Вот почему, – говорит он, его голос срывается от эмоций. – Вот почему ты не можешь мне доверять. Я опасен, Кристал. Я мог бы причинить тебе боль прямо сейчас.

– Но ты этого не сделал, – говорю я, мой собственный голос дрожит. – Ты мог бы, но не сделал этого.

Выражение лица Айзека смягчается, и он делает шаг ближе, его рука тянется, чтобы прикоснуться к моей щеке.

Я никогда не смог бы причинить тебе боль, – говорит он низким и напряженным голосом. – но это не значит, что ты не должна защищаться.

Я с трудом сглотнула, чувствуя, как в горле образовался комок.

Я не могла отвести от него взгляд, хотя здравый смысл кричал мне бежать как можно дальше.

Он просто играл с моими чувствами и мне никогда так сильно не хотелось убежать в свою комнату и зарыдать в подушку.

Жалко, что и собственной подушки у меня и не было.

Глава 5

Настоящее время.

Кристал Мартинез.

Наступление весны чувствуется всё ярче. Морозы потихоньку таят, на некогда бесплодных деревьях и кустарниках распускаются нежные бутоны, и комнаты наполняются солнечными лучами всё быстрее.

Становилось словно бодрее. В воздухе ощущался сладкий аромат распустившихся цветов, который ещё и добавлял больше цвета в пейзаж. А ночью можно было находиться на улице допоздна, не боясь замёрзнуть в ледышку.

Айзек разжёг костёр и этим прекрасным весенним вечером, мы сидели вокруг него, попивая горячий шоколад.

– Как ярко мерцают звёзды. – Отметила я, всматриваясь небо.

– Свет в темноте – это-то, что мы все замечаем. Далёкие звёзды в ночной вышине, луч солнца, пробивающийся сквозь облака… Но что насчет обратного? Ты когда-то думала об этом? Как насчет тьмы в свете? – Сказал Айзек, делая глоток из своей кружки.

– Нет, и не думала. – Призналась я, удивлённая этой мыслью.

– Подумай об этом, – продолжил он. – Когда мы находимся на свету, мы склонны игнорировать боль и страдание, которые все ещё существуют вокруг нас. Они же не могут просто испариться? А в темноте они хотя бы не прячутся. Почему же мы продолжаем верить, что свет лучше?

Я на мгновение задумался над его словами.

– Может быть, потому что мы ассоциируем свет с добром, а тьму – со злом? – ответила я.

– Ты думаешь это правильно?

– Не знаю. К чему ты клонишь?

Айзек посмотрел на меня с напряженной серьезностью, его глаза буквально сверлили меня.

И я почувствовала, как дрожь пробежала по моей спине, когда он заговорил:

– Ты подобна свету, – сказал он низким и размеренным голосом. – Такая жизнерадостная и яркая. Ты же, кристалл, прозрачный и блестящий… – Он посмотрел в сторону и усмехнулся. – Но в тебе так много тьмы. Ты думаешь это потому, что чем больше ты сияешь снаружи, тем больше скрываешь внутри?

– Н-нет. Почему ты это говоришь?

– Я вижу это насквозь. Боль, страх, сомнение. Всё это есть, прямо под поверхностью. – Он придвинулся ближе и заговорил шёпотом. – Кристал, эта тьма…она прогнила у тебя внутри настолько долго ты её держишь и не выпускаешь. Ты можешь попытаться скрыть это ещё долго, но оно там, и оно гноится.

Слова Айзека ударили прямо в самое сердце. Гнев, обида, желание защититься – всё смешалось в одно.

Как он мог сказать мне что-то подобное?

Слезы потекли по моим щекам, и я сердито вытерла их.

– Как ты можешь так говорить! Ты меня не знаешь, – выпалила я, и почувствовала, как мой голос дрожал от эмоций.

Айзек не отступал.

– Прости, если я причинил тебе боль, но я просто говорю тебе то, что вижу.

Меня трясло.

Его стойкость и уверенность в словах, пристальный и цепкий взгляд – он словно знал, что говорит.

Будто бы он мог доказать это, если его попросить.

– Мне надо прогуляться. – Сказала я и стала уходить быстрым шагом в лес.

Мне нужно было побыть одной и успокоиться. Его слова играли эхом у меня в голове и я, буквально убегая от своих мыслей забрела в совсем далеко.

