Драган повернулся ко мне.

— Сколько ей лет? — спросил он о Сильве.

— Три года.

— Да, время летит, — бросил он и поднялся со стула. Ему явно было не по себе. — А мы с вами встречаемся второй раз.

— Не помню. Возможно. — Я вытерла Сильве руку, испачканную шоколадом.

— Это было давно... Когда молодой Велев прострелил руку своему отцу... И вот теперь снова, — уточнил Драган.

— Просто пути наши не пересекались. — Его внешнее спокойствие начало меня раздражать.

— Пусть так! Но вы ведь знаете, что я не питаю к вам особого уважения.

— Допускала такую мысль.

— Мне хочется ясности в этом вопросе еще до начала нашего разговора.

— Зачем я вам понадобилась? — спросила я его и подумала о Венете и ее матери. Как, должно быть, трудно ежедневно слышать этот подавляющий любые эмоции голос.

— Мы с Велико — товарищи по борьбе, а вы — его законная жена.

— Да, это так.

— И все, что затрагивает его, касается и меня.

— Да, допускаю.

— Известны ли вам эти письма? — И он выложил на стол несколько пожелтевших от времени конвертов. Это были письма Ганса. Моя тетя поклялась никому ничего не прощать и сдержала слово...

— Конечно. Они мои, точнее, они адресованы мне.

— А не могли бы вы подробнее рассказать об этом? — Он наклонился надо мной, держа письма в руке.

— Это допрос или любопытство?

— Называйте как вам угодно.

— Оказавшись в тупике, я искала для себя выхода. Но не в политике — в людях. А Ганс, хоть и немец, был неплохим человеком.

— Но это был гитлеровец.

— Нет, торговец. Он ненавидел политику. И был таким же одиноким, как и я. Если бы я согласилась уехать с ним, мы отправились бы в Швейцарию.

— А поскольку это ему сделать не удалось, вы ухватились за более слабого — за Велико.

— Хотите, я буду откровенной?

— Именно для этого я и вызвал вас.

— Нет, Велико оказался самым сильным человеком. Я полюбила его не потому, что он коммунист и обладает властью. Полюбила его душу. Велико доверяет мне. И никто не может запретить мне быть рядом с ним.

— Должен в свою очередь признаться, что в этом я убедился.

— Тогда в чем же дело?

Драган не ответил. Он подошел к письменному столу и протянул мне какие-то фотографии.

— Вы знаете этого человека? — произнес он ледяным тоном.

— Это управляющий имением моей тети. — Странно, почему он о нем спрашивает. Мы с управляющим попросту не выносили друг друга. Он всегда считал, что я — главное препятствие в его карьере.

— А когда вы с ним встречались? — настойчиво продолжал спрашивать Драган.

— С тех пор как он в сорок четвертом году бежал за границу, я его в глаза не видела. — Таинственность нашего разговора начала раздражать меня.

— А с вашей тетей Стефкой Делиевой?

Наши взгляды встретились. Драган показался мне сосредоточенным, уверенным в своей силе. «Неужели Велико ему рассказал?.. — Чудовищное подозрение зародилось в моей душе. — Разве он не понял меня в тот вечер? А может быть, он подумал, что я стала слабой? В чем же он усомнился, раз обратился за содействием к Драгану? К человеку, который в самый трудный момент отрекся от него... А может, он просто хотел безболезненно вырвать меня из моего прежнего окружения, чтобы сохранить мое спокойствие? Но неужели есть что-нибудь более беспокоящее, чем недоверие? Не ожидала. Мне даже в голову такое не приходило».

— Зачем к вам вчера приходила Стефка Делиева? — уточнил свой вопрос Драган, и я сразу же пришла в себя.

— Наша встреча не имеет отношения ни к политике, ни к вашей власти, — не подумав о том, где нахожусь и с кем разговариваю, ответила я. Не пришлось бы поплатиться за это.

— А точнее?

— Больше я ничего не могу сказать вам. — Мне захотелось убежать куда-нибудь, убежать от себя самой.

— Лучше обдумайте свой ответ. Завтра я опять вас вызову. Этот преступник, — он взял со стола одну из фотографий, — тайно перешел нашу границу и совершает поджоги. Вы должны нам помочь или...

