Любопытна дальнейшая судьба графства Стратэрн. Формально конфискованное в пользу короля, графство так и не вошло в состав королевского домена. Его передали на правах палатина в пожизненное пользование дяде короля Уолтеру Стюарту, графу Атоллу. Такая щедрость вряд ли была вызвана родственными чувствами. Скорее всего, это была попытка короля наладить отношения с семейством Атоллов, недовольным тем, что сын графа — Дэвид Стюарт был отправлен в числе заложников в Англию. Позднее право наследовать графство-палатинат деда получит внук графа сэр Роберт Стюарт.
Политика конфискаций приносила очевидные плоды. К 1430 г. из пятнадцати имеющихся в Шотландии графств семь — наиболее значимых — вошли в состав королевского домена, та же участь постигла оба герцогства. Известно, что при Олбани королю принадлежало лишь два графства и одно герцогство (доходами от них распоряжался сам регент). Увеличение королевского домена упрочило финансовое положение короля. По данным свитков Казначейства, совокупный доход короля от его владений уже в 1433 г. вырос до суммы не менее 2.000 фунтов, в то время как в 1425 г. он составлял около 800 фунтов[434].
Политика короля в середине 1420-х гг. привела к активному противодействию со стороны знати, заставляя ее объединяться вокруг оппозиционно настроенных лидеров. Отношения короля с семейством Олбани, очевидно, повлияли на рост напряженности в отношениях между короной и крупными шотландскими магнатами. Уже в начале 1427 г. король, очевидно, осознал, что знать не поддерживает взятый им политический курс, и принял решение править, не считаясь политическим авторитетом крупных лордов. По выражению М. Брауна, «даже Дугласы не могли быть уверены в том, что король прислушается к их голосу»[435].
В тоже время, Джеймс, очевидно, ожидал мятежа со стороны своих лордов. Пытаясь каким-то образом обеспечить будущие легитимные права пребывание в стране для своей супруги в случае своей внезапной смерти, Джеймс I в начале 1428 г. привел шотландскую знать к присяге на верность королеве Джоанне. Спустя некоторое время, в период мятежей горцев в начале 1430-х гг, король повторит присягу королеве[436].
В политические планы короля Джеймса I входило также установление контроля над Хайлендом, в это время практически не подчиненном центральной власти и, находившемуся, по образному выражению П.Ф. Титлера, на «вершине своей грубости и невежества»[437]. Политические взгляды Джеймса, сформировавшиеся в Англии, едва ли допускали существование в его королевстве автономных территорий. Если для его предшественников сепаратизм Хайленда был привычен и, вероятно, более или менее, приемлем, то для Джеймса он являлся проблемой, требующей скорейшего решения.
В начале 1427 г. король объявил об очередном созыве парламента в Инвернессе (Центральный Хайленд). Королевский гонец, посланный в Хайленд, чтобы призвать на парламент в Инвернессе Джона Мора — влиятельного лорда из клана Сомерледов, вместо передачи лорду приглашения «случайно» его убивает. При этом никто из северных вождей не посмел обвинить короля в этом убийстве. Хронист клана Макдональдов так процитировал короля, обратившегося к убийце, который, к слову сказать, так и не был наказан за преступление: «I bade ye bring him till me, but forbade ye him to slay» («Я велел доставить его ко мне, но запрещал его убивать»)[438].
На первом же заседании парламента по приказу короля арестовали ряд северошотландских лордов. В их число попали Алистер (Александр) Сомерлед, третий лорд Островов, владелец графства Росс (Master of earldom of Ross). Вместе с лордом Александром Сомерледом были арестованы мать лорда Мария Лесли, графиня Росс и Энгус Дафф (Angus Duff) с четырьмя своими сыновьями (о нем говорили, что он мог выставить в поле 4.000 воинов), родственники и вассалы Сомерледов — общим числом 40 человек[439].
Семейство Сомерледов привлекло особое внимание короля, поскольку на протяжении столетий оно контролировало Хайленд и северные острова. Напомним, что поднявший против Эдинбурга в 1411 г. мятеж лорд Дональд, был главой именно клана Сомерледов. Эта семья была наиболее активна в укреплении контактов с официальным Лондоном и, будучи фактическим союзником английской короны и проводником ее интересов на севере Шотландии, представляла несомненную угрозу устремлениям Эдинбурга установить свою власть в Хайленде. Английская же сторона, умело направляя и, в какой-то мере, контролируя ситуацию на севере Шотландии, была заинтересована в союзе с Сомерледами. Почти всякий раз, когда в этом регионе возникали конфликты, их непременными участниками были подстрекаемые английской стороной сепаратисты из Хайленда. Тот же лорд Дональд Сомерлед для координации с англичанами своих выступлений, напомним, имел подписанную Генрихом IV охранную грамоту, позволявшую ему беспрепятственно пересекать английскую границу для переговоров[440].
Сына и наследника лорда Дональда, который после сражения при Харлоу вернулся в Хайленд, звали Александр Сомерлед. Став лордом он в 1420-е гг. поддерживал тесные отношения с королем Дании, Норвегии и Швеции Эриком, налаженные еще в правление первого регента Олбани. Очевидно, он хотел с помощью интриги вернуть свои земли, находившиеся на северо-востоке Хайленда, обратно под протекторат Норвегии, как это было до второй половины XIII в.[441] Однако норвежский король Эрик не заинтересовался этим проектом. Известно, что норвежский монарх вел в это время параллельные переговоры как с Сомерледами, так и с Джеймсом[442]. Конечной же целью Эрика было не обострение отношений со своим западным соседом, а заключение взаимовыгодного для обоих королевств договора.
Финалом этой интриги стали шотландско-норвежские переговоры 29 июня 1426 г. в Бергене. Там было достигнуто соглашение, по которому норвежский монарх отказывался от любых возможных переговоров с хайлендерами о территориальном статусе Внешних шотландских островов. Джеймс I обязался, со своей стороны, регулярно, без проволочек вносить в казну Норвегии за эти территории ежегодные платежи, до той поры выплачиваемые крайне нерегулярно[443].
Возможно, что именно переговоры лорда Александра с норвежцами стали решающей причиной начала гонений на Сомерледов. В любом случае аресты родственников короля — Сомерледов вполне вписываются в политику Джеймса, боровшегося со своей ближайшей и вместе с тем политически непокорной родней (лорд Островов приходился Джеймсу двоюродным дядей)[444].
На заседании парламента король обвинил хайлендских вождей в том, что они воспользовались его отсутствием и подняли мятеж против королевской власти и верных подданных. Тех из них, чья вина была признана очевидной, тут же казнили, остальных же (к сожалению, источник не указывает их имена) поместили под стражу в ожидании дальнейшего решения короля[445]. Как пишет Пласкарден: «этот парламент заставил горцев убояться короля»[446]. Остальных же привели снова к присяге на верность Джеймсу I.
Что показательно, после приведения к присяге часть хайлендских лордов получила от короля не только должности, но и земли в Хайленде, которые после казней стали выморочными или перешли к короне. Наиболее известными среди них были графы Мар и Кейтнесс, влияние которых, по словам хронистов, на Северо-востоке Хайленда было велико[447]. Перераспределяя выморочные земли среди лояльных местных вождей, король нарушал сложившуюся практику, когда за счет конфискованных земель пополнялась казна. Когда дело шло о Хайленде, Джеймс, вероятно, был заинтересован не столько в доходах казны, сколько в приобретении новых сторонников из числа влиятельных хайлендеров.
