— Достаточно об этом, Меленхевич. Остальное, о том, как осели в Москве, напишите. Вам дадут бумагу, — сказал Фомин.

— Все точно напишу, можете не сомневаться. Но у меня к вам, гражданин следователь, одна просьба. Зовите меня, если можно, Вадимом Петровичем. Привык я уже к этому. И чувствую себя проще.

— Хорошо, — улыбнулся Фомин. — Это можно. И еще один вопрос: до появления Антона Васильевича вас кто-нибудь беспокоил… оттуда?

— Нет, гражданин майор, ничего подобного не было.

— Ну ладно, Вадим Петрович, на сегодня все, — сказал Фомин.

Когда увели арестованного, он вынул из магнитофона пленку и позвонил Михайлову.

— Юрий Михайлович, разрешите к вам…

3

Когда Фомин вошел к Михайлову, тот кивнул ему и молча показал на стул. Мишин докладывал о работе, проделанной им в Катуарах…

— …И вот когда я уже отчаялся найти что-нибудь еще, кроме того несчастного окурка и мальчишек, вдруг появилась эта бумажка. Мы с женой Божкова нашли ее в его портфеле. Две рукописные странички. В них причина его гибели. И я уверен: это стресс. Он был в страшном нервном напряжении. И финал — сердечный приступ в лесу… В них, в этих страничках, все…

Михайлов развернул сложенные вчетверо стандартные странички и начал читать. Фомин слушал, весь подавшись вперед, сжав зубы так, что на скулах выступили желваки. Это была разгадка того, над чем он бился несколько дней. Божков писал о том, что произошло с ним в последней зарубежной командировке, он писал о мучительных днях, последовавших затем, о появлении в Москве человека по имени Павел и заданиях, которые он ему дал, о своей слабости и нерешительности, о роковой ошибке, которую он совершил, не рассказав сразу о том, что с ним случилось…

Когда Михайлов закончил читать, в кабинете на некоторое время воцарилась тишина. Фомин сидел, наклонив голову, и вдруг тихо произнес:

— «Свет»?! Там «Свет», здесь «Свет».

Мишин недоумевающе посмотрел на майора, а Михайлов спокойно заметил:

— Вот-вот, Сергей, «Свет», Евангелие… Помните, я спрашивал о «Славянской миссии»? Здесь в самом деле должна существовать какая-то связь. И я сомневаюсь, что Божков умер своей смертью. Врачи пока не сумели все установить. Ведь после того как сердце его остановилось, прошли почти сутки.

— Ты упоминал какой-то окурок, — сказал Фомин Мишину. — Окурки — такая вещь, что без них детективы не обходятся ни в одной книге.

— Это мелочь. Я уже докладывал Юрию Михайловичу. Нашел в кустах недокуренную сигарету «Ява». Эксперты утверждают, что по времени ее курили примерно тогда, когда погиб Божков. Чего-то там исследовали: пепел или прикус. Сигарета не принадлежала Божкову. В кармане его была начатая пачка «Опала».

— Но, может быть, ее выбросил один из тех, кто наткнулся на труп? — спросил Фомин.

— Может быть… А впрочем, не может. Окурок подсырел, утром была обильная роса. Значит, он пролежал ночь.

— А как же Божкова не нашли раньше? Ведь рядом дачный поселок.

— С просеки и с тропинки его не сразу можно было заметить. И сидел он, словно задремал. Если кто и увидел, мог подумать: отдыхает человек.

— Про мальчишек еще раз расскажите, — попросил Михайлов, — чтобы Сергей Евгеньевич был в курсе. Вам это дело дальше придется сообща раскручивать.

— Если идти от дачи Божкова к этой просеке, то справа есть полянка, ребята там устроили футбольное поле с одними воротами. Божков завернул на ту полянку, когда уходил в лес. Даже по мячу ударил. Ребята хорошо его запомнили. У него яркий спортивный костюм, и внешность его мне они очень точно описали. А еще двое мальчишек тогда же встретили в лесу дяденьку с маленькими рыжими усиками. Тот им прикурить не дал и спешил в ту же сторону, куда ушел Божков. Даже видели, что он побежал за ним.

— А еще какие-нибудь приметы они запомнили?

— Серый костюм, усики. Ну, рост пониже меня, и все.

