– Это изменило бы всё, – закончила я. Дженнифер буквально заразила меня своим восторгом.
– Именно. И я буду первым человеком, который вступит в контакт. Большинство людей бегут от правды. А я бегу к ней. Я изменю историю. Я изменю весь мир.
– Не сомневаюсь, – я невольно улыбнулась. Да, стоило бы решить, что она, ну, совсем чокнулась. Но Дженнифер говорила с такой уверенностью, что я тоже поверила. Не в часть про инопланетян, разумеется, скорее в то, что она изменит мир. Вряд ли я когда-либо встречала человека, настолько уверенного в себе – даже Рейган ей уступала.
– Вот видишь, ты из тех, кто не боится верить, – улыбка Дженнифер стала шире. – Я знала, что могу тебе доверять.
Выдержка из «Путеводителя по Вселенной Дженнифер Чан: Том VII», статья № 11:
«Как найти союзников в поиске инопланетян»
Мама говорит никому не рассказывать о моём исследовании инопланетян. Или, как она это называет, «инопланетной чепухи».
Но мама боится верить. Её беспокоит, помята ли моя одежда, причёсаны ли мои волосы, в порядке ли мои мысли. Она боится того, что подумают окружающие.
Я называю это «людской чепухой».
Папа же, напротив, не боится людей, и инопланетян он тоже не боится.
Пару лет назад он рассказал мне об одной научной теории – она называется «теория альтруизма». Если вкратце, то группа реально умных учёных считает, что если инопланетная цивилизация стала достаточно развитой, чтобы путешествовать в космосе, это значит, что они прошли все тяжёлые стадии развития цивилизации. Они пережили ядерное оружие, войны и смену климата, и при этом смогли не уничтожить себя и свою планету.
Прожить так долго им мог позволить один единственный способ – они научились быть хорошими.
Именно поэтому нам не надо их бояться. И я думаю, что друг друга бояться нам тоже не стоит. Потому что даже если человечество ещё не во всем разобралось, мы же учимся.
По крайней мере, я так всегда считала.
Но сегодня папа сказал то, что я не совсем поняла. Мы сидели в больнице перед одним из его сеансов лечения, и он сказал: «После того как меня не станет, тебе понадобятся новые союзники».
Я сказала ему, что не стану их искать, что кроме него мне никто не нужен, но он только погладил меня по голове.
«Быть храбрым – это подойти к кому-нибудь и сказать: “Вот во что я верю. Я тебе доверяю”, – сказал он. – Доверие – самое страшное, что можно кому-то вручить. И в то же время – самое могущественное».
Я не нашла в его словах ни капли смысла, ведь есть вещи гораздо страшнее доверия. Я хотела спросить его об этом, но мама сказала, что нам нужно идти, и теперь этот вопрос звенит у меня в голове всю ночь.
Я просто не могу перестать думать: каким же образом доверие может навредить или причинить боль?
Сейчас
5
Мама и остальные родители отправились на поиски Дженнифер, а папа отвёз меня домой. Он пытался со мной поговорить, но я сказала, что устала, и сразу спряталась в своей комнате.
Закрыв за собой дверь, я первым делом отправила сообщение в общий чат: Как вы думаете, куда она пошла?
Обычно первой отвечала Тесс – и делала эта почти мгновенно. Телефон всегда был у неё под рукой, и печатала она нечеловечески быстро, потому что любила оставить за собой первое слово. Но сегодня моё сообщение так и осталось в одиночестве висеть посреди экрана. Прошла минута, за ней другая.
Я переключилась на личную переписку с Рейган и напечатала: «Ты в порядке?» – но фраза показалась какой-то неправильной. Удалив её, я набрала другую: «Что думаешь?», отправила сразу, не перечитывая, и тут же об этом пожалела.
На экране появились три точки, значит Рейган начала что-то печатать. Но скоро они исчезли. Я пристально смотрела на телефон, словно хотела запугать его и тем самым вытянуть ответ. Вот только руки у меня дрожали так сильно, что вряд ли вызвали бы страх даже у мыши.
Сев на кровать, я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов.
