Когда они вышли из квартиры, социальная работница прочла Фриде целую лекцию про границы. Ребенок явно уже был готов попрощаться. Ребенок уже не хотел никаких объятий.

– Вы должны признать разницу между тем, что хотите вы и что хочет она

Фрида шла со сжатыми кулаками. Ее пальцы в туфлях сжались. Она наклонила вперед голову, вперилась взглядом в татуировку четок на щиколотке социальной работницы. Если бы она заглянула в ее глаза, то, возможно, нанесла бы первый в своей жизни удар кулаком по лицу.

Двери туалета открываются. Две студентки начинают сплетничать у раковины. У одной из них сегодня свидание, встречается с кем-то по предложению специальной компьютерной программы, которая подбирает оптимальные пары по феромонам.

Фрида отправляет эсэмэску Рени об отмене. Она хочет назвать миз Торрес садисткой, какая она и есть на самом деле, но ее высказывания должны быть осторожными. «Завтра отменяется, – пишет она. – Второе посещение =???»

Она всюду должна говорить так, как если бы ее подслушивали Нет, говорит Рени, Фрида не должна покупать мобильник с предоплаченной симкой. Не должна создавать новые почтовые ящики, не должна ничего искать в библиотеке, должна следить за своим языком, когда говорит с родителями, друзьями, коллегами. Все они могут быть подвергнуты допросу. «Тебе нечего скрывать, – сказала Рени. – Повтори мне, Фрида: "Мне нечего скрывать"».

Фрида слушает Рени под щелчки, издаваемые тюбиками с помадой и пудреницами. Девицы обсуждают достоинства программы, которая подыскивает пары по голосам. Программы, которая подыскивает пары на основе общих маршрутов, имитируя случайное знакомство в поезде.

Фрида могла бы посмеяться. Идея нормального уик-энда. Она протирает глаза туалетной бумагой и возвращается за свой стол.

Облегчение, которое она испытала, придя на работу, быстро испарилось, ее маленький кабинет был всего лишь еще одним местом, где она тоскует по Гарриет и обдумывает свои ошибки. Если бы она была более внимательной по отношению к миз Торрес. Если бы у них было несколько часов, а не один. Если бы она никогда не ходила в дом Уилла. Если бы ей удалось убедить Гарриет поиграть. Если бы не случилось этого скандала и укуса. Если бы они были вдвоем – без часов, камер, без этой женщины, требующей, чтобы они вели себя естественно.

Фрида должна была сегодня утром вернуть боссу проверенную корректуру. Она раскладывает страницы на столе, проверяет, есть ли ошибочные запятые, не исковерканы ли имена и фамилии факультетских преподавателей. Она гордилась своим острым глазом, но сегодня она почти не понимает смысла слов, ее почти не волнует, успеет ли она вовремя распечатать файлы. Нужно, чтобы Гаст извинился от ее имени. Гарриет должна знать, что мама думает о ней каждую секунду. Это не мамин выбор. Это не вина мамы. Миз Торрес могла бы отменить свой поход к другой семье.

После обеда Фрида поднимается в спальню Гарриет, как она делала это каждый вечер после того злосчастного свидания под присмотром. Она встает лицом к камере, опускается в темноте на колени, мысли ее возвращаются в прошлое и уходят в будущее, не желая принимать невыносимое «сейчас». Рени считает, что штат должен увидеть ее покаяние. Она должна работать, или молиться, или делать физические упражнения. Она не должна смотреть телевизор, убивать время за компьютером или телефоном. Она должна показывать им, что мучается чувством вины. Чем больше она страдает, чем больше плачет, тем больше штат будет ее уважать.

В комнате пахнет химией. Ароматизатор с запахом вербены. Здесь больше не пахнет Гарриет, и Фриде не хватает этого и всего остального. Несколько игрушек после стирки выцвели и потеряли форму. Она до блеска отполировала кроватку и кресло-качалку. Вычистила плинтусы и подоконники, вымыла стены. Ее руки огрубели – она два раза в неделю выскребает до блеска туалет и кухню. И всегда без перчаток, ее потрескавшиеся ладони и сорванные заусенцы – как власяница для монаха.

