– Есть такое понятие, как тайна следствия, – устало и доверительно сообщил наш отставник. – И я не вправе открыть ее первому встречному, пусть и доктору…
– А! – сказал фельдшер и вдруг повеселел, но, заметив, с каким профессиональным интересом воззрился теперь и на него дежурный врач, быстренько уняв свое оживление, поспешил с объяснением: – Константин, смотритель морга, рассказывал. Дескать, ворвался к нему какой-то мужик, частным детективом представился, двести рублей подарил, жмурика какого-то сфоткал и помчался, как угорелый, в Перепреевку, со сменщиком его разбираться. Так это были вы, больной?
– Сам ты больной! – огрызнулся Муров. – Я раненный при исполнении профессионального и гражданского долга детектив!
– Так, так, так, так! – удовлетворенно зачастил доктор. – Уже кое-что проясняется… Значит, это вовсе не следствие несчастного случая, шока, травмы головы, как вы, – он кинул на Пантюхина неоднозначный, полный врачебной укоризны и одновременно человеческой снисходительности, взгляд, – утверждали, а наоборот: травма, авария и все прочее являются следствием, а никак не причиной недуга.
– В психи рядите? – деловито осведомился Илья Алексеевич. – Всё, что не укладывается в ваши, кстати, довольно спорные представления о норме, является для вас несомненным доказательством психической ненормальности?
Доктор с фельдшером в очередной раз переглянулись, но уже не понимающе, как прежде, а скорее недоумевающе, причем даже Еремею было ясно видно, что недоумевают они не сообща одному и тому же, а очень даже поврозь, и каждый своему.
– Сами охаете да ахаете, мол, всюду кругом преступность расплодилась, житья не дает, а как только кто-нибудь решится эту преступность искоренить, того сразу в полоумники и в психушку. Так кто же, спрашивается, из нас сумасшедший? Я, частный детектив Илья Муров, не покладающий рук в борьбе с бандитами, не жалеющий ради вашего мирного и безопасного житья-бытия собственного здоровья, или вы, близорукие обыватели, не ведающие ни о благе своем, ни о пользе?
Наступившую тишину прервала громкая икота раскаяния, сотрясшая мускулистую худобу Еремея Пантюхина.
– Прости меня, Лексеич, не разобрал я с похмела что к чему!..
Илья Алексеевич миролюбиво отмахнулся, – жест, исполненный самой гуманной снисходительности: мол, какой может быть с тебя, Еремей, с человека, особых склонностей ни к чему, кроме пьянства, не проявляющего, спрос?
Доктору наконец удалось сладить с телефоном – набрать нужный номер, дождаться ответа и о чем-то с кем-то приглушенно и неразборчиво поговорить. Мурову, показалось, что он расслышал две смутно знакомые фамилии – Хлюзин и Седлов, но полной уверенности в этом не было.
– Значит, вы утверждаете, что попали в аварию не сами по себе, то есть не в результате несчастного случая, а вследствие чьего-то злого умысла?
– Именно, что умысла, – кивнул Илья Алексеевич, морщась от головной боли. – Тут факт бесповоротный.
– Какой-какой? – встрепенулся дежурный врач, уже было потерявший профессиональный интерес к пациенту.
– Бесповоротный, – подсказал фельдшер.
– Ну и что? – вызывающе икнул Пантюхин, всем своим видом демонстрируя готовность лечь костьми за правду и справедливость.
– Ну как же! Потерпели аварию на повороте, а теперь утверждаете…
– Не придирайтесь к словам, доктор! Не стройте из себя Зигмунда Фрейда!
– Ха! – сказал доктор. – Причем тут Фрейд?
– Фрейд всегда причем, – терпеливо объяснил Муров, – стоит только дать волю въедливости…
– Ну, допустим, что аварию действительно подстроили. Но с какой целью? Если они хотели вас «убрать» (я правильно выражаюсь? именно так это называется?), то цели своей не достигли…
– А с такой целью, Коновал Петрович, – не выдержал Илья Алексеевич, – что попятили мои вещественные доказательства! Все как есть попятили: и фотоаппарат, и пленку с уликами, и…
…Илья Алексеевич вдруг осекся и умолк, вовремя вспомнив о газетном клочке с неразборчивыми каракулями. В настрадавшейся головушке яркой звездой вспыхнула надежда, что не добрались до клочка супостаты, что не додумались. Все же не фотоаппарат и даже не фотопленка, а какой-то неопределенный обрывок газеты, пригодный только для конкретного употребления. Кстати, защемило на сердце у нашего отставника от собственной оплошности, я ведь так и не удосужился узнать, что это была за газета… Но тут встречное опасение вытеснило предыдущее – Илья Алексеевич похолодел, подумав о том, как легко мог такой клочок соблазнить какого-нибудь варвара употребить его по назначению. Так крошится печенье. Так обрываются последние путеводные ниточки невероятно запутанного клубка!..