— Маловато, — сказал Михайлов. — Костюм можно сменить, усики сбрить… Так что пока давайте займемся «Светом». А тут уже может быть цепочка Готье — Кисляк — Божков. И прежде всего надо разыскивать «племянника» Кисляка, может быть, он и есть тот «Пророк», который представляет «миссию». Теперь я хочу сделать вам замечание, Сергей Евгеньевич. Прослушал я еще раз пленку допроса Кисляка. И вот что обнаружил: увлекшись его прошлым и Поповым, которого, кстати, сегодня должны арестовать, вы сами увели его от «племянника». Не спросили, где именно Кисляк видел его с какой-то девушкой на Ленинском проспекте. Уточните, пожалуйста, еще раз этот вопрос. И попробуйте повозить по тем местам. Не исключено, что он найдет тот дом.

Фомин даже побледнел, выслушав этот упрек начальника.

— Сейчас же займусь, товарищ полковник. Это я точно дал маху.

— Время упущено. И этот «Пророк», настороженный арестом Кисляка, мог уже умышленно «потерять» девушку. И снова «съехать» в неизвестном направлении. Кстати, заметьте, он тоже отращивал усики…

4

В понедельник Юрьев встал чуть свет вместе с хозяйкой, уходящей на работу, и сразу направился звонить Кисляку. Но его уже не застал. Купил газеты и вернулся, твердо решив весь день отсидеться дома. Но в полдень ощутил голод и пошел обедать. Район этот был ему уже хорошо знаком, потому что поблизости жил Божков. У Моссовета по подземному туннелю вышел к ресторану «Русская кухня». В зале было прохладно и немноголюдно. Заказал окрошку и мясо в горшочке.

Наблюдая за компанией молодых людей, среди которых была девушка, чем-то похожая на Ольгу, стал вспоминать вчерашнюю поездку за город. Свежий ветер и теплое солнце. И веселый смех Ольги. И ее печальные глаза, когда она рассказывала о своей неудачной судьбе, о бывшем муже. А ему казалось, что с ней бы мог идти легко и просто, слушал ее голос, радуясь ее непосредственности и доверчивости.

После обеда бродил по улице Горького, на улице Чехова долго стоял у старой, чистенькой, недавно отреставрированной церкви. В голубое небо упирались купола. Церковь не работала. Это был просто памятник прошлого. А люди шли в кинотеатр, построенный уже теперь. Но ведь православная религия когда-то была могучей властью над душами в этой стране, стране его предков. Даже цари и те трепетали перед главами церкви. Но вот она утратила свою власть под силой новых идей. Дети здесь знали, кто такие Маркс и Энгельс, но вряд ли сумели бы объяснить, что такое Иисус Христос.

Юрьев вдруг почувствовал, насколько мелка и неперспективна миссия, с которой его сюда направлял Хаас. Браун — другое дело.

Вера… Она давно пошатнулась в нем самом. А здесь рушились последние мосты, связывавшие его с ней. «Царство сатаны», в которое он попал теперь, действовало на него отрезвляюще. И злило, что столько лет он наивно готовил себя к борьбе с этим «царством», причем с помощью божьего слова.

Что им руководило сейчас? Пожалуй, одно — программа, заданная Брауном. Хаас давно отодвинулся на задний план. Понимал его только Браун. Павел не думал уже о деньгах, которые регулярно перечислялись на его счет, не думал он о безоблачном будущем, которое ему сулили после возвращения. Он был рабом этой программы и должен был, как робот, четко выполнять ее.

Дождался вечера, позвонил Кисляку. Тот упорно не снимал трубку. Ни в восемь, ни в девять, ни в десять. Он было даже решился съездить туда сам, но потом передумал и устало отправился на новую квартиру.

Рано утром в пятницу Кисляк опять не ответил. Тогда, незадолго перед обедом, Павел решил позвонить ему на работу. Набрал номер. Когда на другом конце провода ответил женский голос, попросил Вадима Петровича.

— Мария Ивановна, тут Кисляком интересуются, — услышал Павел. — Что ответить-то?

Через некоторое время в трубке прозвучал другой голос, видимо принадлежавший Марии Ивановне, которая спросила, кому требуется Вадим Петрович.

— Это племянник, — после некоторого колебания ответил Павел. — Вы же ему, я знаю, наряды выдаете. Он сам телефон давал.