усугубленных изнурительным трудом на строительстве цитадели… В полном отчаянии эти служивые, призванные, обычно, из крепостных крестьян, бежали и прятались в труднопроходимых лесах. Или вообще уходили прочь из России, за Терек. В так называемые тогда «чеченские горы».

Здесь дезертиры надеялись выжить… Пополняя собой небольшие неприкаянные общины российских христиан-раскольников, спасающихся от гонений на родине в малолюдных ущельях Северного Кавказа. А порой группы бывших солдат, объединяясь, и сами создавали в потаённых местечках, за Тереком, свои хутора.

Только многие беглецы, вместо избавления от армейских тягот, становились со временем добычею местных абреков. И оказывались, в итоге, в кандалах и в колодках… Превращаясь в живой товар на турецких и крымско-татарских невольничьих рынках.

Тем не менее, каждодневная работа на строительстве крепости в урочище Мез-догу продолжалась… И благодаря усилиям российских военных, трудившихся в распутицу, жару и холода, не покладая рук, бок о бок с привлекаемыми к важному государственному делу горцами-переселенцами, уже через год после закладки, к концу лета 1764 года, новый форпост на Тереке обрёл вид вполне себе надежного укрепления.

Возводимую цитадель и растущее при ней предместье окружали две линии рвов с проточной водой на дне широких и глубоких траншей. А на саму территорию крепости, огороженную прочной стеной, теперь можно было попасть лишь по трём подъёмным мостам… Охраняемым круглосуточно вооружёнными джигитами из горской команды князя Кургоко Кончокина…

Вне цитадели и посада, особняком, поселились своей специфической общиной казаки. Они разместились на отшибе, с северо-западной стороны своей специфической общиной,

Эти откомандированные на охрану южной границы империи воины облюбовали себе для лагеря в урочище просторную терскую луку, в паре вёрст от строящейся крепости. Большинство казаков были выходцами с Дона и Поволжья. Они-то и начали обживать открытую, ровную местность, выше по течению Терека, окружённую дикими лесами и подступающей с севера степью.

Впрочем, среди поселившихся тут первых полутора сотен представителей вольного воинского сословия встречались и кубанские станичники, и гребенцы, и даже уральцы! Казачья община, охранявшая строителей цитадели с присоединившимися горцами и патрулирующая постоянно свой участок самой южной границы Российской империи, являла весьма пёструю картину.

В числе первых служивых поселенцев на луке оказались и семейные люди. Правда, казаков тут, уже успевших обзавестись жёнами и детьми, были единицы… В основном, община состояла из холостяков и тех, кто оставил семьи в донских и поволжских станицах, на время своей семилетней командировки.

Казаки, в свободное от службы время, строили себе на луке турлучные и саманные хаты, засаживали огороды, даже умудрялись разбивать фруктовые сады! Но в первую очередь прирождённые воины и защитники границы думали о безопасности своей общины.

Они окапали лагерь, с домами и земельными участками, круговым оборонительным рвом… И поставили по окраинам поселения высокие наблюдательные вышки. Таким образом, эта казачья община при новой крепости превратилась в ещё один, хорошо охраняемый малый форпост на левобережье Терека.

А командовал поселением вольного воинства в 1763 году, и до избрания первого станичного атамана, двадцатишестилетний сотник Илья Сорока. Несмотря на свой относительно молодой для подобной должности возраст, он пользовался непререкаемым авторитетом в казачьей лагере.

Сотника Илью Сороку отличала поразительная смесь бесшабашной отваги в бою, хладнокровия перед лицом опасности, выдающейся силы духа… Сочетающаяся при этом с трезвым расчётом.

Мужественный казак, благодаря своему воинскому мастерству и храбрости, не раз выходил победителем из неравных смертельных схваток. Подчинённая ему сотня всадников считалась одним из самых боеспособных подразделений, приданных гарнизону возводимой цитадели.

Впрочем, станичным атаманом молодого Илью на луке никто не называл… Это была выборная, освобождённая от прочих забот, ответственная должность. И присуждалась она достойному человеку всем обществом только на круге – высшем органе казачьего самоуправления.

А разных атаманов, кстати, в каждой станице, в то время, существовало несколько… Одновременно. И каждый отвечал за свою конкретную сферу, порученную ему обществом всё на том же круге.

Так, в любой уважающей себя казачьей общине избирался походный, или войсковой атаман. Он руководил станичниками в немирное время.

Обязательно был в вольном поселении лисицкий атаман – человек, занимающийся охотничьими вопросами, крамной – разбирающийся в торговых делах… И другие, специализирующиеся по своим узким направлениям.

Станичные же атаманы осуществляли повседневное, общее руководство общиной. Они разбирали различные конфликтные ситуации, занимались вопросами денежных сборов и налогов, выявляли и наказывали виновных…

Казаки не только выбирали себе администратора и распорядителя из самых уважаемых и грамотных соплеменников, но и регулярно заслушивали на круге его отчёты. При недовольстве главой поселения станичники в любое время могли заменить батьку на более достойного лидера.

Однако, слово действующего атамана являлось законом для всех членов общины. Его приказы не обсуждались и не оспаривались. Станичному голове полагалось жалование и немаленькая часть от любой добычи.

Илья Сорока в начале строительства крепости руководил казачьей общиной неофициально, оставаясь действующим командиром сотни.

Место своего поселения в урочище представители вольного воинского сословия, а вслед за ними и все остальные в округе, стали именовать по названию береговой линии. Так казачья община, рядом с цитаделью, превратилась в станицу Луковскую.

Впрочем, всё это случилось не в один год… Отдельное поселение долгое время исправно выполняло свою главную задачу, охраняя строителей и границу, вместе с другими воинскими подразделениями в урочище.

Многие станичники, обосновавшиеся на терской луке, вообще не думали оседать здесь навсегда. Они надеялись, отслужив положенное количество лет и дождавшись смены, вернуться назад – на Дон, Волгу, Яик (Урал)…