Формальным началом истории Польской республики считается 11 ноября 1918 г. Ведущие страны Антанты рассматривали новое государство в качестве своего потенциального союзника в Восточной Европе и были заинтересованы в боеспособной польской армии, способной защитить молодую республику, с одной стороны, от Советской России, мечтавшей распространить «мировую революцию» на всю Европу, а с другой – от Германии, которая, сумев возродиться экономически, возможно и даже вероятно захотела бы добиваться реванша. Большую роль в польском обществе играл Юзеф Пилсудский, который, освободившись из немецкого плена, был назначен Регентским советом «временным начальником» Польского государства, т. е. фактически главой Польской республики, и главнокомандующим войск (ноябрь 1918 г. – декабрь 1922 г.). Первым его шагом после обретения государственной власти стало формирование вооруженных легионов из патриотически настроенных граждан при непосредственной поддержке французского правительства. Исходя из провозглашенного им лозунга «Великая Польша от моря (Балтийского) до моря (Черного)» и воспользовавшись тем, что Польша де факто оставалась в состоянии войны с Советской Россией, а разграничительной демаркационной линии между ними не было установлено, польская армия весной и летом 1919 г. захватила значительные территории Литвы и Белоруссии.

Однако геополитические планы Пилсудского сталкивались с двумя серьезными преградами. На востоке от Польши большевистская Россия пыталась под лозунгом «мировой пролетарской революции» раздуть революционный пожар в соседних с ней странах – Польше и Германии. Непросто складывались отношения с союзниками в вопросе восточных границ Польши, решение которого должно было завершить «бесконечную вражду между поляками и украинцами», мешавшую стабилизации в Европе[96]. Пилсудский тяготился стремлением руководства Антанты ограничить территориальные притязания Польши на востоке исключительно районами с компактным проживанием поляков. Правящие круги Польской республики в противовес предложениям Антанты провести границу на основе принципа этнического разделения («линия Керзона») выдвинули идею создания «обширного конфедеративного государства под руководством Варшавы, которое объединило бы польские, украинские, белорусские, литовские, латышские и эстонские земли – то есть, по существу, попытались реанимировать Речь Посполитую»[97]. По их мнению, это был «лучший способ противостоять русскому влияния, будь Россия коммунистической или белогвардейской, а затем закрепить за Польшей те восточные границы, которые она заслуживает»[98].

В таком непростом геополитическом контексте предстояло функционировать Французской военной миссии генерала Анри. В преддверии зимы осенью 1919 г. Пилсудский отдал приказ остановить боевые действия. Польская армия, отодвинув фронт на 150 миль к северу и 100 миль к востоку, прекратила наступление. К тому же польскому руководству пришлось прислушаться к мнению союзников, которые «начали проявлять норов»: готовые помочь Польше «создать армию для защиты, если будет необходимо, от Германии», они не собирались «поощрять ее к масштабной экспансии»[99]. Однако в апреле 1920 г. военные действия польской армии возобновились и поначалу проходили очень успешно: 7 мая она вступила в Киев и заняла плацдарм на левом берегу Днепра. Поляки находились в непосредственной близости от Одессы. Все изменилось в конце мая, когда успехи Польши обернулись столь же стремительным поражением. Красная армия перешла в контрнаступление, 12 июня поляки оставили Киев и стали беспорядочно отступать с такой же скоростью, с какой до этого они продвигались на восток. В июле РККА освободила Правобережную Украину и Белоруссию и вышла на «линию Керзона». Эти события совпали со второй поездкой де Голля в Польшу (июнь 1920 – январь 1921 гг.), куда он вернулся после пребывания в течение двух месяцев во Франции. На родине он пытался продолжить военную карьеру, но работа в отделе наград военного министерства в Париже показалась ему скучной, особенно учитывая, что молодой капитан был «человеком, жаждущим действий и заслуженного авторитета»[100].

Служба де Голля в Польше наложилась на активную фазу советско-польской войны, в которой он смог поучаствовать в качестве военного специалиста и советника в Группе армии «Юг», а затем «Центр» под командованием молодого польского генерала Эдварда Рыдз-Смиглы. По словам отечественного биографа де Голля М.Ц. Арзаканян, капитан «возглавил батальон, сражавшийся на южном направлении против 1-й Конной армии Семена Буденного»[101]. В это время на севере на Варшаву наступал знакомый ему по немецкому плену Михаил Тухачевский, в 27 лет уже командовавший армией. Убежденный коммунист, М. Тухачевский призывал красноармейцев «устремить свои взоры на запад», «где решаются судьбы мировой революции», и «через труп белой Польши» проложить «путь к мировому пожару»[102]. Перейдя в контрнаступление в конце мая 1920 г., Красная армия дошла в августе до Варшавы, где случилось «чудо на Висле»: поляки, казалось бы, уже проигравшие войну, собрались с силами и на патриотическом подъеме начали 16 августа неожиданное наступление, отбросили и разгромили советские войска, предопределив исход советско-польской войны.

В своем военном дневнике капитан де Голль рисует два разных образа Польши – до и после контрнаступления РККА летом 1920 г. Он вспоминает, что еще во время первого пребывания в Польше был поражен тяжелым социально-экономическим состоянием Польской республики: «отчаянное положение экономики», дефицит продовольствия («длинные и … мрачные очереди из женщин и детей перед продовольственными магазинами»), невероятный рост цен, падение курса «польской марки» (12 польских марок давали, по свидетельству де Голля, за «один наш скромный франк и 800 – за великолепный фунт стерлингов»)[103]. При этом жизнь «столичного хорошо обеспеченного общества» со всеми его атрибутами – театрами, ресторанами, роскошно одетыми дамами, «галантными и бравыми кавалерами при саблях»[104]– создавала ощущение размеренного и праздного существования жителей Варшавы. Успешные действия польской армии весной 1920 г., по словам французского офицера, привели к взрыву патриотических чувств «этого народа, гордого по своей природе, но которому вековые страдания придали болезненную гордость… Я оставил Варшаву в состоянии опьянения от триумфа [после взятия Киева – Н.Н.]».[105]

Ухудшение положения на фронтах первоначально, казалось, никак не повлияло на настроение поляков, что вызывало недоумение де Голля: «Ни крика, ни движения толпы, – записал он 1 июля 1920 г. – Что это все означает? Спокойствие народа, уверенного в своей силе и доверяющего своей судьбе; или это покорность веками несчастной нации, у которой не было времени воссоздать живую душу и которую невзгоды не подтолкнули к действию?»[106]Через неделю капитан вновь вернется к этой мысли: «угнетенная, захваченная родина – это привычно для них [поляков – Н.Н.]»[107]. Он все чаще будет писать о «невзгодах, «бедах», «несчастной судьбе», «вечной тоске» польского народа. «Мое общее впечатление от страны посредственное, – отметил капитан в военном дневнике 13 июля. – Нищета продолжает распространяться. Каждые три месяца жизнь дорожает в два раза. Польская марка является сейчас самой слабой денежное единицей в мире (не считая рубля), и ничто не предвещает ее роста». Французский офицер настолько обеспокоен положением дел на фронтах советско-польской войны, что полагает: для Польши «настало самое время сдерживать себя, подписать мир с Русскими, по-простому договориться со своими соседями Литовцами, Немцами и Чехами и приняться за работу»[108].