— Я Най — сказала я, протягивая ему тарелку, тем самым намекая, что мыть посуду тоже не умею.

— Най? — он вскинул брови. — Не обижайся, но странное имечко. Та-акое длинное… И посуду вымоешь ТЫ — обе тарелки перекочевали обратно ко мне в руки.

— А че я? — во мне снова вякнул вредный подросток, которому все простительно.

— Потому ЧЕ я и еду ловил, и готовил — откликнулся этот гад, натянул рубашку, пока не застегивая, и начал осматривать свой плащ. Я про себя решила, что да, пожалуй, это будет справедливо. Но в следующий раз фиг я так быстро уступлю!

Я прошествовала к озеру, и принялась тщательно отмывать тарелки врученной мне губкой, когда-то бывшей мирным морским водорослем.

— Имя у меня вообще-то Нэнайе, но мне оно не очень полное нравится. Для меня тоже странноватое — бросила я через плечо, посчитав нужным уточнить.

— Нэнайя?

— НЭ-НАЙ-Е! — гаркнула я по слогам. Спасибо, Саура, даже аборигену имечко непонятно.

На поляне воцарилось гробовое молчание, для меня показавшееся слишком уж долгим. Я обернулась, озвучивая вопрос, как же мне звать его.

Эльф не отреагировал. Забыв вытащить руки из сумки, он глядел на меня примерно так же, как я смотрела на Клеона, когда увидела в первый раз. То есть он был в шоке! И что такого поразительного я сказала, сама того не заметив?

— Ты чего застыл как стоп-кадр?

— Лет тебе случайно не восемнадцать? — Ожила эта статуя, задав вопрос тоном как на грани смеха-истерики.

— Откуда ты знаешь? — Теперь уже я вылупилась на него. Но истерика прошла, даже не начавшись.

— Да так… Кстати, меня назвали Диннариэль. Но это тоже слишком длинно, потому не обижаюсь на Динара. — Перевел он тему.

Хм-м… А эльфы умеют определять возраст чутьем? Не помню. Что происходит…

Я посмотрела на него, попытавшись просверлить насквозь. Но не доросла, к сожалению, до приобретения таких навыков. Крепко ушедший в себя собеседник моих потуг даже не почувствовал.

— Ясно, запомню, а то ушастым тебя кликать как-то неэстетично — я повернулась обратно к тарелкам.

Эх, и в дальнейшем такие навыки мне не грозят. Ни сверлительные, ни испепелительные. Стихиями Бестианы не владеют, только себе подобными. Хотя… Внушение. Запугивание! Насчет последнего, я сильно сомневаюсь, что это способность. Если уникумы умеют частично превращаться в зверей, это и будет запугивание. То ли лампа в лицо, то ли сразу две — на месте глаз.

И клыки в три ряда нежной улыбочкой.

Сразу все что знаешь, выложишь!

Я еще раз через плечо коварно посмотрела на эльфа, прикидывая, как бы это его запугнуть получше. Если что, если вдруг…

Он продолжал изображать роденовского мыслителя. Я даже хотела сострить, что у него сейчас мозги через уши полезут, не выдержав предельного напряжения, но не успела.

— Можешь рассказать, как ты сюда попала? Ты сразу угодила к этим выкидышам человечества?

— Нет не сразу. А тебе какая разница?

— А если просто интересно?

— Просто, как же — проворчала я, таща тарелки обратно. Эльф честно сделал вид, что не услышал и вообще он весь такой наивный и открытый, ничего такого у меня и не выпытывает. Это мне показалось, на нервной почве.

— Так как?

— Вообще-то я и правда угодила к ним сразу. Но смогла сбежать. Повезло попасть к ведунье. Она меня приютила, и провела ритуал, дала увидеть свою душу. — Эльф кивнул, видимо, он об этом ритуале был наслышан. — Мы поговорили, она мне рассказала, кем я в перспективе могу стать. Потом меня нашли и похитили эти… как ты там их назвал? Вот-вот. Эти самые. Потом случился ты. Все.

Его этот краткий отчет не удовлетворил, эльф, похоже, желал услышать рассказ в подробностях, в лицах и с выражением. Ага, как же. Так я тебе все и рассказала, коль ты там чего-то уже темнишь.

Мы обменялись недовольными взглядами, но оба смолчали. Этот Диннариэль вздохнул и стал убирать посуду обратно. Убрал эту рубашку, нашел и одел другую, из более плотного материала.

