(Сам я на эту церемонию не поехал. Не хотел пробуждать воспоминания ведь в школе мне, как большинству людей, выпало пережить скверные минуты. Хотя, наверное, надо было поехать, очень был бы приятный вечер, посмеялись бы всласть. Но прихоть судьбы: как раз в это время меня свалила бушевавшая эпидемия кожной болезни. Я заболеваю только тогда, когда мне так нужно, тьфу, тьфу, постучим по дереву. Вирусная пневмония освободила меня в 1942 году от тщетных стараний стать химиком. А в 80-е годы у меня на миг настало затмение ума, и я решил взять да вообще смотаться, но из жизни не исчез, просто попал на тридцать дней в запертую палату, чтобы пораскинуть мозгами, как это меня угораздило эдакое выдумать.)
Джону я сказал, что, насколько мне известно, Индианаполис единственное за всю историю поселение, место для которого выбрали с помощью линейки и гусиного пера. Новообразованный штат Индиана представлял собой нечто вроде прямоугольника, однако основание чуть выдавалось - вода помешала, ее ведь не отрежешь. Ну вот, положили перед собой карту Индианы, перечеркнули ее крестом, так чтобы соединить все четыре угла диагоналями. И на пересечении диагоналей решили возвести столицу штата, а что там за места на этом пересечении, никого не волновало - столица, и все дела, а называться будет Индианаполис. Так и порешили. (Водных путей к этому пересечению не оказалось, поэтому возить туда все необходимое обходилось дорого, однако железные дороги довольно быстро подобрались к этой точке.)
Будущий город заложили на скучном пустыре, таком же ровном, как бильярдный стол (ну как, достанет кому мозгов найти объяснение?), а строили по проекту архитектора Пьера-Шарля Ланфана, француза по происхождению, воздвигшего и еще одну столицу на произвольно выбранном месте: Вашингтон, округ Колумбия. "Джон, - сказал я, - представьте себе шахматную доску, только поля все множатся, множатся, и ни за что одно не отличить от другого: квартал за кварталом отмерены длиной ровно в одну десятую мили, а улицы вытянуты прямехонько на восток, юг, север, запад, - посередке круг, вот и все". (Напоминание об идеальной геометрии, увлекавшей людей во времена Французской революции, чьим сыном я себя иногда ощущаю.)
В шахматы я когда-то играл довольно прилично (пока мозги не превратились в крахмал тапиоку). Рассказывая Джону про Индианаполис, где он никогда не был, я вдруг поймал себя на мысли, что город-то и правда схож с шахматной доской, на которой разыгрывают партию за партией, и то одна фигура исчезает, то другая (меня со старшим братом, сестрой и родителями не стало на этой доске, когда разыграли очередной дебют). А потом вновь расставили фигуры, только уже другие. Я назвал Джону известные имена тех - ныне живущих и давно умерших, - кто был фигурами на этой доске. "Джеймс Уитком Райли, начал припоминать я, - Чарлз Мэнсон, Ричард Лугер, Стив Маккуин, Дэн Куэйл, Кин Хаббард, Бут Таркингтон, Джейн Поли, достопочтенный Джим Джонс, прославившийся в деле с наркотиками, которые он объявил допустимыми для облегчения страданий человеческих". (Добавил, что, вверяя попечению Дэна Куэйла судьбы нашего отечества, если сам он окажется физически не способен о них печься, Джордж Буш продемонстрировал: плевать ему на всех остальных, раз лично ему пришла пора оставить сей мир. Сразу видно - в войну на бомбардировщике летал.)
