Но психология по своей сути особо не интересовала Женю. Не совсем отвратительно, но и не сфера научных предпочтений. Понимать других людей – это важно и полезно, но для этого не нужно никаких манипуляций. «Если люди, – размышляла Женя, – будут прямо говорить о своих намерениях, планах, то чудесным образом в социуме возникнет абсолютное понимание. Но люди, к сожалению, так устроены, что зачастую темнят и скрывают правду, поэтому ее приходится доставать через специально обученных для этого специалистов. «Сюжеты из далекого детства прочно входят в бессознательные структуры нашей психики – мозг воспринимает это за своеобразную реальность, которую затем пытается неоднократно повторить. Человек же, не понимая данного механизма, обречен сталкиваться с однородными проблемами в своей жизни – плохой партнер, алкоголизм, наркомания, пристрастие к азартным играм и т.д. Более того, пациент осознает негативное влияние данных явлений на свою личность, однако ничего с этим сделать не может…» Ну в смысле не осознает, в смысле ничего сделать не может? Ведь не хочет, правильно? Ему охота, чтобы его пожалели, мол, ты вот такой бедный, давай мы тебе всей планетой сейчас отсосем и жить проще станет, а? А потом внезапно оказывается, что у нас половина всего населения – откровенные чмошники, из-за своего инфантилизма не способные даже нормально жопу вытереть, а я молчу уже про общественно-полезные работы».
«С другой стороны, если целью индивида становится достижение колоссально важных для общества целей и выполнение своеобразных миссионерских задач, то это обнажает в глазах специалиста целый комплекс проблем: непризнание родителями, неудовлетворенность бытом, отсутствие прочных дружеских и любовных отношений, плохой контакт с обществом, из-за которого человек вынужден пребывать в одиночестве, вероятны проблемы с самооценкой…»
Дальше Жене читать не хотелось. Как бы она не хотела спорить с авторами учебника, понимала: все, что написано там, – правда. Конечно, неудобная и некрасивая, но именно такая, какая есть.
Желание построить другой мир вызвано отторжением нынешним. Стремление двигать науку связано с неспособностью проявить себя в чем-то другом. Мотивация на трату кучи сил для написания многочисленных работ с еще более многочисленными выступлениями имеет основу в виде трудного схождения со своими ровесниками.
Она хочет изменить мир, чтобы наконец-то чувствовать себя комфортно, хочет подстроить его под себя. Но можно ли допустить это, не меняясь самостоятельно? Можно ли создавать новые Вселенные, придумывая для них уйму физических законов, химических формул и логических закономерностей, имея в голове консервативные установки, из-за которых свободное мышление не может пробиться за железный занавес стереотипов даже при наличии по-настоящему высокого интеллекта?
Если все проблемы, как изучалось на прошлых темах психологии, из детства, необходимо в него окунуться. Женя, направив ничего не выражающий взгляд в потолок, начала вспоминать. Первыми на ум приходили относительно недавние радостные события: вручение красного аттестата с золотой медалью и успешное поступление на бюджет мГУ по той специальности, которая ей уже давно нравилась; радость родителей, особенно отца, когда в их семье шесть лет назад родился брат Жени – Илья; прекрасное восемнадцатиление, на которое родители подарили машину – пусть русский автопром, к тому же б/у, но зато это своя машина, в скорое время девушка успешно освоила обучение в автошколе и с первого раза сдала на права, однако к вождению быстро охладела.
Отец, узнав о появившимся нейтралитете к транспортному средству, конфисковал его к себе под предлогом «чего добру просто так стоять». Вообще, с отцом у Жени всегда были своеобразные отношения. После его смерти, которая случилась от инсульта уже больше года назад, девушка была уверена в своей бесконечной любви к этому человеку, но когда испытываешь любовь, то не надо ее себе объяснять, не надо ее оправдывать. Любовь либо существует, либо нет, а всякие предлоги, условия – этакие торги, когда на самом деле ничего нет, но общество уверяет, что что-то должно быть. И начинаешь сам себя зомбировать.
