— Даже не собиралась. Не Столица, а мыльная опера.

Чародей остановился так резко, что Майра ткнулась лицом ему в спину.

— Что?…

Он медленно обернулся, глядя на Георга поверх ее плеча. Тот ухмылялся — зубасто и самодовольно, как будто точно знал, что какое-то из его слов вонзилось Орфею под лопатку, как стрела.

— Что, старый друг, ты теперь действительно путаешься с монстрами? Ещё и сюда притащил эту девку похвастаться?

Майра стиснула зубы, чтобы не ответить. Она сама не смогла бы защититься от вампира, если тот снова попытается напасть — на этот раз на нее, а Орфей… Встанет ли он на ее защиту?

Чародей даже не пошевелился, только переплел пальцы, шепча что-то себе под нос. Лицо Георга удивленно вытянулось, а потом преисполнилось чистейшего ужаса, когда он понял, что происходит.

— Су… — выдохнул Георг и рассыпался пылью.

— Вот и поговорили, — Орфей холодно улыбнулся, глядя на то, как легкий сквозняк из открытой двери разносит прах по бару. — Старый друг.

Майра зажала рот рукой, чтобы не издать ни звука. В голове плыл мутный туман, ноги подкашивались, и она схватилась за стену в надежде удержаться.

— Какой странный сон, — произнесла она ровным тоном, до конца еще не осознавая, что произошло. — Я все еще под воздействием Книги Грез?

Орфей покосился на нее с изрядной долей любопытства.

— Ты не спишь. И к слову о Книге, тебе когда-нибудь снилось, что ты расправляешься с вампиром?

Она испуганно замотала головой. Губы слишком сильно дрожали, чтобы говорить, но ее внезапная немота чародея не обрадовала.

— Что не так? Ты язык проглотила? — он недовольно цыкнул, складывая руки на груди. — Ну, говори — что не так?

— Ты убил человека. Ты только что убил человека.

— Я убил вампира, — Орфей смахнул невидимую соринку со своего рукава, совершенно безразличный к тому, что не далее чем в десяти шагах от него лежали три горсти праха. Георг, ставший пылью, взывал о возмездии.

— И все же? — Майра сглотнула, когда тот самый ледяной взгляд оказался направлен на нее. Он выжигал холодом все мысли, и она ощутила, как изнутри покрывается инеем. Жидкая кровь начинает течь медленнее, а сердце останавливает свой бег. Она все еще слышала его бой, но — намного реже, будто бы через силу.

Что-то в Орфее изменилось. Перед ней стоял другой человек, и он пугал намного сильнее, чем тот, кто не так давно угрожал нашинковать ее мозг, как кочан капусты.

— Да что вообще с тобой не так?! — воскликнула она, толкая его в плечо. И тут же отдернула руку, кожу обожгло — на кончиках пальцев осталась черная маслянистая жидкость.

Чернила. Темные, тягучие, как мед, от них пахло гнилой кровью.

— Неужели ты меня боишься? А с виду такая храбрая, — он с любопытством потянулся к ней, и Майра попятилась, пока не уткнулась лопатками в стену. Лестница была узкая, а Орфей подошел слишком близко, загоняя ее в ловушку. Бежать было некуда.

Тень, упавшую ему лицо, Майра поначалу приняла за чернильное пятно, расползающееся по коже. И ужас поднялся к горлу, встал поперек шипастым комом.

— Ты не в себе, — сказала она, пытаясь заставить свой голос не дрожать слишком явно, но у нее не вышло. — Ты только что убил Георга, не моргнув и глазом. Ты…

“Ты однажды встанешь не с той ноги, и я точно так же рассыплюсь прахом?”

Губы Орфея тронула улыбка. Он наклонился, протягивая к Майре руку, и заправил выбившуюся прядь ей за ухо, коснулся серьги. На мгновение ей стало жарко.

Под его изучающим взглядом она самой себе казалась маленькой, хрупкой и незначительной, а он смотрел и смотрел — пристально, точно видел насквозь.

— Если боишься, что ты станешь следующей, то напрасно.

Холодные пальцы коснулись ее подбородка, вынуждая поднять голову выше. Но глазами Орфея на Майру смотрел кто-то другой. Нечто иное, потустороннее, и слов не хватало описать, что именно это было.

— А за Георга не беспокойся, — добавил Орфей с улыбкой, отступая и позволяя Майре сделать судорожный короткий вдох. Она и не заметила, что перестала дышать.

