Наконец закончил с рапортом, глянул на часы.

– Олег, вчера как, всё нормально?

Харламов, не поднимая головы, пожал плечами:

– Угу. Только перед самой планёркой Маруно́вский ваш заходил, тебя искал. Я сказал, что ты отлучился ненадолго. Ну, по личному.

– Твою мать, Олеж, ну нахрена по личному-то?

– А как ещё? Ты ж собирался вернуться вообще-то. Маруновский, кстати, стуканул на тебя Львовичу, имей в виду. Тот сегодня с утра интересовался почему тебя снова нет на планёрке, ну Маруновский задницу свою и прикрыл. Сказал, что ты с вечера как по личному свалил, так тебя и нет до сих пор.

– А Львович?

Харламов снова пожал плечами:

– Кряхтел.

Андрей досадливо дёрнул щекой.

Начальник их отделения полковник милиции Ра́зумов Борис Львович был в своё время знатным опером. Но те времена давно прошли, и теперь, благополучно осев на руководящую кабинетную должность, он давно уже просто ждал выхода на пенсию, попутно пытаясь воскресить в своём отделении доблестную «милицию семидесятых», если не пятидесятых вообще. Воскресить, конечно, не удавалось – времена не те, не те нравы… И всё, что ему оставалось, это ностальгировать, а в моменты наивысшего гнева хмурить лохматые брови и долго, сердито кряхтеть.

И то, что он кряхтел из-за его, Иванова, отсутствия на планёрках – это хреново. Очень.

А вот Маруновский, метящий на должность начальника по организации работы участковых, но, по сути, такой же старший участковый, как и сам Иванов – просто ганд… Ну то есть, нехороший человек. А проще говоря – жополиз.

Но передний зуб ему, получив дисциплинарное с занесением в Личное дело, Андрей в своё время даже не за это выбил. А так… по личному делу.

Выйдя на улицу, первым делом обратил внимание на клубящуюся вдали тучу. Видно, прогноз не соврал, и гроза всё-таки будет. Да и душно так, что хоть ложись и помирай. Одуряюще пахло цветущей над крыльцом Отделения акацией. В замершем воздухе лениво кружили первые хлопья тополиного пуха. Началось. Теперь чисть не чисть, а следующие минимум три недели китель с фуражкой будут словно вынутые из заснеженной задницы.

Машинально смахнул с погона невидимую соринку, глянул на часы. Итак, сначала на опорный пункт, брать объяснения с ночного дебошира, а потом…

– Андрей Иванович!

Андрей чуть не выругался – от скамейки к нему решительным шагом неслась Краснова. В глаза тут же бросился и словно магнит потянул на себя внимание струящийся подол её зелёного, игриво приоткрывающего колени платья.

– Вы извините, но я всё-таки не понимаю, причину отказа! – ещё издали начала она. – В диспансере мне сказали, что у вас острая необходимость как минимум в запасной няне! Нина Тимофеевна не справляется, она…

– Она прекрасно справляется – это раз, – очнувшись от плена точёных, перехваченных тонкими ремешками босоножек щиколоток, перебил её Андрей. – И вас это в любом случае не касается – это два. А в-третьих…

– А в-третьих, – вскинув подбородок, неожиданно дерзко прервала Краснова, – Нина Тимофеевна хотя и с большим опытом, но, по сути, обычная медсестра. Да, она профессионально ставит капельницы и меняет судна, вот только вам-то вовсе не сиделка нужна! А я, позвольте напомнить, квалифицированный педагог-дефектолог! И если вы хоть что-нибудь увидели в моих рекомендациях, то там сказано, что в институте я даже защитила программу по ранней адаптации…

– А в-третьих, – в свою очередь прервал её Андрей, – если бы мне пришлось давать вам характеристику, то первой строкой я записал бы неадекватную настойчивость. И именно это, помимо вашего возраста, меня и не устраивает. Потому что я знаю совершенно точно, что уже через неделю, максимум через две, вы начнёте устанавливать в моём доме свои правила, согласно вашей очень учёной степени, или что там у вас. Но это моя семья, Оксана Васильевна, и мои правила! А поэтому вы мне не подходите!

– Ну да! И вы ставите свои правила выше интересов ваших детей!

С трудом сдержался, чтобы не рявкнуть. Это же надо! Какая-то пигалица… Перехватил удобнее папку подмышкой и шагнул с крыльца.

– Мои дети – мои проблемы. Вас это не касается!