— Мамочка! — пролепетала Сильва.

— Сейчас пойдем, моя девочка... Я снова повернулась к нему. — Сожалею, но я мало с ним знакома. — Сказав это, я стала натягивать перчатки.

Драган снова посмотрел на Сильву, погладил ее по головке. И в эту минуту кто-то стал ломиться в дверь. Послышался крик:

— Драган, пожар! Венета... подожгла себя!..

В кабинет ворвалась и упала на диван жена Драгана. Она совсем обезумела. Накинутая на ее плечи шаль еще тлела.

Я никогда не видела более страшного человека, чем Драган в тот момент. У него скривились губы, как от боли, и он изо всех сил стал трясти жену.

— Лжешь! Скажи, что ты лжешь!..

— Приехали пожарные... Павел вынес Венету всю обожженную! — она рыдала. — Ты ее убил!.. Я предупреждала тебя, но ты ее убил!..

Драган уже не слушал жену. Он сжал губу зубами и до крови прокусил ее, на мгновение замер, а потом как был в одном пиджаке бросился бежать.

И я кинулась за ним, прижав Сильву к груди. Венета подожгла себя... Господи, да что же это такое?..

Я бежала словно обезумев. Сильва ручонками отталкивала меня, требуя, чтобы я опустила ее на землю, но я даже не чувствовала ударов маленьких кулачков.

Пожарная команда уже заканчивала свою работу. Драган подошел к первому попавшемуся человеку:

— Где она?

— Увезли.

— Кто?

— Люди. Ее муж.

Больше Драган ни о чем не спросил. Сунул руки в карманы и пошел куда глаза глядят.

Ушла и я. Сильва, смеясь, подталкивала ножкой перед собой кусок льда, а я ничего, кроме белой пелены, вокруг не замечала. Мне казалось, что весь мир окутан чем-то белым.

И вдруг кто-то схватил меня за руку. Это был старый Велев.

— Не пугайтесь. Все пройдет, — проговорил он и смахнул сажу с рукава моего пальто.

А я еще крепче сжала ручку Сильвы.

— Мне нужно встретиться с Велико! — продолжал он. — Скажите ему! Это очень важно. Хочу, чтобы Венцемир остался жив! Он не должен умереть!

Но я прошла мимо, так ничего и не ответив ему. Могла ли я в такой момент думать о Венцемире?..

Майор Велико Граменов. — У вас есть какие-нибудь вопросы? — спросил я офицеров, назначенных командирами рот в батальон Павла. Это были молодые парни. Новенькая одежда на них еще топорщилась, хотя оружие придавало им бравый вид.

— А если командир батальона предпочтет других, а не нас? — поинтересовался командир одной роты.

— Товарищ поручик, это армия! И мы имеем дело с людьми. К сожалению, командира батальона срочно вызвали, но он вам сказал бы то же самое, что и я. От вас требуется полная самоотдача. Нас ждут тяжелые дни. Может быть, мы не встретимся снова, но запомните, что я вам скажу. Мы станем сильнее, если каждый на своем посту будет сознавать, какая на него ложится ответственность. Завтра утром вы должны явиться в свои роты и приступить к исполнению обязанностей. Вы свободны!

Я и сам не мог понять, откуда у меня взялись эти слова, эта самоуверенность. У меня самого не все ладно, а я напутствую людей, обнадеживаю их.

Все ушли, кроме командира пулеметной роты, все еще стоявшего в дверях.

— Что вы хотите? — спросил я его, хотя знал, почему он остался. Три года назад он был моим солдатом. Я всегда вспоминал его добрым словом.

— Я не забыл ваши слова... «У каждого свой путь — у ездового, у меня, у вас». А что теперь? Неужели я должен вас учить? А если мы все начнем бить отбой, что тогда? — спросил он.

Симпатичный нахал.

— В третьем батальоне всего два тяжелых пулемета, — попытался я уклониться от этой темы, но он вызывающе улыбнулся мне.

— Не выдвигайте на первый план мои трудности. Ими я займусь завтра. Важно, как вы себя чувствуете в данный момент. Разве вы не видите, что все готовы вас защищать? Мы знаем, что вам угрожает, но знаем также и то, что вы выстоите.

— А теперь уходи!