– Этих убийц, подстроивших мне аварию, необходимо немедленно выявить, уличить и арестовать, иначе они таких неописуемых бед натворят…
– Так уж и неописуемых? – усомнился доктор, сам неоднократно баловавшийся в томительные часы ночного дежурства чтением детективов.
– Опять вы за свое! – не сдержал укора Илья Алексеевич. – Опять к буквам цепляетесь!..
– Помилуйте, какие уж тут буквы, тут целый роман получается, – возразил доктор.
– Слышь, Лексеич, может, мне за Федоровной сбегать? – внес предложение измаявшийся от борьбы с проклятой икотой Еремей.
– Стой, где стоишь, Ерёма! – сверкнул глазами Илья Алексеевич и, обратившись к медицинскому персоналу, просительно добавил: – Не надо Федоровну…
– Кто эта Федоровна, жена? – полюбопытствовал доктор.
– Тетка. Но такая, что почище любой жены будет, а то и двух, – объяснил Еремей и вдруг осерчал: – Да что же вы как неродные! Ни дырки не обработаете, ни укола не зашпандорите?! Ведь мается человек…
– Может ему еще и сто грамм налить? – осведомился задетый выговором фельдшер, и ехидно продолжил: – А тебе – двести?
– Зря веселитесь, – заметил Муров. – Пантюхин дело говорит. Алкоголь в небольших, но основательных дозах в нашем деле незаменимая вещь. Даже Арчи Гудвин, не признающий никаких других напитков, кроме молока, и тот, побывав в такой передряге, в какой побывал я, позволял себе выпить хорошую порцию виски с содовой.
– Содовой не держим-с, – буркнул фельдшер и выжидающе уставился на дежурного эскулапа, задумчиво протиравшего свои очки бархатным лоскутком.
– Можно водой развести, какие проблемы? – оживился Еремей.
– Ошибаетесь, любезный, – подал голос доктор. – Ни один уважающий себя детектив не позволит себе пить разбавленное водопроводной водой виски. Правильно я говорю, больной?
– Нет, ну почему же… Фил Марлоу иногда и с водой не брезговал, если обстоятельства не благоприятствовали, – пустился было в литературные воспоминания наш отставник, но вдруг умолк, осознав, как его назвали, вскочил, покачнулся, снова сел на табурет и, устало прикрыв глаза, с бесконечным терпением произнес:
– Кажется, я уже говорил вам, что я не больной, а раненный при исполнении профессиональных обязанностей частный детектив. Не пристало медицинскому работнику обладать столь короткой девичьей памятью: рискуете утратить квалификацию…
– Вишь как излагает! – не сдержал восхищения фельдшер. – Может, он действительно не совсем больной, а еще немножечко и раненный?
– Кто тут врач? – блеснул стеклами очков дежурный доктор. – Кому лучше знать, больной он или раненный? И я сейчас это докажу как дважды два четыре…
Доктор придвинул свой стул к табурету Ильи Алексеевича, взял последнего за руку и вдруг заговорил с профессиональным дружелюбием, сквозь которое изредка, как бы ненароком позволял пробиваться простому человеческому участию:
– Давайте рассуждать логически. Вы обнаружили труп неизвестного и в силу психологических обстоятельств, донимавших вас в последнее время, решили, что найденный вами покойник является жертвой преступления. Допустим, что так и есть, что этого несчастного действительно убили… Что ж, давайте последовательно проследим, что вы предприняли, чтобы поймать и обезвредить опасных преступников. Или, говоря языком вашего излюбленного жанра, какие поисково-розыскные мероприятия сочли нужным учинить. Итак, в поисках убийц неизвестного вы произвели следующие действия. Напугали до смерти (если не до летального исхода, то до непроизвольного мочеиспускания, а это иногда хуже смерти, я вам это как врач заявляю!) дворника. Напросились в кабинет к дознавателю под видом очень ценного свидетеля, где предложили ему держать пари на смехотворную сумму, затем привлекли к этому делу репортера желтой прессы. После чего навестив морг нашей больницы, подарили его смотрителю двести рублей, сфотографировали одного из постояльцев этого печального заведения и, узнав адрес сменщика смотрителя, понеслись к нему на собственном автомобиле, не разбирая дороги, не учитывая технических возможностей вашего драндулета. В результате естественнейшим образом угодили в дорожно-транспортное происшествие… Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать, уличить или арестовать? И если вы человек не больной, а только раненный, то вы сами ответите…