Дело в том, что Михаил Федерович (так звали отца Жени) всегда хотел похожего на себя сына военного, который ни на шаг не будет отходить от папки и под его властным взглядом станет Героем России во всех возможных битвах и войнах. Сын получился, но слишком поздно. А первый блин, как говорится, come on – родилась дочка. Не то чтобы это вызвало огромное разочарование у Михаила Федеровича, но он как будто отказался воспринимать Евгению Михайловну как лицо женского пола. Строгость воспитания, нескончаемая пропаганда мужских занятий и увлечений и даже организация досуга дочки была выбрана по суровому мужскому укладу. Когда Женя испытывала всякого рода неудачи и затруднения, то испытывала в ответ от отца на это гнев и какое-то даже презрение, казалось, ко всему женскому роду.
Девушка резко вспомнила одну ситуацию, от которой сейчас участился пульс: будучи еще семилетней девочкой, Женя, найдя в чемодане отца какие-то бумаги, которые отлично подходили для подарка любимому папочке, решила, используя новые цветные карандаши, нарисовать всю семью на фоне леса – может быть, во время похода за грибами, а может просто во время прогулки по сельской местности. Получалось чудесно, ведь карандаши, купленные специально для обучения в первом классе лучшей гимназии города, были невероятно яркими и прочными. Разукрасив один лист, девочка незаметно для себя перешла к другим, где так же вся семья была изображена счастливой на фоне различных пейзажей: море, озеро, небоскребы, пустыня, тропики, Красная Площадь и т.д. Естественно, на данную творческую выходку ушло около полудюжины папиных бумажек.
Вернувшись домой слегка позже, чем обычно, Михаил Федерович, раздевшись в спальной и посетив туалет, сразу же пошел на кухню, где его ждал ужин, сделанный любящей кроткой женой.
Ожидая, пока папа поест, Женя была в предвкушении того, что он зайдет к ней, по обыкновению спросив: «Как дела у моего солдата?», однако, проронив тихое «благодарю» супуге, он снова вернулся в спальню.
«Ну, сейчас он точно выйдет! – думала девочка и тихо ждала прихода папы. Шло пять, десять, пятнадцать минут, но никто к ней так и не зашел, – Наверное, у него сегодня просто плохой день, но ничего! Сейчас я покажу ему свои рисунки, и он точно обрадуется!» – героически спрыгнув с кровати и собрав в кучу множество листов, Женя, со сверкающими от своей задумки глазами, пронеслась по гостиной, случайно столкнувшись с мамой, которая была в белом и горячем от жара плиты фартуке.
– Ты куда это бежишь, зайчонок? – спросила она.
– Я к папе, мне надо… – не договаривая, Женя попыталась пробраться дальше, однако руки мамы схватили ее за плечи, не давая двинуться дальше. – Эй, ты чего? – не понимая данного жеста, Женя посмотрела со слегка дурацкой улыбкой на внезапно ставшим серьезным мамино лицо.
– К папе нельзя, он работает! Иди поиграй в своей комнате, – поворачивая Женю назад и подталкивая ее в сторону от спальни, ласково сказала женщина.
– Но я быстро, мне просто отдать… Ну вот, погляди! – Женя, не понимая причин запрета пройти к папе, протянула свои прекрасные рисунки, ожидая возгласы удивления и признания своих гениальных способностей.
Но того, что было далее, маленькая девочка вовсе не ожидала. Мама внезапно вырвала листы и судорожно перебирая и осматривая их, прошептала: «Что ты наделала, Женя!». И, забыв про все на свете, сама буквально вбежала в спальню. Женя, так до конца не поняв эмоциональной окраски маминого удивления, засеменила за ней и вбежала в комнату, ожидая услышать совместные возгласы радости родителей, но увиденное было ей абсолютно непонятно.
Михаил Федерович лежал на полу, смотря круглыми и красными, как кровавая Луна, глазами в какую-то невидимую точку перед собой. Он был раздет по пояс и сидел на полу, оперевшись спиной на шкаф. Одна рука со следами только что сделанного укола, а также с многочисленными следами сделанных ранее уколов лежала на колене. Ее цвет немного поменялся, стал бледнее. Во второй руке был зажат шприц, в котором осталось совсем немного зеленой жидкости. Папино безэмоциональное лицо украшала жуткая улыбка, левый угол которой неестественно тянулся вверх, а с правого медленно стекала слегка зеленоватая слюна1.
