– Чтобы без первой леди… – Грин оторвался от купюры. – Сомневаюсь насчет электората.
– ЛГБТ-сообщество в моде, – в черном поднял назидательно палец кверху. – Нужно прикинуться одним из них.
– Голубым? – подключился к разговору из соседней комнаты Еврик.
– Нет. Голубым у меня не получится. Эти педерасты меня сразу раскусят. Ушлые.
– А кем же тогда? – откинулся на стуле Грин.
– Трансвеститом. Дешево и сердито, – в черном громко хохотнул.
– Да, действительно, – Грин улыбнулся. – И все счастливы.
Николай уже минут десять медленно бродил со счастливым лицом около помойки из стороны в сторону, заложив руки за спину, когда его внезапно окликнули.
– Здравствуйте, Николай Николаевич, – на него смотрела таинственная незнакомка, молодая женщина неопрятного вида. – Весьма признательна за ваш визит ко мне на помойку. Мне, право, так неловко, вы застигли меня врасплох, – она обвела виноватыми глазами территорию. – У меня не убрано, все так разбросано. Какой конфуз.
– Полноте. Не нужно так убиваться, – вдруг ответил Николай в ее манере и сам удивился. – Я вскоре откланяюсь.
– Отчего же? – удивилась она. – Я не тороплюсь. Скажите лучше, как самочувствие Маргариты Николаевны? Здоровы ли? Они, право, так великолепны.
– Маргариты Николаевны? – Николай приходил в себя. – А вы, позвольте узнать, кто будете?
– Я? Кто буду? – женщина пришла в негодование. – Я? Кто буду? Да как ты смеешь, наглец! Да я, – с этими словами она растопырила руки и бросилась на участкового инспектора.
Он сделал шаг левой ногой в сторону, уворачиваясь от обезумевшей женщины, но она ухитрилась схватить его за руку и, применив подножку, повалиться с ним на кучу пустых картонных коробок. После непродолжительной борьбы Николай оказался над лежащей дамой.
– Ну, возьми меня. Возьми, – томно произнесла она и схватила за грудки пытавшегося встать участкового.
– Пустите же наконец, – Николай запыхался от борьбы. – Я вам говорю.
– Ну ладно, – засмеялась женщина-бомж. – Ты что, не видишь? Это же я.
– Кто я?
– Я, Вадим.
– Вадим? – Николай опешил. – Какого черта?
– Шутка. Скучно мне, – Вадим убрал руки с Николая. – Вставай.
Встали, отряхнулись.
– Я агент под прикрытием, – Вадим состроил гримасу. – Вот, как-то так.
– Почему мне не сказали?
– Заместитель не велел, – Вадим поправил парик. – Смотри не проболтайся. Убью.
– Не проболтаюсь.
– Как Маргариту проводил?
– Нормально, – Николай замялся. – В кино идем.
– Молодец, – Вадим хлопнул его по плечу. – Так держать. Про Клаву не спрашивать?
– Не спрашивай.
– Ладно.
– А чего все-таки зам говорил про помолвку?
– Врет он все, – Вадим выставил указательный палец. – Просек, как она на тебя глядела, вот и сказал. Он сам на нее глаз положил, да пролетел. Думал, ей, как и остальным, врать можно напропалую.
Вадим пнул ногой коробку из-под молока.
– Про отца-ядерщика ты зря соврал. Врать не умеешь, так и не начинай. Скажи ей при случае что и как. Не любит она вранья. Это я точно знаю. Хуже всего не любит. Понял?
– Да знаю я, – Николай потупился. – Дурака свалял.
– Хорошо, мне пора, – Вадим огляделся. – Прошвырнусь по помойкам. Пока.
– Пока, – кивнул Николай и взял под козырек.
Отодвинув подальше лак для ногтей, Маргарита взяла кусочек яблока с блюдца. Правая рука привычно потянулась к стопке. С первого дня работы в школе она не мыслила себя без стопки. Каждый вечер, когда она садилась за стол, ее ждало блюдечко с нарезанным яблоком и стопка. Стопка всегда была высокая. И лишь в дни эпидемии гриппа она существенно уменьшалась. А в дни школьных каникул Маргарита и вовсе обходилась без стопки. Все привычно и буднично. Она проделывала это каждый день. Но сегодня необычный день, сегодня день особый.