Проходя мимо, бросил контрольный строгий взгляд, но тут же отвёл: Краснова стояла в контражуре солнечных бликов, похожая на сказочную деву-Весну, окутанную дымкой молодой нежной зелени. Подбородок всё ещё упрямо вздёрнут, вокруг головы, словно нимб, плавают сияющие тополиные пушинки… А в глазах слёзы.

Раздражённо нахмурился. Как предсказуемо! К назойливости добавляется истерия. Прям шаблон.

Краем глаза заметил свернувшую в проезд служебную «Волгу» Львовича. Не желая сталкиваться ещё и с начальством, ускорил шаг.

– Нет, это вы проблема ваших детей, а не наоборот! – вонзилось вдруг в спину, и Андрей оглушённо замер. – Как можно быть таким эгоистом? Мне раньше казалось, вы другой, а вы, оказывается, просто диктатор и деспот!

– А, Иванов! – заметил его вылезший из машины Львович. – Сюда иди!

Не удостоив Краснову взглядом, Андрей вернулся к крыльцу, и с непонятным облегчением услышал, как зацокали, убегая прочь, каблучки за спиной.

– Это что ещё за недовольная общественность? – кивнул ей вслед Львович. – Позоришь органы, майор?

Андрей вздохнул.

– Никак нет, товарищ полковник. Это… Это по личному делу.

И Львович закряхтел.

– Ты, Иванов, у меня вот уже где со своими личными делами! – резанул ладонью по горлу. – Ты дождёшься, что каждое такое личное дело я буду вносить дисциплинарным в другое Личное дело, сам знаешь, какое! Ты у меня раньше срока с понижением в отставку пойдёшь! Устроил тут! – гневно потряс кулаком. – Устав не для тебя писан? Планёрки не для тебя? Отчётность не для тебя? А что тогда для тебя, Иванов? Деви́цы вот эти нарядные в рабочее время – это для тебя?! – Одёрнул китель. – Ус-с-строили тут балаган! Объяснительную по поводу отсутствия на планёрках мне на стол! И не дай бог там не будет уважительной причины…

– Тёмка захворал, Борис Львович, – по-простому виновато опустив голову, соврал Андрей.

И Львович вдруг тоже перешёл на простой человеческий:

– Ну вот тебе ещё… Что случилось-то?

– Думали отравился, но оказалось, просто живот прихватило. Да ничего серьёзного, обошлось уже. Я в объяснительной, тогда, подробнее…

– Да ладно, – похлопал его по плечу Львович. – Давай, считай, устное тебе вынес и хватит. Но имей в виду, Андрей, так не может продолжаться до бесконечности! Ты же всё-таки милиционер, а не торгаш какой-то с рынка – захотел, пришёл, захотел, ушёл. А ещё обратно в оперативку клянчишь! А какая тебе, к чёрту, оперативка-то, с твоими вечными личными делами? – Глянул на стоящего чуть поодаль Петрова. – На участок собрались?

– Так точно.

– Вот. – Назидательно выставил палец начальник. – Вот это дело! Давай, Иванов, не подведи честь мундира! Я тебя, может, на очень ответственное задание скоро пошлю, как лучшего участкового нашего отделения. Так что давай, не это мне! Понял?

*** *** ***

– Сказал, что Нина Тимофеевна его полностью устраивает, и необходимости в новой или в дополнительной няне нет, – опустив голову, вздохнула Оксана.

– Так а кто про няню-то говорит? – всплеснула руками заведующая диспансером. – Про няню ещё вчера, когда он твои рекомендации отшил, всё понятно стало. Не разбирается он в этом, вот и всё. А вот сегодня… – Чуть привстала, через стол разглядывая Оксанин наряд: изумрудное шифоновое платье в мелкий цветочек и босоножки на практически плоском ходу. – Ну поня-я-ятно! Я тебе что сказала? Юбку покороче, каблуки повыше! Макияж поярче! А это что? – повела рукой. – Спортсменка-комсомолка, выпускница десятого класса. Ему почти сорок, и он прожжённый мент, Оксан! А ты как будто на школьный утренник его пригласить собралась.

– У меня нет такой одежды, как вы говорите, а макияж… Я, вроде, и так ярко?

– Да где ярко-то?! Как моль после зимовки! – И перешла вдруг на вкрадчивый шёпот: – Он ведь одинокий мужик, Оксан! Он при виде тебя должен был либо сразу рухнуть, либо начать поить чаем с печеньками и нести всякую кобелиную чушь, лишь бы ты смеялась как дурочка и давала повод думать, что между вами всё возможно, понимаешь? И тогда, вот помяни моё слово, ты уже сидела бы у него дома! А то и лежала, – подмигнула.