Рени беспокоится о том, какую роль в суде может сыграть укус. Ее беспокоит, что социальная работница не видела игры. Она собирается сказать в суде, что социальная работница спровоцировала Гарриет, что реакция девочки при данных обстоятельствах была естественной. Что мать и дочь не виделись много дней. Устоявшийся порядок был разрушен. Девочка никогда не играет с матерью у Гаста и Сюзанны, никогда не играет по команде, никогда с таймером.

Ей хотелось бы понять, какую форму ей следует придать своему телу во время сна, кто за ней наблюдает – человек или только робот, что их интересует – какие выражения лица и какие позы. Она могла бы кланяться им, три раза прижимать к полу ладони и лоб – так ее семья молилась Будде, ища у него защиты.

Кто защитит ее теперь? Фрида надеется, что судья по семейным делам не лишен чувств. Она надеется, что судья, если он или она бездетны, по крайней мере имеет кошку или собаку, кого-то с душой, что он или она знает, что такое бескорыстная любовь, раскаяние. Служба защиты ребенка должна требовать от своих сотрудников именно таких качеств.

Она меняет позу, поворачивается, теперь камера видит ее в профиль. Ее бедра вывернуты. Поясница болит. Она недавно пыталась вспомнить начало. Как она поднесла Гарриет к окну в их палате, в первый раз показала ей естественный свет. Розовая кожа Гарриет, недавно впервые подвергшаяся воздействию воздуха, теперь начала шелушиться. Ей все время хотелось прикасаться к личику Гарриет, ее удивляли огромные щечки дочери и европейский нос. Как это она умудрилась родить ребенка с голубыми глазами? Вначале было ощущение, что у них на попечении некое доброжелательное существо, но еще не человек. Сотворение нового человека казалось чем-то таким ответственным.

Фрида начинает плакать. Ей нужно рассказать судье о доме ее разума, о доме ее тела. Эти дома стали чище, у них теперь меньше страхов. Она больше никогда не оставит Гарриет одну.

Социальная работница все время переносит дату следующего посещения. С сентября на октябрь, и к четвертому переносу привычный размер одежды становится слишком велик для Фриды. Она спит по четыре часа, иногда по три, иногда по два. У нее пропал аппетит. На завтрак – кофе и горсть миндаля. На ланч – фруктовый коктейль. На обед яблоко и два тоста с маслом и джемом.

Она два раза видела Уилла в кампусе, один раз столкнулась с ним в книжном магазине, один раз в «Старбаксе». Она попросила его перестать звонить ей, не позволила ему обнять ее на людях. Работает она медленно и беспорядочно. Иногда усаживается за свой стол, придя из туалета с явно заплаканным лицом. Ее босс определенно чувствует себя неловко, сталкиваясь с эмоциями. После еще нескольких опозданий со сдачей материалов босс отменяет работу на дому. Ему жаль, что он отрывает ее от Гарриет, но организованность прежде всего.

– Я не хочу объясняться с отделом кадров, – говорит он.

– Этого больше не случится. Я вам обещаю. Просто у меня… – Проблемы дома, хочет сказать она.

Она раздумывала, не подыскать ли другое место, не уйти ли с работы, но ей нужна медицинская страховка. В Пенсильвании хорошие социальные гарантии. Ее отец воспользовался своими знакомствами, чтобы ее приняли.

Она лгала всем на работе. Профессора никогда не задают ей личных вопросов, но административный персонал состоит в основном из замужних женщин с детьми. Обычаи диктуют, чтобы они при малейшей возможности рассказывали о своих чадах. Никогда «Как у тебя дела?», а неизменно: «Как твой Томми?», «Как там Слоун?», «Как поживает Беверли?».

Фрида говорила им:

«У Гарриет новое словечко – “пузырь”».

«Гарриет хотела в зоопарк».

«Гарриет помешалась на сливочном печенье».

Она не говорит им, что Гарриет проходит курс терапии. Что Гарриет предположительно исцеляется в кабинете некоего назначенного судом детского психолога. Рени сказала, что детский психолог, вероятно, использует кукольный домик, чтобы вынудить Гарриет проявить свои чувства к кукле-маме и кукле-дочери, он даст девочке карандаш и будет наблюдать, с какой силой она прижимает его к бумаге. Психолог будет отыскивать симптомы. Существует список травм, но каждый реагирует на травму по-своему. Фриде кажется, что все это построено на предположениях.