— Верно, Георг?

— Да пошел ты! — раздался ворчливый голос из-за барной стойки. — Умирать больно, если ты не знал!

Орфей только хмыкнул, совсем не впечатленный:

— Ты высший вампир, чтобы на самом деле убить тебя, мне пришлось бы использовать что-то посильнее.

Георг, живой и невредимый, выглянул из-за стойки. Его одежда истлела, а потому теперь вампир щеголял бледным телом, которое казалось высеченным из известняка и мягко светилось под тусклыми лампами.

— Ублюдок, — пробормотал он, торопливо срывая восковую пломбу с ближайшей к нему амфоры, и поморщился, взглянув на этикетку. — Третья положительная? Гадость. Ладно, сойдет.

Майра с отвращением наблюдала, с какой жадностью глотает он темную кровь, несколько капель стекали из уголков рта по белой шее, оставляя следы, похожие на свежие раны.

“Ты выглядишь не лучше, когда голодна” — шепнул ей внутренний голос, и она задрожала.

— Пойдем, — велел чародей, легко взбегая по крутой лестнице прочь, на улицу. Майра проследовала за ним беспрекословно, как на привязи, каждую секунду ожидая подвоха. Подходить к нему близко она опасалась, так и держалась на два шага позади. Прятала озябшие руки в широких рукавах чужой куртки, пыталась подобрать слова, чтобы задать один вопрос из тысячи, что роились в голове, но те отказывались звучать складно.

А Орфей просто шел вперед, напевая что-то себе под нос и оставляя на пушистом свежевыпавшем снегу отчетливый чернильный след.

***

— С Орфеем что-то не то, — шепнула Майра, когда позже прокралась в спальню к Луке. Жар спал, лихорадка отступила, и, если верить Леде, которая на лечебных травах виверну съела, чародей сможет покинуть постель уже через пару-тройку дней.

Услышав ее голос, Лука приоткрыл запавшие глаза. Светлые ресницы дрожали, голос хрипел, как допотопный магнитофон, заедающий на каждой песне.

— С ним с самого детства что-то не то, — признался он с невеселым смешком. — Что на этот раз?

Леда, спящая в кресле рядышком с кроватью, завозилась и тихонечко вздохнула во сне. Лицо чародейки исказила мука. Можно было протянуть руку и украсть ее сон, но Майра предпочла этого не делать. Сон Леды она пробовала только один раз, и зареклась туда лезть впредь. Она любила кошмары за особенный терпкий вкус, но сны травницы кого угодно могли отбить аппетит.

Лука продолжал размеренно дышать, совершая каждый выдох через силу. В его горле что-то клокотало, как гроза, пойманная в коробку, а виски блестели от пота. Но он перестал лгать — это первое, что сообщила Леда, когда они вернулись. От вопроса, как именно она смогла определить пропавший синдром лживости, чародейка попросту сбежала, густо покраснев и зажав руками уши, чтобы не слышать ехидное кудахтанье Бурбона, которое можно было принять за смех.

— Итак? — Лука выглядел уставшим, почти изможденным, и веснушки проступили на его коже ярче. Их было огромное количество — следы от солнечных поцелуев усеивали его переносицу и щеки, спускались на плечи и грудь.

Майра впилась зубами в губу — боль отрезвляла и помогала думать. Знает ли Лука, что чернила творят с Орфеем? Насколько они близки?

— Он убил вампира, — выдавила она, безумно разглаживая складки на одеяле, которым был укрыт Лука. — Просто взял и…

Чародей хмыкнул в ответ, прикрывая глаза:

— Если он убил Георга, а не кого-то другого, то не стоит так переживать. Георг — мерзавец, обвиняющий во всех своих неудачах кого угодно, кроме себя. Они пытаются перещеголять друг друга еще с тех пор, как оба стали слишком взрослыми для ползунков.

— Но Георг вампир! — голос Майры стал чуть громче, и Леда зашевелилась в своем кресле, сонно моргая. Лука зашипел, призывая соблюдать тишину.

— Спи, — шепнул он, протягивая руку к ней. Кончики его пальцев мягко светились в темноте. — Спи.

Майра помимо воли задумалась, чем сейчас занят Орфей. Он ушел в свою спальню сразу же, как они вернулись, едва удостоив ее взглядом или словом. Ему было безразлично, вернется ли она к себе или же останется, заняв одну из гостевых комнат. Он просто ушел, озабоченно потирая лоб и не замечая, что чернила — повсюду.