Когда он добрался до квартиры, обнаружил, что три часа почти наступили, а Лилия Ивановна уходить никуда и не собиралась. Мало того, старая женщина накрыла на кухне стол бордовой праздничной скатертью с пурпурными кистями на углах и поставила на неё огромный фарфоровый чайник с изображением центрального входа на Выставку достижений народного хозяйства. Рядом поставила две чашечки с ажурными ручками и блюдца под них. Также появились хрустальные розетки с вишнёвым и черничным вареньем.

– Подруга придёт, – зачем-то оповестила она мальчика. – В один день с ней овдовели, когда плотину рвануло в 1954-м. Она сама еле выжила. Посидим, повспоминаем, поплачем.

– Долго? – не сдержал интереса Серёжа.

– До полуночи точно. Есть что вспомнить. Я твою мать уже предупредила, – охотно поделилась своими планами Лилия Ивановна.

Понятное дело, это срывало все планы похищения сухарей. С другой стороны, подумал Серёжа, можно с сухарями и до завтра подождать. Пока лучше Хольде и Пророку оказать поддержку. Жабин очень непростой человек и был способен на разные пакости.

Мальчик выскочил из квартиры и тут же на лестничной площадке столкнулся с пожилой женщиной огромного роста и донельзя упитанной. Её большое тело, убранное в белое кружевное платье, закрывало всю площадку.

– Отойди, малыш! Не разъедемся, – басом попросила женщина.

Серёжа разумно послушался и вернулся в квартиру. Он, конечно, догадался, что это та самая гостья Лилии Ивановны.

Дама влилась большим телом в квартиру и поплыла далее, на кухню.

– Любовь Тимофеевна! – послышался голос соседки. – Вот вы никогда не опаздываете. Такая точность!

– Так чего удивляться? – пробасила Любовь Тимофеевна. – У меня на аэродроме каждая секунда имела стратегическое значение. Я сама никогда не опаздывала, и при моей смене за двадцать лет только однажды дежурный опоздал, да и то по уважительной причине – его медведь заломал. У медведя там берлога была.

Это где сейчас бензозаправка в конце Свободы!

Серёжа не стал дослушивать рассказ гостьи. Едва появилось пространство между её пышным телом и входной дверью, мальчик тут же шмыгнул туда.

Жабин действительно был очень непрост. Он тут же заметил слежку и начал кружить по району, то неожиданно исчезая за молоковозом и появляясь уже у детской площадки, то заходя в подъезд очередного дома и подолгу околачиваясь там у окна, из которого наблюдал сверху за Борькой и комсоргом.

– А чего, нельзя сразу у него котят отобрать и по башке заодно настучать? – недоумевал Пророк, уже подуставший от слежки.

– Бездоказательно. Не по зге! – строго ответила Принцесса. – Может, он медикаменты умирающему дедушке несёт?!

– У Жабина нет дедушки, – напомнил Борька. – Его понтоном раздавило.

– Ну бабушке! – продолжала Хольда.

– Бабушка его не особо помирать собирается, – опять возразил мальчик. – Она нас всех переживёт. В прошлом году она за мной две трамвайные остановки бежала с палкой. Я случайно её авоську с яйцами портфелем задел и разбил две штуки. Точно бы искалечила, если бы догнала!

Пока они обсуждали хулигана-одноклассника, тот, ехидно щурясь, подглядывал за ними с площадки третьего этажа. В мешке жалобно пищали два новорождённых котёнка. Андрей вытер рукавом сопли и только было собирался подняться ещё на этаж выше и чем-нибудь запулить в своих преследователей через форточку, как у него за спиной скрипнула дверь, пахнуло гнилью и мальчика просто засосало внутрь открытой квартиры. Он только и успел крикнуть: «Помо…» – «…гите» заглушил лязг ржавой щеколды. И вокруг воцарился влажный мрак. Жабин вытянул свободную руку вперёд, нащупывая возможный выход, но выхода не нашёл, а нащупал что-то живое, жирное, покрытое волосами. Это «что-то живое» зашевелилось и сказало:

– Плотный какой! Я тебя потушу.

– Не надо меня тушить, я не лампочка! – испуганно попросил мальчик.