Обычно друзья не заставляли меня чувствовать себя так неловко и неуместно, но сегодня всё было по-другому. Вопреки здравому смыслу, я отправила Рейган ещё одно сообщение: Ну… это было дико.
Рейган отреагировала мгновенно: Дико?
Я тут же осознала свою ошибку. Так говорила Дженнифер.
Странно, – поправилась я.
На этот раз никаких точек.
Прошло шесть долгих минут, в течение которых я просто пялилась в экран, но никакого ответа так и не последовало. Тогда я отправила ещё одно сообщение: Как ты там?
Даже если бы Рейган не игнорировала половину моих сообщений, спрашивать такое было чертовски неловко, но этот вопрос никак не выходил у меня из головы.
Пойди всё по плану, сейчас мы с Рейган лежали бы, свернувшись клубочками под одеялом, и обменивались секретами и историями. И я бы чувствовала себя, как во время любой из ночных посиделок имени Рейган: словно мы спрятались в невидимом пузыре, где не нужно беспокоиться о моей маме, отце Рейган и других учениках, которые нас совсем не понимают. В этом пузыре всё в порядке, потому что в нём есть только мы.
Но сейчас у меня была только тишина. Тревога ожидания – ответа, новостей, чего угодно – давила так сильно, что внутренности скручивало и тянуло разные стороны. Чтобы хоть как-то отвлечься, я гуглила истории о сбежавших девушках, но от этого становилось только хуже.
Шло время, напряжение от ожидания нарастало. Так что, услышав стук в дверь, я действительно вскрикнула от неожиданности.
Когда она открылась, на пороге, нахмурившись, стоял папа.
– Мэл, тебе нужно поесть. Хоть что-нибудь, – он подошёл к кровати, протягивая тарелку со свининой и квашеной капустой.
Если мамины пироги – это дурной знак, то папина квашеная капуста – настоящий билборд, на котором огромными буквами написано «ПЛОХИЕ НОВОСТИ». Папа всегда говорил, что это блюдо напоминает ему о родителях, и готовил его только в самые тяжёлые дни, когда нам была нужна особая поддержка.
Я взяла угощение, и от первой же ложки внутри растеклось тепло.
– От мамы что-нибудь слышно?
Поколебавшись, папа кивнул.
– Они ещё не нашли Дженнифер.
Я догадывалась об этом, но, получив подтверждение своим мыслям, мигом растеряла весь аппетит и отставила тарелку с капустой в сторону.
– Где они ищут? Может быть, она совсем в другом месте.
Папа на секунду задумался.
– С ними Ребекка Чан, да и полиция уже начала расследование. Каждый делится любой имеющейся информацией, и все делают всё, что в их силах.
Я перевела взгляд за окно, в темноту. Новое, непонятное чувство зародилось у меня в груди.
– Значит она там совсем одна?
Папа проследил за моим взглядом, и какое-то время мы сидели в тишине, словно ожидая чего-то. Будто Дженнифер могла выскочить из укрытия и весело крикнуть: «Попались!»
– Это страшно, – произнёс папа в своей обычной, осторожной манере.
Раньше, когда мы с мамой были ближе, мы с ним почти не разговаривали. Он держался в стороне, лишь изредка вставляя короткие комментарии, пока говорила мама. Но по мере того, как мы с мамой отдалялись друг от друга, папа заполнял образующуюся между нами пустоту. Так что я успела привыкнуть к его долгим паузам.
Наконец, он продолжил.
– Но, насколько я знаю, Дженнифер и раньше сбегала. Тогда она сама вернулась домой, спустя пару дней.
– Но почему? Зачем ей убегать?
Папа покачал головой.
– На этот вопрос отвечать не мне.
– Хочешь сказать, это вопрос к Богу?
Папины губы дрогнули в намёке на улыбку. Папа верил в Бога. Мама – нет. И хотя они позволяли мне самой решать, верить или нет, я не понимала, как они оба могут быть настолько уверены в своей позиции. Я, в свою очередь, верила только в то, чего я не знаю.
– Я имел в виду не это, – сказал папа.
Я ждала продолжения или пояснения, но его не последовало. Иногда папа так делал, что слегка меня раздражало: оставлял вопрос висеть в воздухе, позволяя каждому сделать собственный вывод.
