Неуловимым движением руки Ронда извлекла саблю из ножен, и, прежде чем Кристина успела вздохнуть, острие оружия оказалось под подбородком Мануэля. Женщина потянула клинок на себя, и Мануэль послушно последовал за ним – пока не придвинулся к Ронде почти вплотную. Еще одно неуловимое глазу движение – и сабля исчезла, а воздушный гимнаст оказался в объятиях женщины. Та легко коснулась его щеки губами, и, хотя по всем формальным признакам это был совершенно невинный поцелуй, градус его чувственности зашкаливал.

Кристина с неудовольствием отметила, что Мануэль вовсе не был пассивной жертвой этого странного проявления чувств; он и сам обнял Ронду в ответ, тоже поцеловал в щеку и еще некоторое время держал за плечи, глядя в лицо, прежде чем отпустить.

Что-то очень неприятное шевельнулось в душе, и Кристина поняла: это некрасивое чувство было ревностью.

– А они, кажется, хорошо знакомы, – заметил кто-то позади, и Кристина вздрогнула.

Оказалось, что к ней бесшумно подошел Фьор, и теперь он с интересом наблюдал за разворачивающейся картиной.

– Похоже на то, – отозвалась Кристина, стараясь, чтобы голос не выдавал ее эмоции.

Так вот как чувствует себя Джада всякий раз, когда видит ее с Мануэлем! В этот миг Кристина почти посочувствовала своей соседке…

Джада! Кристина едва не хлопнула ладонью по лбу! Джада же ранена! Ей нужна помощь!

– У нас есть врач? – спросила Кристина Фьора.

– В цирке не болеют, – рассеянно отозвался фаерщик, продолжая наблюдать за Мануэлем и женщиной по имени Ронда.

Кристина даже не успела удивиться этой прошедшей мимо нее информации, которую Фьор выдал столь будничным тоном, словно речь шла о чем-то совершенно тривиальном.

– А если кто-то получил травму? Или ранен?

– Кто ранен? – тут же насторожился фаерщик.

– Джада.

– Канатоходец, – ответил Фьор. – В прежней жизни он был врачом.

Кристина вызвала в памяти образ канатоходца: невысокий, округлый добродушный мужчина средних лет, чем-то неуловимо напоминающий ей Карлсона. В повседневной жизни, без костюма и грима, он максимально не походил на человека, который может ходить по канату. А вот представить его себе в белом халате среди больничных стен как раз было очень легко.

– Где он? – спросила Кристина. Она не собиралась оставаться тут и продолжать смотреть на то, как Мануэль любезничает с какой-то пираткой… Подумать только, а она ею еще восхищалась!

Тут рассеченную светом фар темноту прорезал громкий голос Кабара:

– Что происходит? Вы кто такие? Какого черта вы перекрыли дорогу посреди ночи? Совсем с ума сошли? Мы едва избежали аварии!

– Кабар, – прервал поток возмущения Мануэль, – это «Обскурион». Мой… бывший цирк.

«Его бывший цирк?!» – ахнула про себя Кристина. Тот самый цирк, который выбросил его? Цирк, в котором отказываются от своих? Она уже не хотела иметь с ним ничего общего! Но почему Мануэль не послал их подальше, как только увидел, а, напротив, позволяет себя обнимать и целовать?

– Мэнни, – женщина снисходительно, словно взрослый ребенка, похлопала гимнаста по руке, – я сама.

«Мэнни», – отметила Кристина. Какая своеобразная уменьшительно-ласкательная вариация имени Мануэль! Вот только в том, как женщина его произнесла, было куда больше уменьшительного, чем ласкательного, и потому прозвучало это скорее уничижительно. Мануэль никак не проявил своих чувств, но по каким-то мелким, почти незаметным признакам Кристине показалось, что он не в восторге от этого обращения.

– Доброе утро, – поприветствовала женщина Кабара. – Меня зовут Ронда. От имени «Обскуриона» приношу свои извинения, мы не собирались становиться причиной аварии. Именно для этого мы и оставили фары включенными; нас было крайне трудно не заметить. И сейчас не середина ночи, а уже шесть утра.

Ронда говорила вроде бы вежливо и с улыбкой, и тем не менее в ее словах ощущалась стальная твердость, а извинение она явно было неискренним, оно прозвучало ничего не значащей формальностью.