Она положила кусочек яблока обратно, протянула руку к стопке и отодвинула подальше стопку проверенных накануне тетрадок.
Она собирается в кино. На свидание. Уже давно она мечтала о свидании – и вот свершилось! Правда, у Николая отношения с Клавой, но все равно, одно свидание, без продолжения. Николай ей понравился сразу, а когда, провожая, нес коробку, то еще больше. В огонь масла подлила мама. Вначале она перечислила его положительные качества, затем вздохнула, что скромный, далеко не пробьется по служебной лестнице, нет в нем либеральной, нагло-настырной жилки.
– Но главное, – подытожила она, выходя из кухни, – парень он хороший, а мы с отцом поможем чем сможем, – и немного погодя донеслось: – Мебель придется двигать, детскую кроватку к окну не поставишь.
– Да что ты, мама! – протестовала Маргарита с беспокойством в голосе.
– Не переживай. Не переживай. Не сглажу.
От неожиданно квакнувшего во внутреннем кармане телефона Чертополох вздрогнул, кинул взгляд на трибуну и достал гаджет. Поступило сообщение от жены. Дословно было написано следующее: «Ежик, не забудь молоко, сметану, творог. Твоя Котя».
Сидор Артемьевич просил жену звать его, как и прежде, Кротиком. Но она сказала:
– Нет, Кротя. Ты префект и должен быть ершистым, а не пушистым кротом. Иначе тебя съедят. Будешь Ежиком, а я, как и прежде, останусь для тебя Котенком или…
– Котей, – обреченно ответил Ежик.
И вот он уже три месяца как Ежик, но к должности префекта не привык, очень суетно. Единственное, что нравилось, так это служебный автомобиль.
До служебного автомобиля у него был велосипед, собранный еще при советской власти. На нем он ездил в музыкальную школу, где давал уроки на аккордеоне.
Но спокойная, размеренная жизнь педагога закончилась три с половиной месяца назад, когда из телефонной трубки раздался голос шурина. В присущей ему манере тот настаивал на переводе тогда еще Кроти на освободившуюся должность префекта.
– Почему я? – ужаснулся Сидор Артемьевич.
– Мы победили на выборах и сформировали свою команду, – приказным голосом шурин давил из телефонной трубки, – и не позволим стороннему человеку руководить префектурой. Ты, Сидор, в составе команды будешь достраивать достойный общественно-политический строй, который в основном уже построен.
– Я же не строитель, – пытался возражать Ежик. – Я музыкант.
– У тебя будет помощник, – успокаивал его шурин. – Он все сделает за тебя. Выбирайся из своей глуши.
Через две недели Сидор Артемьевич сдался и переехал в префектуру. Почищенный и смазанный велосипед остался ждать своего хозяина в сарае.
Отключив звук телефона, Чертополох положил его обратно во внутренний карман и обвел взглядом присутствующих.
Николай кинул взгляд в сторону холодильника. Только что он доел полторы котлеты с макаронами и соленым огурцом. Все. Холодильник можно отключать, он пуст. Обычно он ужинал у Клавы. Ее холодильник всегда радовал желудок. Но сегодня он не мог пойти к ней, он шел с другой девушкой в кино. Это было неправильно, и он понимал это, но ничего не мог с собой поделать.
«Один раз, и все», – твердил он себе.
Маргарита не заставила себя ждать. Перед сеансом они ели мороженое и пили кофе.
– Теперь не усну, – улыбнулась Маргарита. – Кофе после обеда для меня противопоказан.
– А я и так, похоже, не усну, – Николай набирался смелости. – Но если про кофе, то он на меня не действует. Так-то бодрит, но на сон не влияет.
Перед фильмом показали, как группа российских ученых провела глубокие исследования и доказала западным христианам, что человек произошел не от обезьяны.
Православные отказываются признавать своим дедом гориллу и заявляют, что, согласно Святому Писанию, Бог создал человека по образу и подобию своему. А также настаивают, что те, кто в этой жизни жили по законам Божьим, в другой жизни сынами Божьими назовутся, но никак не сынами мартышкиными.
На эти, по мнению западных ученых, бездоказательные доводы российских ученых западные ученые доказательно заявили: «Покажите хотя бы одного человека, который побывал на том свете». А поскольку таковых не имеется, то человек, а именно западный, либеральный человек, произошел от обезьяны.