— Постой, нельзя же так! — схватил его за руку староста. — Ладно, все будет, как ты хочешь, но ведь никто пока не приставил нам нож к горлу. В кои-то веки ты появился у нас, и вот тебе раз — сразу уходишь. Хоть вино допей да расскажи что-нибудь про политику. Носятся слухи, что западные силы ополчились на нас. Так как же: дадим сдачи или сами сдадимся?

— Мы никогда не сдавались и теперь не склоним покорно головы. — Велико отвечал на вопрос, а сам думал о своей батарее, о солдатах и об отце и сыне Велевых. — Удвоить посты и без моего разрешения никому их не покидать! — Он взял фуражку и снова обратился к баю Станьо: — С тобой мы договорились.

При выходе из трактира кто-то опять окликнул Велико, но он не услышал. Он торопился, боясь, что каждая потерянная минута может стать роковой. Вскочил на коня и понесся галопом.

Один только бай Станьо догадывался, что творится у Велико на душе, но молчал. Ведь ему так приказали.

Насчет себя Стефка уже решила все. Теперь пришло время подумать о Жасмине. Стефка никогда не допускала и мысли, что настанет день, когда им придется расстаться, что их дороги разойдутся и им не суждено будет встретиться. А она все еще ожидала обещанного ей года счастья. А потом? Стефка теперь понимала, что подошла к самому страшному в жизни — к полному одиночеству и утрате всего того, что принадлежало ей, могло принадлежать ей. И возврата нет...

Фаэтон то и дело подскакивал на ухабистой дороге, и всякий раз Стефка чувствовала прикосновение локтя Жасмины. Она посмотрела на свою потемневшую от солнца руку с набухшими венами, а потом перевела взгляд на ее руку — загорелую, но такую нежную, молодую.

«Она сильная, потому что ей не приходится ночами томиться в одиночестве, потому что ей есть чем их заполнить, потому что все это заслуженно выпало на ее долю. Столько лет я мечтала о такой полной любви ночи, долгой, бесконечной, уносящей в вечность и пролетающей, как один миг. Может быть, я и ее любила потому, что в ней заложена красота жизни и она обладает всем тем, чего сама я лишена. А возможно, это вовсе и не любовь...

Предыдущую ночь Бодуров провел у Стефки и только на рассвете ушел спать к себе.

— Саботаж, повсюду саботаж, — сказал он и вместо ее руки сжал трубку, которую она ему подарила когда-то сразу после их помолвки.

— А что потом? — спросила она, хотя поняла его слова.

— Потом наступит разруха, начнется неверие в их силы. А тогда — наш двойной натиск: как в самой стране, так и извне, — и победа.

— А после этого?

— Возврат всего, что было у нас отнято. Мы примем меры, чтобы никогда уже не повторилось падение, которое нам довелось пережить.

— Один из батраков нашел в конюшне взрывчатку, — сказала Стефка, стараясь при этом посмотреть в глаза Бодурову. — Он прибежал ко мне, потеряв и разум, и дар речи. И я...

— Отпустила его? — Бодуров вскочил, но она снова вернула его в постель.

— Заперла его в погребе. Ждала тебя, чтобы ты распорядился, как с ним поступить.

— Опять я! Все трусят, все предают... Следующей ночью мы отправляемся.

— Вдвоем? — Стефка встала на колени.

— И ты, и Жасмина. Путь свободен. Осталось завершить одно маленькое дельце. Мне нужен Венцемир Велев. Он сейчас находится под домашним арестом. Ему не доверяют. Мы должны вытащить его оттуда. Пусть удар обрушится целиком на семью Велевых. Изменников всегда расстреливают те, кому они продались.

«Как страшно», — подумала Стефка. Ей предстоит оторваться от своей земли, от всего того, что придавало ей силы. И вдруг она вспомнила: сегодня у Жасмины свидание с Венцемиром.

— Где же состоится встреча? — Бодуров возбужденно смотрел на нее, а она пыталась угадать его намерения. В последнее время что-то в нем ее пугало больше, чем когда бы то ни было раньше. Никогда еще она не чувствовала себя столь беспомощной.

— У нас в доме.

— А Жасмина здесь?

— Она никого к себе не пускает.