— А… когда мы выдвигаемся? — Лес в сумерках мне чем-то не нравился. Ночной, наверное, произведет еще большее впечатление. Ехать по нему будет, наверное, восхитительно, но ради своего возвращения я как-нибудь переживу.

— Завтра. Сейчас уже садится солнце, и идти поздно.

— Ясно… ЧТО!? Спать в лесу!? Да я тебе что, зверек какой-то!? Тут же полно… тварей всяких, а нас только двое!!

— Именно, и идти ночью при таком раскладе будет очень глупо. Во-первых, у меня с собой амулет, который ставит защитный круг, во-вторых, полезно спать на свежем воздухе, в-третьих, привыкай к таким ночевкам! И в конце концов, сколько можно орать?

— А что, по пути в город еще придется это делать? В смысле, ночевать в лесу? — с подозрением уточнила я.

— На дорогу уйдет около двух дней так что да, придется.

Я ошалело на него посмотрела.

***

Кому-то доводилось спать в совершенно незнакомом лесу, в жутком незнакомом мире, под одним одеялом с мирно сопящим и ко всему равнодушным остроухим попутчиком, под звуки деятельности загадочных тварей? Когда вместо постели всего лишь тонкое походное одеяло, сквозь которое прощупываются все неровности, вместо подушки только собственная рука, а вместо ночника среди деревьев светят чьи-то глаза!?

Я искренне не советую пробовать. Меня даже не смущало наше совместное, кхм, ложе. И ложем-то это назвать язык не поворачивался, да и эльф ко мне относился абсолютно без всяких там. Что меня в принципе устраивало.

В отличие от того, что вокруг.

Сначала, когда я расталкивала Диннариэля с просьбой проверить что там такое и работает ли защитный круг, он честно вставал и тянулся к своему амулету, после чего бормотал что-то, что должно было меня успокоить, и падал обратно. Разве что не храпел, а так — вытянулся, запрокинул голову с беззащитной шеей (на радость местным вампирам, если они тут ошивались) и беззаботно дрыхнет, и хоть бы хны ему! В третий раз я получила лишь лекцию на тему: кто я есть, куда смотрели мои родители, когда воспитывали такое пугливое чадо, и вдобавок ко всему этому прилагалась подробная инструкция о том, куда мне надо идти со своими зверьми и страхами. Причем так убедительно рассказывал, с выражениями, что я чуть действительно не пошла. В четвертый раз меня кратко и ёмко послали, не открывая глаз, а в пятый вообще проигнорировали, дрыгнув ногой и натянув походное одеяло до острых ушей.

Я перетянула на себя почти все это одеяло, укрывшись им с головой, и вцепилась в плечо спящего ушастого, словно бы это спасло меня в случае чего. Наверное, часа в четыре ночи, точнее уже утра, глаза слиплись окончательно и я задремала. Однако все равно поминутно просыпалась и вскакивала от посторонних шорохов.

Еще через пару часов я так сильно хотела спать, что мне было уже глубоко фиолетово, съедят меня или нет. Но теперь мне не давала спать сама «постель» если можно ею назвать одеяло, лежащее на земле. Каким бы оно ни был теплым, каким бы оно ни было мягким и плотным, оно не сравнится с обычной нормальной постелью. Хотя бы из-за впивающихся в бока мелких кочек и веточек! Теперь я создавала больше шума, чем все лесное зверье, пыхтя, ворочаясь, укладываясь, кряхтя, бурча что-то себе под нос, и снова ворочаясь. Диннариэль, наверное, не проснулся лишь потому, что до этого вымотался, вскакивая из-за меня каждые полчаса, и теперь спал как убитый, наверстывая упущенное.

В общем, даже подремать мне в эту ночь так и не удалось. Остроухий проснулся рано: когда солнце лишь надумало вставать и высунулось из-за горизонта на треть. Проснулся безо всяких там зеваний и продирания глаз, просто в один момент спокойное дыхание прервалось вздохом, и он открыл глаза. И наткнулся на мой безумный взгляд. Видок у меня был тот еще: нечесаные (ибо нечем, даже одноразовой вилки нет, ха-ха) волосы встрепаны, лицо помятое и не выспавшееся, под глазами наверняка мешки. Иначе говоря, я была страшна, как атомная война и удивляюсь, как он спросонья вообще узнал меня, а не принял за какую-нибудь кикимору.