– С картошкой потушу, – не обращая внимания на него, закончило свои рассуждения «что-то живое», вырвало из рук Жабина мешок с котятами, натянуло его на голову Андрея Николаевича и потащило вглубь квартиры.

– Чего-то его долго нет! – обратился к Принцессе Борька.

– Пошли проверим, – согласилась она и первой шагнула к подъезду.

Дети честно поднялись до последнего этажа, но Жабина не обнаружили. Дверь, ведущая на чердак, оказалась закрытой на огромный амбарный замок.

– Либо к кому-то зашёл, либо, если у него ключ был, по чердаку в соседний подъезд пролез, гад ползучий, – хмуро констатировал Борька.

– Можно, конечно, его подождать, но я тоже думаю, что через соседний подъезд ушёл, – кивнула Хольда и предложила: – Пошли за кислородом?

– Пошли! – согласился мальчик, взглянув на висящие на столбе у троллейбусной остановки часы. – Через полчаса мама к тёте Гале пойдёт заниматься, а папу до семи не жди. Хрен с Жабой!

На тот момент Полина Ивановна действительно собиралась к тёте Гале, которая тайно верховодила тушинским отделением последователей оздоровительных идей Порфирия Иванова. Галина Сергеевна Комашко была родом из той деревни, что и супруга Порфирия Иванова Ульяна Фёдоровна. Они вместе дважды ездили забирать учителя и супруга из пленения. Один раз из сумасшедшего дома НКВД, где Порфирий Корнеевич в одних трусах спорил с Ежовым, после чего, говорят, у того был нервный срыв и он фатально нахамил Сталину, а другой раз, во время Великой Отечественной войны, из немецкой комендатуры, где упрямый старик в тех же трусах учил немецкого генерала Паулюса, как нужно любить русскую природу.

Тётя Галя, как и все последователи Порфирия Иванова, не боялась мороза и жила в квартире без стёкол. Чтобы не привлекать особого внимания, окна были затянуты с внешней стороны мелкой стальной сеткой. Правда, для точности стоит оговориться: одно нормальное окно было. Оно находилось в комнате сына тёти Гали – дяди Васи, мясника из продуктового магазина с улицы Данилайтиса. Дядя Вася пах сырым мясом и тоже симпатизировал идее ходить круглый год в одном нижнем белье, но статус его обязывал зимой носить пальто и содержать свою комнату в тепле, чтобы радиоприёмник и телевизор оставались в рабочем состоянии. Нежные электроприборы, в отличие адептов учения деда Порфирия, не выносили долгого пребывания на морозе, как, впрочем, и покойный муж тёти Гали.

Борькина мама состояла в инициативной группе по долгу службы: Галина Сергеевна, помимо экстремально оздоровительных мероприятий, ещё и возглавляла отдел научно-исследовательского института при Мосгидропроекте. Женщина она была решительная, но справедливая, и, когда Борькины родители очередной раз не дождались своей очереди на квартиру, тётя Галя пошла на «самый верх» и добилась улучшения их жилищных условий. Мало того, на торжественном ужине в честь получения новой квартиры, во время перекура на балконе, сын Галины Сергеевны дядя Вася узнал о мечте Борькиного папы владеть личным автомобилем и помог почти задаром получить гараж в кооперативе напротив. Машины, конечно, пока купить не удалось, но зато Александр Анатольевич хранил в гараже всякие материалы и приборы для научной работы. Владельцы соседних гаражей с большим подозрением смотрели на эту ситуацию, поскольку небезосновательно считали гараж Борькиного папы источником большой опасности. Особенно ему не доверял пожилой сосед с бакенбардами, служивший в ресторане у Красной площади швейцаром. Уже дважды в гараже Александра Анатольевича что-то сильно дымило, а на позапрошлый Новый год рванул полупустой газовый баллон и взрывом разорвало на части собаку сторожа, которая на свою беду что-то вынюхивала рядом.

– Продай ты его наконец! – уговаривала мужа Полина Ивановна, но тот был непреклонен.

– Мы, Пророки, всегда добивались от жизни самого лучшего! – авторитетно заявлял он. – Если у других есть машина, то и у нас должна быть!