Я решила свернуть в надежде найти обратную дорогу. Вскоре мои глаза привыкли к тьме и мне стало легче ориентироваться.

Вот бы фонарь был бы в руках.

Резко какие-то видения нахлынули на меня ошеломляя.

Пейзаж вокруг меня расплывается, когда эта картина полностью заполняет мой разум.

Я бегу, мое сердце бешено колотится в груди, и я чувствую, как холодный воздух обжигает мои легкие. Лес вокруг меня темный и незнакомый, и я не знаю, куда я иду и почему я бегу. Страх, паника, побег. За мной кто-то гонится. Запах горелого. Надо бежать как можно дальше.

Затем в моей голове вспыхивает острая боль, заставляющая меня споткнуться и упасть на землю. Мое дыхание становится прерывистым, когда я пытаюсь успокоиться, но боль слишком сильна.

Боль в коленях. Я вижу кровь вокруг. Перед глазами белый свет.

Но чем больше я пытаюсь отогнать воспоминания, тем более яркими они становятся.

Я слышу звук собственных шагов, резкий горловой крик и чувство безнадежности.

Внезапно на меня накатила волна головокружения, и мне становиться плохо от тошнотворного запаха гари.

Это было так, словно я перенеслась обратно в тот момент, и меня наполнило чувство ужаса и паники. Я не знала, что со мной случилось и почему я убегала, но страх был непреодолимым. Я упала на колени, хватая ртом воздух, когда воспоминания стали медленно отходить, оставив меня потрясенной и дезориентированной.

Я пытаюсь стряхнуть это с себя, но боль в голове становится все сильнее с каждым мгновением.

Было ли это просто видение, или это было воспоминание о том дне, когда Айзек нашел меня?

Я останавливаюсь у ближайшего дерева, пытаясь прийти в себя и успокоить свои бешено скачущие мысли. В лесу зловеще тихо, как будто сами деревья затаили дыхание в ожидании. Я кашляю и чувствую вкус крови, когда я пытаюсь успокоиться, напоминая себе, что теперь я в безопасности.

Я не сразу слышу крики, а как только пытаюсь прислушаться в глаза бьёт сильный белый свет.

– Вот ты где! – Кричит Айзек и бежит мне помочь.

***

Айзек наклонился и вытащил апельсин из корзины с фруктами.

– Нет, не добавляй это, – сказал он, хмуро глядя на меня. – Из-за них салат получится мокрым и отвратительным.

Я усмехнулась.

– Как можно без него? Цитрус – лучшее дополнение к любому фруктовому салату. Он усиливает вкус других сладких фруктов.

Брови Айзека нахмурились в знак несогласия, и он покачал головой.

– Ага, если хоть какой-то вкус остаётся после него.

Я не могла удержаться от смеха над его упрямством.

– Ладно, ладно, поняла. Никаких апельсинов во фруктовом салате, – сказала я, игриво подтолкнув его локтем.

Мы продолжали нарезать и перемешивать фрукты.

Айзек всегда был таким сосредоточенным и серьезным, но в такие моменты, как этот, он терял бдительность, и я могла видеть его мягкую сторону.

Когда мы сели наслаждаться нашим творением, я не смогла удержаться, чтобы ещё немного не подразнить его.

– Знаешь, Айзек, – сказала я, беря ломтик арбуза. – В этом фруктовом салате чего-то не хватает.

– О да? И что же это? – ответил он с ухмылкой на губах.

Я ухмыляясь ответила:

– Апельсинов.

Айзек закатил глаза, но я заметила намек на улыбку на его лице.

Я набрала в ложку кусочек яблока и апельсина.

– Давай, просто попробуй, – настаивала я, вертя ложкой перед ним.

Айзек вздохнул, прежде чем смягчиться и открыть рот для укуса. Протянув ложку ближе, я не намеренно коснувшись пальцами его губ. От этого прикосновения меня бросило в жар, и я покраснела. И пока он жевал, я позволила своему взгляду блуждать по его красивым чертам, пытаясь понять его реакцию.

– Апельсины действительно придают приятный привкус, но всё равно лучше без него. – сказал он.

Я шуточно закатила глаза.

Доев, мы с Айзеком устроились на диване, переключая каналы в поисках чего-нибудь интересного. В конце концов мы остановились на романтической комедии, и Айзек тут же застонал.