Кристина задумалась, угадала ли Ронда, что с Кабаром нужно говорить только с позиции силы, если хочешь получить его уважение, или же она со всеми так общалась. Как бы то ни было, она выбрала единственно верный тон, который тут же заставил Кабара сбавить обороты.

– Да, но зачем было дорогу перекрывать? – намного тише и уже совсем не воинственно пробурчал он и, не дожидаясь ответа, продолжил – с ноткой хвастливого самолюбования: – Я Кабар. Директор «Колизиона».

– Директор, вы подумайте! – тихо фыркнул стоявший рядом Фьор.

Кристина усмехнулась в ответ и краем глаза заметила, что вышедшие из трейлеров и автобусов «Колизиона» циркачи подтягивались поближе; всем было интересно узнать, что происходит, а когда стало ясно, что никаких мистических чудовищ вроде гончих в округе нет, любопытство пересилило страх.

– Приятно познакомиться, – кивнула Ронда.

– И мне, – ответил Кабар с откровенно многозначительной интонацией и окинул Ронду с ног до головы таким выразительным взглядом, что Кристина невольно закатила глаза.

– Вау, да он у нас просто мастер подкатов! Пикапер высшего разряда! – насмешливо протянул Фьор, и Кристина снова усмехнулась. Да уж, Кабар флиртовал с деликатностью топора. Хотя, наверное, ему никогда и не приходилось прилагать слишком много усилий, чтобы очаровать понравившуюся ему девушку; если абстрагироваться от характера и смотреть только на внешность, метатель ножей был привлекательным мужчиной. А при первом знакомстве внешность, тем более такая яркая, часто оказывается очень весомым фактором.

– Раз наши пути таким неожиданным образом пересеклись, может, воспользуемся этой удачей? – продолжал тем временем Кабар. – В конце концов, как часто нам удается встретиться с коллегами?

– Смотря что вы имеете в виду под «воспользоваться», – ответила Ронда, не пытаясь скрыть легкую насмешку, но та совершенно не подействовала на Кабара.

– Узнать друг друга получше, конечно! – воскликнул метатель ножей.

– Вы имеете в виду цирки? – уточнила Ронда.

– Ну разумеется, – с готовностью согласился Кабар. – Начнем с цирков, а там посмотрим.

– Что ж, пожалуй, можно…

– Могу устроить вам тур по «Колизиону», – тут же предложил метатель ножей.

– Не мне, – покачала головой Ронда. – Нашему директору.

– Э… – растерялся Кабар. – Я думал, директор – вы.

– Я всего лишь помощница. А директор… – Ронда оглянулась назад, в темноту, прячущуюся за огнями слепящих фар. – Он как раз к нам идет.

Кристина заметила, как напрягся и начал медленно, незаметно отступать Мануэль, – и настороженно уставилась на черные тени, из которых вот-вот должен был появиться тот, кто когда-то хладнокровно выкинул воздушного гимнаста из цирка.

Вряд ли Кристина могла сказать, какой образ сложился у нее в голове – да и был ли вообще хоть какой-то, – но когда увидела возникшего из темноты мужчину, сразу поняла, что таким директора «Обскуриона» она точно не представляла.

Мужчина был довольно высоким и широкоплечим, с крупной лысой головой, частично прикрытой черным котелком. Как и Ронда, он облачился в черный, похожий на военный комбинезон, а сверху накинул длинный, почти до пола, плащ. Каждый второй его шаг сопровождался тихим, но отчетливым цоканьем тяжелых ботинок по асфальту, словно на одном из каблуков стояла металлическая набойка. Но самыми интересными оказались круглые очки, сидящие так высоко на переносице, что казалось, они практически прилегают к глазам. Кристина сначала подумала, что они солнцезащитные, и удивилась, зачем носить их ночью. Но когда пригляделась, то поняла, что стекла словно составлены из маленьких разноцветных кусочков. Этакие мини-витражи в оправе.

Директор «Обскуриона» еще не дошел до Ронды, а Кабар уже невольно попятился и словно съежился, став чуть меньше своего и без того не слишком высокого роста. Сейчас как никогда прежде метатель ножей напоминал отчаянного хулигана, который вдруг столкнулся с куда более опасным хулиганом и тут же растерял половину своей уверенности в себе.