Воспоминания об Индианаполисе отодвигает для меня смерть моего фронтового товарища Бернарда В.О'Хэйра. С Индианаполисом его почти ничто не связывало. Мы проходили подготовку в военном лагере Эттербери, этот лагерь расположен среди холмов к югу от города. Вот, покуривая, Бернард читает биографию Кларенса Дэрроу, выдающегося адвоката, - таким я впервые Бернарда увидел. (И когда мы виделись в последний раз, он по-прежнему курил. Последний раз, когда его вообще видели живым, - курил, как обычно.) Оба мы только что сделались военнослужащими штабной роты второго батальона 423 полка 106 пехотной дивизии. ("Милая мама, милый папа, угадайте-ка, кто я теперь и где нахожусь".) До армии мы оба учились в колледже. Он уже прошел подготовку, обязательную для пехотинцев, - штыковой бой, метание гранаты, сборкаразборка пулеметов и минометов, все прочее. Я, отличившись на стрельбах, проходил подготовку как артиллерист - припишут к 240-миллиметровой гаубице, тогда это был самый большой калибр среди всех орудий, предназначенных для быстрой переброски по ходу боя. В распоряжение дивизии такие монстры не предоставлялись, это были игрушки для корпуса или для армии.
Тысячи и тысячи брались из колледжей, как 0'Хэйр и я (и Норман Мейлер) - единым махом призывались на действительную и, после проверки интеллектуального уровня, признавались годными для офицерского училища (а не для училища, так для летной школы, где готовили экипажи бомбардировщиков). Только офицерские училища тогда и без нас были укомплектованы, так что попадали туда лишь те, чьи родители имели связи.
Прошли мы подготовку в лагерях, и никто не знал, что с нами делать дальше. Вот и отправили нас обратно в колледжи на несколько месяцев по особой программе специализированного армейского обучения: на занятия мы ходили в форме, а чтобы повыситься в звании, и речи не было. В 106 дивизию 0'Хэйр попал из Алабамского политехнического института, а я из технологического колледжа при Корнеллском университете, но нас направили в университет Теннесси. (Распределение по колледжам делалось в спешке и бессистемно. Я слышал, целое подразделение собралось в каком-то университете сплошь из тех, чьи фамилии начинаются на букву X.)
Из колледжей нас снова позабирали, когда выяснилось, что армии, которой предстояла высадка в Европе, нужны пехотинцы, как можно больше пехотинцев. Вот так и вышло, что очутились мы с 0'Хэйром в лагере южнее Индиа-наполиса только что познакомились, разговариваем о том, о сем. В армии выдумали особую такую систему - "Поддержи товарища" называлась. Каждый рядовой обученный или капрал должен был выбрать себе во взводе новенького, чтобы с ним возиться, о нем заботиться, - у прочих на это времени не хватало. А новенький, само собой, тоже своему наставнику внимание оказывает, так что никто не будет чувствовать себя одиноким. (Эта система - "Поддержи товарища" - сильно напоминала затеянные много лет спустя свадьбы всех со всеми, их придумал служитель Солнца и Луны достопочтенный Мьюи, а совершались эти ритуалы в концертном зале на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке.)
В сто шестой, прежде расквартированной в Южной Каролине, совсем не осталось ни рядовых обученных, ни капралов, их всех перебросили за океан сменить выбывших. Зато офицеры и унтер-офицеры остались при дивизии, все до одного. Так что дивизия испытывала нехватку исключительно в нижних чинах. Вот нас и привозили автобус за автобусом, и все - ребят из колледжей. Повыситься в звании и тут шансов было не больше, чем в университетах, куда нас пораспихала армия на специальное обучение. (Если не считать бомбардировки Дрездена, этот лагерь под Индианаполисом научил меня больше, чем все прочее, что со мною происходило, пока шла вторая мировая война.)
Нас с 0'Хэйром приписали к батальонной разведке, по шесть человек разведчиков было в каждом батальоне. Обязанности наши были такие: мы находимся впереди расположения части и выведываем, что там да как у противника, только чтобы противник не захватил нас в плен. 0'Хэйра отправили в разведку, так как его соответственно натаскивали в учебных лагерях. А меня, - наверное, по той причине, что вместе со мной прибыло личное дело из Корнеллского университета с записями о том, как я отличился во время офицерской подготовки, а кроме того, я ровным счетом ничего не понимал в оружии и в тактике пехоты, да к тому же, поскольку роста во мне всего-то шесть футов три дюйма, кто же на такую крошку обратит внимание! Насчет того, что никакой подготовки я, до того как попасть в пехоту, не проходил, я сказал одному 0'Хэйру, а то еще сочтут, что надо бы мне поготовиться, только этого недоставало! Кроме того, расставаться с 0'Хэйром мне вовсе не хотелось.
