– Тварь! Я и слова тебе не скажу! Я те…

– Молчи, тут дети, – перебила я разбойника. – Элини, – позвала я девочку, – солнце иди ко мне.

– Хина, а кто это? – спросила у меня кроха, вылезая из-под тела.

– Это разбойники. Сейчас мне надо с одним поговорить, а ты найди Тиури и Эрэда, хорошо?

– Да, – кивнула моя умница. – А если меня поймают?

– Не поймают, обещаю. – И добавив силы в слова. – Если кто-то, помимо Тиури и Эрэда, подойдет к тебе, то сразу же превратится в статую.

– Говорить будем или хочешь погибнуть смертью храбрых? – повторно спросила я у главаря, как только Элини скрылась из виду.

– Ты и все твои товарищи умрут!

– После каждого щелчка в твоем теле будет ломаться одна кость, – со злости я вложила, наверное, слишком много силы, потому как, после первого щелчка у главаря сразу же сломалась тазовая кость и тот, естественно, завопил на весь лес. – Ори беззвучно, – мгновенно стало тихо.

– Это мелочи, – наконец смог он сказать что-то членораздельное. Щёлк – открытый перелом правой бедренной кости, беззвучный крик. Щёлк – неестественно изогнулся большой палец левой руки, беззвучный крик. Щёлк – странно выгнулась правая ступня, беззвучный крик.

– Скажи правду и будешь полностью вылечен.

– За что? – зарыдал бандит. – Я не могу! Я… – Щёлк, щёлк, щёлк.

– Ты хоть считал, сколько костей я тебе уже сломала?

– Пощади!

– Ты, грязный выродок, который приставил нож к горлу маленькой беззащитной девочки, смеешь просить пощады? – да жестока, да зла, но по-другому люди просто не понимают. Урок будет усвоен только в том случае, если он причинил боль. И чем она сильнее, тем лучше запомнишь. Щёлк, щёлк, щёлк…

– Скажу… – устало прошептал бритоголовый. – Нас послал Глава… кха-кха… Гильдии Убийц Тамирит Уэтэр.

– Отлично, – искренне порадовалась я наконец-то проснувшемуся благоразумию наёмника. – А дальше?

– Дальше…

– Какова суть вашего приказа? – уточнила я свой вопрос.

– Этого тебе знать не дозвол… – Щёлк. Необычно ввалилась грудь. – Скажу! Скажу! Прекрати!

– Я не люблю, когда со мной играют. Если бы ты все рассказал сразу же, то сейчас бы спокойно уходил, а так… Ты все еще стоишь на ногах, только из-за моего приказа, – обошла я кругом, искалеченного вояку. – Говори!

– Приказано было схватить живой вакши.

– И всё? А как же остальные?

– Только вакши, других велено убить.

– Заказчика знаешь? – смотря прямо в глаза, спросила я.

– Нет, – отвел он взгляд.

– Врешь, – с сожалением покачала я головой. Щёлк. Сломалась левая ключица. – Что-нибудь вспомнил? – бритоголовый отрицательно покачал головой. Щёлк. Открытый перелом лучевой кости правой руки. – А сейчас? – прикусив нижнюю губу, он вновь не ответил. Щёлк. Снова пострадала левая рука, но на этот раз сломалась видимо локтевая кость. – Появились идеи?

– Имени не знаю, – почти провыл наемник. – Господин Уэтэр, сказал только, что это, кто-то из приближенных императора.

– Не врешь? – наклонив набок голову, уточнила я. После того, как главарь согласно закивал, я задала последний вопрос. – Сколько отрядов было послано за нами?

– Вы не такие важные, чтобы за вами еще кого-то посылать, – усмехнулся смертник. Щёлк. Дернулась спина, наверное, это была лопатка. Наемник продолжает молчать, даже сейчас, заливаясь слезами. Щёлк. Причудливо изогнулась спина – походу один из поясничных позвонков. А в ответ тишина. Щёлк. Голень начала кровоточить. Возможно большеберцовая косточка, помахала нам ручкой. – Пятнадцать! – не выдержав, заорал наемник. – Пятнадцать по девять! Пятнадцать вместе с нами!

– Ты же понимаешь, что с тобой будет, если это окажется ложью? – с угрозой спросила я, отменив при этом слово ступора. Бритоголовый тут же с шумом рухнул на землю и застонал.

– Мне уже плевать, – спустя какое-то время (пока я собирала наши немногочисленный пожитки), вновь заговорил наемник. – Ты обоих моих сыновей уложила. Уложила, всего парой слов… Ты не воин, те сражаются честно и держат свое слово! Ты монстр!

– Сам виноват, – откликнулась я. – Между прочим, ты сам их затянул в этот скверный мир, убийц, воров и я нимало не сомневаюсь, шлюх.