— Чудесно! Ты побудешь с ней. Пусть она чувствует, что не одинока. Пусть все убедятся, что мы здесь, что мы — часть их жизни. Потом пойдешь к полковнику и под террасой оставишь пакет с взрывчаткой. Но смотри, чтобы тебя никто не заметил.

— Я боюсь, — прижалась к нему Стефка.

Бодуров склонился над ней, положил руку на ее грудь и поцеловал обветрившиеся губы.

— Ты же у нас самая бесстрашная женщина. Теперь я понимаю, что без тебя моя жизнь была бессмысленной.

— Неужели придется оставить дом?!

— Не думай об этом. Помни только о нашем счастье, — ласкал ее Бодуров, а ее сердце, сбившись с ритма, отвечало торопливыми, нервозными ударами.

— Ляг, ляг рядом. Хочу чувствовать тебя рядом с собой. Хочу убедиться в том, что ты не мираж, — шептала Стефка, забыв о страхе и сомнениях. Лишь от него она слышала такие прекрасные слова, и это делало ее счастливой до беспамятства.

Бодуров снова поцеловал ее и встал.

— Наступит и наше время. Приготовься в дорогу. Собери все необходимое. Я буду в погребе. Сегодня ты меня больше не ищи...

Он ушел. В комнате осталось лишь эхо его голоса, а в душе — боль от сознания того, что с наступлением дня они если и смогут поговорить, то только украдкой.

...Жасмина держала Стефку за руку. Возможно, совсем машинально, но держала и гладила ее пальцы. И молчала.

Бай Станьо погонял лошадей что было мочи.

Стефка открыла сумочку, вынула из нее сберегательную книжку и вложила в руку Жасмины.

— Возьми. Я внесла эти деньги, когда ты родилась. С годами сумма возросла. Думала отдать тебе потом, но лучше теперь... — Она не довела свою мысль до конца. Какая-то неведомая мука угнетала ее. Стефке так хотелось быть откровенной с Жасминой, рассказать ей о своей тоске, о трагедии одинокой женщины. Вполне возможно, что Жасмина лишь посмеялась бы над ней, но Стефка испытывала непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь.

— Что случилось? — спросила Жасмина, пораженная щедрым жестом своей тети.

— Это все принадлежит тебе, я не имею права на эти сбережения... И запомни: наш род никогда не погибнет. У него слишком глубокие корни. И не только на этой земле, но и во всей Европе.

— Я никогда не стыдилась своего происхождения, — ответила Жасмина.

— И никогда не должна забывать, чья кровь течет в твоих жилах.

— Даже когда люблю?

— Любовь не имеет с этим ничего общего. Чтобы сохранить чистоту породы, к кобылам подпускают только чистокровных жеребцов.

— А не лучше ли будет, если сберегательная книжка останется у тебя? — спросила Жасмина. — Деньги будут мешать мне жить так, как я хочу.

— Деньги никогда не мешают.

— Да, но заставляют все рассчитывать.

— Не отказывай мне! — Стефка оставалась все такой же задумчивой. — Я выполняю клятву, данную твоему отцу. «Обеспечь ее, — просил он перед смертью. — Пусть не знает нужды...»

— Майор распоряжается в твоем доме, как хозяин, — внезапно переменила тему разговора Жасмина.

— Он в этом доме действительно хозяин, — ответила Стефка Делиева и попыталась представить себе Бодурова в качестве подлинного владельца имения, но его образ ускользал от нее.

«Какой-то заколдованный круг», — думала Жасмина.

— Я люблю его! — Стефка впервые произнесла вслух столь непривычные для нее слова и, смутившись, покраснела. Они показались ей смешными и даже неприличными.

— И ты ему веришь?

— У меня нет иного выбора. — Стефка пришла в себя. — Я тоже человек. Иногда даже гордец должен есть из одной миски с собаками. Не осуждай меня! Я знаю, что делаю.

— Я собиралась тебе сказать, что нашла квартиру, — снова переменила тему разговора Жасмина.

— Имение принадлежит тебе. Я уезжаю. Думала, что и ты поедешь со мной, но тебе лучше остаться. Я никогда не вернусь. Все документы, связанные с передачей имущества, уже подготовлены. Когда понадобится, адвокат вызовет тебя.