Я начал молиться Христу о прекращении подобных мучений настолько честно и открыто, что вернуло меня в самые лучшие годы, когда я только начинал воцерковление… Я тогда так молился что, наверное, позавидовали бы даже монахи.

Утром я уже в 6 утра был на ногах и собирался в дорогу, которую задумал уже давно. Когда я пришёл в порт, где стоял мой красавец «Голландец», то осмотрел его с великим восхищением.

Этот корабль я построил на свои деньги, и в него была вложена вся моя душа без остатка, хотя Джоанн даже ещё не знает о существовании моего «Флагмана», как я его называл про себя. Жена верит в мою легенду о том, что я постоянно нанимаю корабли для своих дальних плаваний и не имею постоянного судна.

«Голландец» был моим любимейшим детищем, могучим воплощением моей мечты, летучим кораблём, о котором я фантазировал в юности.

На «Голландце» я перевозил специи и прочие диковинные вещи в разные страны. Благодаря своему кораблю, я сделал очень много из того, чтобы обеспечить нас с Джоанн всем необходимым. Когда я уплывал из нашего с ней свитого «гнёздышка», то всё превращалось в кошмар, так как я переживал каждый раз о том, что Джоанн будет одна и что – нибудь с ней может случиться. Я переживал о том, что моя жена волнуется из – за того, что мы с ней не можем зачать ребёнка, что подтолкнет ее к связи на стороне… Но каждый раз я корил себя за эти мысли.

В моей команде были мои самые преданные друзья. Самый мой близкий друг (родной брат), которого мы в шутку называли «Ключник», так как он всегда носил с собой две связки ключей от всех кают на корабле.

Ключник был очень крупный священник (иерей Петр (Лисицкий)), который путешествовал с нами постоянно в разные места и очень любил помогать нам в дороге, причащая нас Христовых тайн, исповедуя команду, когда кто – нибудь из нас совершал грех.

Ключник был очень набожен и часто закрывался в своей каюте, не выходя из нее днями и неделями. За откровенным разговором Ключник мне рассказал, что всё время он молится внутри своей «кельи», как он её называл.

Часто Ключник заходил ко мне в каюту капитана и долго со мной разговаривал, пока я сидел и изучал карты, по которым нам надо было плыть ещё очень долго.

Часто мы любили с братом пить чай и разговаривать на различные духовные темы, которые интересовали нас обоих. Я очень сдружился с ним ещё в детстве.

Он любил читать Библию и прочие важные для любого священника книги ещё тогда… Хотя… Не только священник должен читать такую литературу, но, к сожалению, данная тенденция очень характерна для нашего времени, в котором нет ни одной рациональной мысли, ни одной жизненной идеи и глубоких философских размышлений, что порой меня огорчает до глубины души.

Ключник был высокого роста, около 3 с лишним метров. Он был широкоплечий, мускулистый, длиннобородый.

Его усы соединялись с бородой, что придавало шарма этому священнослужителю.

Он часто смотрел вперёд и наблюдал за тем, как матросы ремонтируют «Голандец», постоянно шныряя то взад, то вперёд по палубе с ведрами и швабрами.

Очень часто Ключник смотрел на то, как я отдаю команде приказы и иногда ругаюсь на них, когда матросы делают что – то не так, как я задумал. Ключник часто поднимал свои руки вверх и смотрел на ключи, которые были очень тяжёлые, сквозь кольцо, на котором висели ключи. Оно было большим и очень массивным по сравнению с его ладонью.

Мне было страшно, когда я видел Ключника в полный рост и в полном облачении (ряса, филонь, поручни, тяжёлый иерейский крест).

«Великан», как мы его называли, был очень большим, его все любили за доброту и постоянное стремление помочь другому человеку.Несмотря на то, что наш

Священник был очень скромен, но порой в нём что – то просыпалось – что – то звериное и жестокое, шедшее откуда – то из глубины его души.

Я часто с ним говорил на эту тему, но брат никогда мне не рассказывал о своём внутреннем эго, которое постоянно хотело вырваться наружу. Моя попытка понять, кем является этот аскетичный гигантский добряк натыкалась на рифы в глубинах души Ключника.

