Иван протянул к ней руку и приставил средний палец правой руки к центру груди между ключицами - к основанию горла.
- А-а-а-х!.. - выпустила из себя воздух старуха.
Иван слегка надавил пальцем и секунд двадцать держал его в таком положении... Горло старухи некоторое время делало судорожные движения, но очень быстро успокоилось... Старуха молчала и больше не шевелилась...
Иван постоял минуту, глядя на затихшую старуху... И решил для себя, что все сделал правильно.
Он вышел из квартиры и с этой минуты думал только о предстоящей встрече на Казанском вокзале.
***
Иван был уверен, что на Казанском вокзале его поджидают не один и не два "охотника": как минимум - десяток, причем самых лучших... На внимание со стороны Никитина тоже можно было рассчитывать... Если, конечно, он вмешается в игру. Встретил же он никитинских людей в Измайловском парке! Столкнулся-то он с ними случайно, но это не значит, что они не успели сесть ему на хвост или вычислить его по каким-то своим каналам. А каналов у них немало...
Отправляться сразу на Казанский было нецелесообразно. Несколько успокоенный мыслью о том, что главные силы "охотников" должны собраться на Казанском вокзале и, следовательно, вероятность напороться на них на улицах Москвы снизилась, Иван без приключений преодолел путь до метро, почти не обращая внимания на взгляды в свою сторону.
Иван не разрабатывал заранее план действий. План всегда диктовали внешние обстоятельства - особенности поведения жертвы, жесткие ограничения в выборе способа убийства, как в случае с Кроносовым, которого Иван отравил через водопровод, или плотность преследования, как сейчас... Иван изучал эти обстоятельства, принимал их как данность, пропускал через себя, делая частью своего понимания ситуации, а уж это понимание само рождало некий план, всегда нетрадиционный и трудно вообразимый для противника.
Переиграть Ивана можно было только с помощью таких же нетрадиционных методов... Если предположить, что Иван знает о наличии "охотников" внутри здания вокзала и не полезет на рожон, а постарается найти обходной маневр, тогда ставить стрелков на вокзале бессмысленно... Правда, с таким же успехом можно допустить, что Иван вычислит такой ход мысли и реакцию "охотников" и сделает наоборот - устремится в здание вокзала и уже оттуда, изнутри, будет организовывать свою атаку...
От рассмотрения всех возможных вариантов развития событий у Ильи Председателя Союза киллеров - голова шла кругом. Но в конце концов он успокоил себя тем, что диспозиция все равно будет складываться стихийно - как следствие господствующего в СК принципа демократического автономизма: цель общая, но каждый действует в одиночку.
Никитин же вообще был лишен возможности строить какие-либо предположения по поводу поведения Ивана, поскольку у него не имелось для этого необходимой информации. Догадки Герасимова были, конечно, хороши, но оставались лишь догадками, и Никитин вынужден был действовать самым традиционным и прямолинейным образом: повышать концентрацию своих людей во всем пространстве предполагаемого контакта и ждать, пока активизируются субъекты этого контакта. И он ждал... Ждал уже двенадцать часов, то окончательно теряя терпение, то вновь вдохновляясь единственным своим аргументом - чем больше проходит времени, тем вероятнее, что вот-вот, сейчас появится Иван...
...С "Октябрьской" Иван поехал не сразу к "Комсомольской", а в другую сторону по Кольцевой линии и вышел из вагона на станции "Парк культуры". Там он пересел на Кировско-Фрунзенскую линию и, миновав чуть ли все весь центр Москвы, выбрался за пределы Садового кольца. Он не сошел ни на станции "Красные ворота", ни на "Комсомольской"... Иван покинул метрополитен, только доехав до станции "Красносельская".
Иван вышел на Краснопрудную улицу и направился в сторону Комсомольской площади. Он тщательно исследовал все попадающиеся по пути забегаловки, подвальные бары, столовые, рюмочные, шашлычные-чебуречные, винные магазины с отделами, торгующими в розлив. И вот наконец в каком-то Давыдовском переулке нашел то, что искал... В грязной, заплеванной забегаловке, торговавшей пивом, портвейном "Анапа", причем сильно разбавленным, и бутербродами с килькой, он увидел форменную фуражку носильщика с Ярославского вокзала. Ее обладатель, краснолицый мужичок лет пятидесяти, разговаривал с типичным московским "синяком" неопределенного возраста. "Синяку" с равными шансами на успех можно было дать и тридцать лет, и шестьдесят. Иван взял кружку пива и пристроился за соседним столиком.
- Нет, - говорил "синяк", водя перед своим лицом указательным пальцем из стороны в сторону, - я поднялся не в восемьдесят пятом, а в девяностом... - Он иногда задевал себе пальцем за нос и вздрагивал. - Я... Я все направления... Я всю площадь снабжал водкой... У меня здесь до самой Краснопрудной очередь стояла. В два ряда... - "Синяк" придвинулся ближе к краснолицему носильщику и понизил голос до шепота, поведя по сторонам ничего не видящими глазами:
- Я деньги из воздуха делал... Я продал три... пять... не помню... Я продавал вагоны водки... На запасных путях Казанского стоял состав с водкой для Москвы... Ко мне пришел Батя...
- Я с ним поработал, еще застал... Он бригадиром был... - вставил краснолицый.
"Синяк" утвердительно-понимающе покивал головой и вновь поднял указательный палец, желая продолжать делиться своими воспоминаниями:
- Батя сказал, что мне дадут всего десять процентов, но там этой водки было море, вагоны... "Вези водяру, Батя, - заорал я ему. - Я согласен!.."
Теперь краснолицый точно с таким же выражением кивал головой.
- Через две недели! Ты понял?.. Через две недели, Петя, я стал приезжать сюда на "форде". У меня тогда был красный "форд" и свой шофер. Самому мне водить нельзя было. Права у меня еще в восемьдесят пятом отобрали. Насовсем... Правда, потом вернули... - "Синяка" разбирал смех. - Ты мне веришь, Петька? Ко мне на прием записывались, я шишка тогда был для всех Сокольников. В Сокольниках только у меня водка была...