– Я убью ту девочку, – громче и увереннее ответил мне будущий труп. – Возможно ни сегодня, ни завтра, даже ни через год! Но ты еще будешь держать на руках ее труп! Я клянусь!

– Да ты был прав, – тихо начала я, приближаясь к разбойнику. Если бы он пообещал убить меня, я бы даже не обратила на это внимания, а так…

– О чем ты? – почуяв неладное напрягся труп, правда, еще трепыхающийся.

– Я не воин, – ответила я на его вопрос. И присев на корточки, чтобы наши лица стали ближе, сложила пальцы для щелчка. Последнего.

– Нет… – с ужасом в глазах выдохнул мужчина.

– Да, – и, не разрывая зрительного контакта, закончила. – Сломались все твои кости. – Щёлк.

Пара минут неестественных телодвижений и почти звериного вопля боли, и всё было кончено. У моих ног лежал труп разбойника. Правда узнать в этом месиве мяса, кишок и костей, человека было почти невозможно. Я жестока? Да это так. Просто в нашем мире, по-другому никак – тут либо ты, либо тебя. Зверолюдей ненавидят, и это только из-за наличия хвоста и ушей. Казалось бы, что в этом такого, так нет же, проще истребить, чем найти общий язык. Вот именно поэтому смерть родных, рабская жизнь и постоянные побои за то, что ты не похожа на других, уничтожили в моей душе всё самое светлое, доброе и вечное. Остались лишь месть, гнев и небольшой кредит доверия, который сокращался с каждым встреченным мне на пути человеком.

– Хина! Хина! Хина! – кричали на три голоса из леса. Услышав их, я облегченно вздохнула – слава богам, все живы.

– Иду! – в ответ отозвалась я. – Оставайтесь на месте.

За время нашего с Тиури разговора, последующей его драки с Эрэдом и небольшого междусобойчика с наемниками, успело стемнеть, потому до ребят я добиралась исключительно на ощупь. Высокие ветвистые деревья с густой кроной, колючие кустарники и трава, скрывающая в себе различные камни и ямки – самозабвенно пытались мне помешать, но слава Тхолане (богини ночи) не преуспели в этом. Побродив, минут десять, я таки вышла на поляну к озеру, где у берега уже вольготно расположились Тиури с Элини, а Эрэд ходил вокруг и что-то усердно бормоча, ставил защитный барьер (это мне позже Тиури объяснил, а тогда я приняла Хошета за душевнобольного головой стукнутого).

– Хина! – бросилась ко мне Элини.

– У нас проблемы, – торжественно провозгласила я, поймав девочку и подняв ее на руки.

– Хоть бы раз, – забубнил Эрэд, усаживаясь рядом с Тиури, – ты пришла к нам с хорошими новостями.

Костёр мы, из соображений безопасности, решили не разжигать. Поэтому сидя в полумраке, мне были очень плохо видны лица эхисира и эхисара. Объяснив им создавшуюся ситуацию с преследующими нас отрядами и не одну сотню раз, отмахнувшись от надоедливых и ужасно прожорливых насекомых, я окончательно психанула и попросила все-таки найти или создать огонь. Мужчины переглянувшись, кивнули и разошлись в разные стороны – Тиури пошел в лес (надеюсь за хворостом), а Эрэд к озеру (ума не приложу зачем).

Моей радости не было предела, когда Тагальтек вернулся с огромной охапкой веток, а Хошет, каким-то чудом выловил несколько мелких рыбок. Словом уже через полчаса мы ужинали жареной рыбой и обсуждали дальнейший путь. И вот именно во время этой непринужденной беседы я, наконец, заметила, как устали наши сопровождающие.

Эрэд, всегда строгий и собранный, сейчас больше всего напоминал загнанного в угол зверя. И без того не сильно загорелая кожа, сейчас по цвету могла запросто конкурировать со снегом. Черный гладкие блестящие и всегда заплетенные волосы, в данный момент напоминали паклю столетней давности. Про одежду и говорить не стоило – и туника и шаровары были усеяны дырами (решето, увидев их, удавилось бы от зависти) и кровавыми пятнами.

Тиури выглядел не лучше, а, пожалуй, даже наоборот. Русые волосы приобрели самый непонятный оттенок – серо-буро-малиновый это про них, а их длина только усугубляла положение. Верхняя туника, нижняя майка и штаны так же как у Эрэда, пропитались кровью и обзавелись несколькими дырами. Но больше всего меня поразили изменения, которые произошли с лицом эхисира – ввалившиеся щеки, синие круги под глазами и тонкие губы – добили меня моментально. Вместо Тиури на меня, казалось бы, смотрел совершенно другой человек.