Был случай, когда Великан спас упавшую в море собаку одной пассажирки, поймав за ошейник зверька налету уже за бортом корабля. Это было эпично. Ключник достал собачонку, словно котёнка из воды, и даже потом погладил, хотя к собакам и кошкам был равнодушен.

Однажды священник меня подозвал к себе, поманив указательным пальцем. После того, как мы зашли в каюту капитана (мою каюту), Великан виновато показал на задушенного им моего любимого кота Василия (я его назвал так в честь моей любимой страны России, куда мы часто приезжаем с Джоанн помолиться в православных храмах Святой Руси. Я даже уговаривал жену эмигрировать в Россию, но она совершенно не согласна со мной, говоря, что мы с ней и так хорошо живём, а молиться можно и у нас).

Я, конечно, расстроился, так как кот был мой любимый, и мы с ним очень много прошли вместе невзгод и неоднократно плавали в дальние плавания:

– Отец Пётр, не переживай, Васька был старый кот, поэтому скоро и так уже должен был помереть, а я ждал, что он не сегодня, так завтра помрет. Жаль, конечно, Ваську… мышей ловил на корабле, ласковый был. Ладно.

О. Петр сидел, угрюмо смотря на гладь океанской воды, произнес:

– Да… Не остаться бы среди этих бушующих волн… Эх, не остаться бы среди этих волн. Как я боюсь этого сатанистского океана.

В то время, как корабль готовился к отплытию, я был дома со своей Джоанн.

– Не плыви, Джон, не плыви, дорогой! – жена обняла меня и плакала на моём плече, изредка всхлипывая. – Ты хочешь плыть на Пасху, но это ведь грех. Ты ведь знаешь, что этого делать нельзя. Побойся Бога, если меня не жаль!

Я сидел, казалось, ни жив, ни мертв, так как истинное назначение знал лишь только Бог, он и еще одна сущность. Я смотрел на жену, и моё сердце сжималось все больше и больше, даже сковывала порой какая – то боль, но не та, которая мучает тело, а другая, не щадящая ни единого сантиметра живой высшей материи под названием душа.

– Джоан, что бы ни случилось, я к тебе приплыву, жди меня, и я обязательно вернусь к тебе… Поверь… Я должен это сделать ради нас с тобой…Я должен… Ты меня поймешь со временем. Это все ради тебя!

Джоан с совершенным непониманием смотрела на мужа, и пыталась понять, о чем он говорит.

– Я тебя не понимаю, дорогой. О чем ты?

– Ты со временем поймешь все, Дорогая женушка, все поймешь.

С этими словами я убрал руку Джоанн со своего плеча и молча вышел из дома, схватив по пути свою курительную трубку, подаренную мне любимой женщиной, которую я скоро оставлю.

Я пошёл в таверну, чтобы немного залить своё горе пивом: «А зачем я поплыву? А надо ли плыть? Меня никто не заставляет», – с этими мыслями я пошёл в парк, где мы с Джоанн всегда сидели под Луной после моего очередного странствия. По дороге меня не покидали мысли и вопросы, постоянно сменяющие друг друга, словно играли в чехарду: «Что я ей скажу? Я ведь действительно плыву продавать специи, что тут такого? Нет. Страшно. Я ведь плыву в Бермудский треугольник, чтобы там совершить этот ритуал, о котором мне говорил проклятый колдун несколько лет назад. Как же мне страшно делать задуманное, но мне некуда деваться – я буду проклят, наверное, навсегда. Может… не плыть. А сходить и покаяться о. Петру?» – мысли путались в моём сознании, и я постоянно оборачивался назад, чтобы удостовериться, что никто не слышит меня. Такая мания преследования была, судя по всему, очень логична в состоянии, в каком я был тогда.

Наверное, каждый задается вопросом, почему Филипп Ван дер Деккен так страшится открыться своей жене, но я не знаю ответа на этот вопрос.

Я проснулся ночью от того, что меня некая неведомая сила потянула к «Голландцу». Я молча встал с постели, тихо открыл уличную дверь и вышел на крыльцо. Какое –то время я вдыхал воздух, пытаясь насытить им свое тело и душу, но мне было трудно это сделать, так как я очень переживал из – за Джоанн и ее состояния, но сделать это необходимо.